– Как я могу дать тебе слово, если я ни в чем не уверен?
– Вношу поправку. Что вы не махнете на все рукой?
Он втянул воздух через нос и выпустил его через рот:
– Хорошо, я не займу нейтральной позиции, видимо, это ты хотел выразить.
Он посмотрел на восемнадцать страниц, лежащих на его столе:
– Будь любезен привести мисс Пинелли в мою комнату без пяти девять утра.
– Не смогу. Она приходит в контору лишь в 9.30.
– В таком случае приведи ее в 9.40 наверх в теплицу, захвати с собой эти бумаги для подписания.
Он взглянул на настенные часы:
– Ты сможешь это напечатать утром, ты же не спал сорок часов. Иди ложись.
Это было настоящим знаком внимания с его стороны, и я почувствовал особую благодарность, когда поднимался по лестнице к себе в комнату. За исключением крайней необходимости Вульф не разрешал его беспокоить с девяти до одиннадцати утра, когда он находился в оранжерее, но в то же время он не пожелал отложить нотариальное оформление своего письменного заявления до того момента, когда сам спустится вниз.
Когда я лег в постель и выключил свет, я задумался о том, просить ли сейчас повысить мне зарплату или дождаться конца года, но заснул, так я не приняв окончательного решения.
Фактически мне никогда не приходило в голову свалить вину на Сью. Я продолжал занимать выжидательную позицию после завтрака в четверг, когда звонил Лайле Пинелли, которая работает секретарем в административном здании на Восьмой авеню и немножко прирабатывает в нотариальной конторе, оформляя различные документы по вызовам.
Составление письменного заявления меня ни к чему не обязывало. Самым важным было решить, как действовать дальше. Поэтому я попросил Лайлу приехать, она тут же явилась, и я провел ее наверх в оранжерею. Она торопилась вернуться назад, но поскольку в жизни своей не видела орхидей, а нормальный человек не в состоянии равнодушно пройти мимо скамеек, вставленных горшками с растениями от самых нежных тонов до тропически ярких и пышных, она вышла оттуда уже после десяти, умилив Вульфа своим непритворным восторгом. Я заплатил ей за услуги и выпустил из дома, прошел в кабинет и спрятал документы в сейф.
Как я только что говорил, я фактически никогда не намеревался свалить на Сью, это случилось помимо меня. В десять минут двенадцатого Вульф, спустившийся из оранжереи ровно в одиннадцать, сидел за своим столом, просматривая утреннюю почту, а я за своим разбирал принесенные им черенки растений, когда раздался дверной звонок. Я пошел в холл посмотреть на визитера, возвратился назад и сказал:
– Кремер. Пойду спрячусь в подвале.
– Проклятие, – заворчал Вульф, – я хотел… Ну да ладно…
– Ведь не существует никакого закона о необходимости отвечать на дверные звонки, верно?
– Нет… мы его примем.
Я пошел, отворил дверь, сказал «с добрым утром» и посторонился. Он перешагнул через порог, достал из кармана сложенную пополам бумажку и протянул ее мне. Я ее развернул, одного взгляда было бы достаточно, но я прочитал ее целиком.
– Во всяком случае, мое имя написано правильно, – сказал я, протягивая к нему обе руки, – надевайте же наручники. Как это говорится, от сумы да тюрьмы не отказывайся.
– Что за шутовство? Оно неуместно… Я хочу видеть Вульфа.
Он зашагал через прихожую к кабинету. Весьма беспечно. Ведь я мог бы выскочить из дома и смыться. С полсекунды я обдумывал такую возможность, но, к сожалению, я не смог бы увидеть выражение физиономии Кремера, когда он понял бы, что я удрал.
Когда я вошел в кабинет, он опускал свои телеса в красное кожаное кресло, одновременно укладывая шляпу на стоящий рядом столик.
– Я только что вручил Гудвину ордер на его арест, – говорил он, – и на этот раз он останется в тюрьме.
– Какая честь, – произнес я, – на протяжении одной недели за мной приезжает не какой-нибудь захудалый флик, а инспектор!
Глаза Кремера были прикованы к физиономии Вульфа.
– Я приехал потому, что хочу объяснить, каково положение дел. Полицейский офицер, явившийся в дом с ордером на арест, имеет право не только действовать по своему усмотрению, предполагается, что именно так оно и будет. Я знаю, как поведет себя Гудвин, он закроет рот, и даже ломом его не удастся открыть. Отдайте мне ордер, Гудвин.
– Он мой, вы его мне вручили.
– Нет, только показал.
Он протянул руку и забрал листок.
