— Не приставай ко мне, Арчи, — снова вздохнув, нахмурился Вулф. — Я вынужден сидеть здесь и работать, черт бы побрал, а тебе отлично известно, что я не люблю работать после ужина. Ты армейский офицер, у тебя есть свои обязанности, и тебе совершенно незачем влезать в это дело. Могу сказать, например, что полковника Райдера убили и что я намерен разыскать убийцу. Видишь, в каком положении ты оказываешься? Что если кто-нибудь из твоего начальства задаст тебе вопрос на эту тему? Или прикажет доложить о том, что происходит? Что же касается мисс Брюс, то я собираюсь прибегнуть к ее помощи. Как, впрочем, и лейтенанта Лоусона. Да и к твоей тоже. А сейчас оставь меня в покое. Почитай книгу. Посмотри картинки. Сходи в кино.
Его слова о том, что он собирается работать, означали, что он будет сидеть с закрытыми глазами и раза три в час издавать, издох, а если у него появятся какие-нибудь идеи, то он явно будет держать их при себе, поэтому я решил испариться. Все равно следовало выйти и поставить машину в гараж. Я вышел, выполнил свою обязанность и решил пройтись. В частичном затемнении, какое было приказано ввести в Нью-Йорке, поздний вечер был вовсе не таким, как прежде, но поскольку я не был настроен на поиск приключений, то это не имело значения. Где-то в районе Пятидесятых улиц я пришел к выводу, что мне следует еще раз попытаться получить приказ отправиться в действующую армию. Здесь же в Америке в форме майора я чувствовал себя вполне сносно, равно как и в штатском, когда работал на Ниро Вулфа, но стремление совместить эти две обязанности могло привести меня к потере права голосовать, и в таком случае я уж никогда не смогу баллотироваться в президенты.
Когда вскоре после одиннадцати я вернулся домой на Тридцать пятую улицу, потому что был больше озадачен своим будущим, нежели нынешним, я не обратил внимания на такси, из которого кто-то вылезал, пока не заметил, что этот пассажир пересек тротуар и поднялся на крыльцо, куда должен был подняться и я. К тому времени, когда я его догнал, он уже нажал кнопку звонка. Он услышал мои шаги, обернулся, и я узнал в нем Джона Белла Шетука.
— Позвольте мне, — сказал я, протискиваясь между ним и дверью. Я вставил ключ в замок и повернул его.
— О! — удивился он, разглядывая меня в темноте. — Майор Гудвин! Я иду к мистеру Вулфу.
— Он знает об этом?
— Да… Я ему звонил.
— Ладно. — Я впустил его и запер дверь. — Я скажу ему, что вы пришли.
— Арчи, введи его! — раздался рев Вулфа из офиса.
— Идите туда, откуда доносится голос, — посоветовал я Шетуку. Что он и сделал. Я вошел вслед за ним и сел к себе за стол.
— Быстро вы доехали, сэр, — прогрохотал Вулф. — Присядьте. Это кресло самое удобное.
Шетук в смокинге со сдвинутой чуть в сторону бабочкой и пятном от чего-то на рубашке выглядел немного рассерженным. Он открыл было рот, посмотрел на меня, закрыл, бросил взгляд на Вулфа и снова открыл.
— Генерал Файф позвонил мне насчет Райдера. Я был на ужине, где произносил речь. Как только я освободился, я позвонил вам. — Он снова посмотрел на меня. — Прошу извинить меня, майор Гудвин, но будет лучше…
Когда я садился к себе за стол, я был готов к тому, что Вулф меня выгонит, и хотел высказаться по этому поводу, но Шетук меня опередил. Он не просто предложил мне выйти, но высказал это, не спросив разрешения Вулфа, что тот считал в принципе неприемлемым.
— Майор Гудвин, — объяснил ему Вулф, — назначен сюда, чтобы помогать мне в конфиденциальных вопросах. А что, вы собираетесь поведать мне нечто такое, о чем армия не должна знать?
— Разумеется, нет, — ощетинился Шетук. — Мне неизвестно ничего такого, чего не знает армия.
— Вот как? — поднял брови Вулф. — Господи боже, а у меня, например, есть сотни мыслей, о которых не только армии, но и другим совершенно необязательно знать. Не можете же вы, не сомневаюсь, быть чистым, как стеклышко, мистер Шетук. Вы хотели сказать мне что-то о полковнике Райдере?
— Не сказать вам, а спросить у вас. Файф поведал мне, что вы занимаетесь расследованием этого дела и завтра ему доложите. Вам стало известно что-то конкретное?
— Кое-какие факты представляются мне несомненными. Вы помните ту розовую гранату, которую майор Гудвин утром передал полковнику Райдеру, и тот положил ее к себе в стол? Она взорвалась и убила полковника Райдера. Должно быть, он вытащил ее из ящика, потому что есть свидетельства того, что она в момент взрыва находилась на крышке стола. По всему кабинету разбросаны осколки от нее.
Я передаю то, что сказал Вулф, ибо запомнил его слова. Еще кое-что я увидел. Позади Вулфа и чуть справа от него — скорей, справа от меня, поскольку я сидел почти напротив — на стене висела написанная маслом по стеклу картина, изображающая памятник Вашингтону. Картина эта служила маскировкой; позади нее в панели находился специально сделанный глазок, сквозь который из алькова в прихожей можно было видеть практически все, что происходило в офисе. По правде говоря, картина висела не на самой стене, а на одной из прибитых к стене полок, на которых стояли разные мелочи, в том числе и сувениры, доставшиеся нам в расследовании некоторых дел.
Внимание мое привлек предмет на четвертой полке сверху, которого раньше там не было и присутствие которого, мягко выражаясь, меня удивило, ибо это был сувенир того дела, которое именно сейчас расследовалось и оставалось еще далеким от завершения. Там стояла та самая граната, которая взорвалась и убила Райдера, та самая, что раньше лежала у меня на комоде.
Я, разумеется, не мог не удивиться, увидев ее, но сразу сообразил, что это, наверное, другая граната, хотя и точно такая, какую Вулф приказал мне убрать из дома. Я был уверен, что, когда я уходил из дома два часа назад, никакой гранаты на полке не было.
Я таращил на нее глаза секунды две, не больше, ибо знал, что таращить глаза на чужую собственность невежливо. По-видимому, ни Вулф, ни Шетук и не подозревали о моем удивлении, потому что продолжали разговаривать. Я прислушался.
— Каким образом и почему она взорвалась? Вы пришли к какому-либо выводу?
— Нет, — коротко ответил Вулф. — В прессе это будет названо несчастным случаем без всяких предположений о том, как это произошло, Генерал Файф утверждает, что запал сам собой не поднимается, но и знатоки, бывает, ошибаются. Конечно, если говорить о самоубийстве, то в таком случае какие-либо технические трудности отсутствуют: Райдер мог просто взять гранату в руку и вытащить запал. Но для этого необходимо желание, Было ли оно у него? Возможно, вам об этом известно. Вы были крестным его сына. Вы обращались к нему по имени. Он хотел умереть?
Лицо Шетука передернулось. Спустя секунду он сглотнул. Но речь у него осталась твердой в четкой.
— Если да, то мне об этом ничего не известно. Единственное, что могло его огорчить, это — гибель сына. Но крепкий мужчина со здоровой психикой способен преодолеть себя, а Хэролд Райдер, хотя я редко встречался с ним в последнее время, могу свидетельствовать, был здоров физически и умственно.
— В таком случае остается одна альтернатива — его убили. Поскольку была задействована граната, значит, ее вынули из ящика, скорей всего, это сделал один из тех, кто видел, как утром полковник Райдер положил ее туда. Нас было шестеро, что делает расследование весьма щекотливым.
— Пожалуй, — мрачно подтвердил Шетук. — Именно по этой причине я и явился сюда. Вынул из ящика и что потом?
— Не знаю. Здесь счет идет на минуты: вошел и вышел, присутствие и отсутствие. Человек открыл дверь, любую дверь, оттянул запал и швырнул гранату. — С секунду Вулф с любопытством всматривался в Шетука. — Насколько я понимаю, мистер