– Когда я был здесь вечером во вторник, – сказал он Вульфу, – вы были поражены моей самодовольной глупостью. Именно так вы мне сказали. Все, что интересовало, это кто собирал для вас кукурузные початки. Я приехал сам посмотреть, как вы себя чувствуете сегодня. Гудвин будет говорить, если вы ему велите. Хотите, чтобы я обождал в передней комнате, пока вы это обсудите? Не весь день, конечно, скажем, минут десять. Я дам вам…
Он замолчал, яростно сверкнув глазами. Вульф отодвинул назад кресло и поднимался, ну и конечно же Кремер подумал, что он сейчас уйдет. Вульф не впервые проделал бы подобный трюк. Но тут он направился к сейфу, а не к двери. Когда он отворил тяжелую дверь, я уже был рядом. Если бы он велел мне принести это вместо того, чтобы лезть в сейф самому, я мог бы заупрямиться, даже в присутствии Кремера, но как я уже дважды говорил, я не принял окончательного решения и поэтому спокойно вернулся к своему столу и сел.
Вообще-то говоря, я ничего не был должен Сью Мак-Леод. И уж если ее или меня должны были упрятать в клетку, имелось два основания для того, чтобы это была она. Во-первых, кашу заварила она сама, а, во-вторых, если меня увезут, то от меня будет мало толку в совместной работе. Так что я сел, а Вульф достал бумаги из сейфа и отдал Кремеру.
– Я рекомендую вам сначала прочитать мои письменные показания. Особенно примечательны два последних листа.
За долгие годы знакомства я произвел множество наблюдений над инспектором Кремером, и хотя я не принадлежу к его поклонникам, я должен признать, что у него есть и положительные качества. Изучив заявление, он сперва бегло просмотрел все двенадцать страниц, затем принялся их перечитывать медленно и внимательно. У него ушло на это полчаса, причем ни разу он не задал даже пустякового вопроса и не поднял глаз. И даже когда закончил, все равно никаких вопросов. Лейтенант Роуклифф или сержант Пэрли Стеббинс насел бы на нас на целый час. Кремер ограничился только тем, что поочередно посмотрел нам в глаза, сложил документ и сунул его во внутренний карман, поднялся и прошел к моему столу, снял телефонную трубку и набрал номер.
Через секунду он уже говорил:
– Донован? Инспектор Кремер. Дай-ка мне сержанта Стеббинса.
И еще через секунду:
– Пэрли? Привези Сьюзен Мак-Леод. Нет, не надо ей звонить. Привези ее. Поезжай сам. Я приеду через десять минут, я хочу ее сразу же допросить. Возьми с собой кого-нибудь. Если она заупрямится, бери ее в охапку и тащи силком.
Он положил на место трубку, взял свою шляпу и вышел из кабинета.
Из тысячи с лишним случаев, когда мне безумно хотелось подлить уксусу в пивную кружку Вульфа, мне думается, я был ближе всего к осуществлению своей задумки вечером в четверг, когда в четверть десятого раздался дверной звонок и я увидел на крыльце Карла Хийдта, Макса Маслова и Питера Джея; сообщил об этом Вульфу, а тот не велел их впускать.
На протяжении девяти с половиной часов, которые прошли с того момента, когда Кремер по телефону вызвал сержанта Стеббинса, я всячески старался гнать от себя мысли о нашем неблаговидном поведении. Я не мог ждать от Вульфа активных действий, пока не последует какой-то реакции на арест Сью, скажем, на завтра к полудню. Однако со своей стороны я кое-что предпринял. Когда Вульф ушел из кабинета в четыре часа, чтобы отправиться в теплицы, я предупредил его, что уйду из дому на пару часов, и отправился пешком к ресторану Рустермана, надеясь раздобыть там хотя бы подобие путеводной ниточки.
Не раздобыл.
Сначала я осмотрел самым тщательным образом платформу и аллею, что вам может показаться неразумным, поскольку со дня убийства прошло уже двое суток, да и полицейские эксперты все там прочесали частым гребнем, но никогда ни в чем нельзя быть совершенно уверенным. Однажды мне пришла в голову превосходная идея после того, как я обвел глазами номер в гостинице, где шесть месяцев назад женщина провела ночь. Но ни платформа, ни аллея мне ничего не дали, если не считать пораненное ухо, когда я лазал под платформой, а после разговора с Феликсом, Джо и парой кухонных работников я поставил на этом деле крест. Никто ничего не видел и не слышал до тех пор, пока Золтан не вышел наружу выкурить сигарету (на кухне курить строго запрещалось) и не заметил фургон Кеннета и подле него тело на земле.
Все показывало, что я могу успокоиться до завтрашнего утра. Около семи часов позвонила Лили Роувен и сказала, что ей только что из прокуратуры звонила Сью сообщить, что она арестована и нуждается в адвокате, так что не пошлет ли ей Лили такового. Лили просила, чтобы я подъехал к ней объяснить, что случилось. Я поехал бы, если бы не боялся пропустить что-то важное в развитии событий. И нате, когда события начали развиваться, Вульф распорядился не впускать посетителей.
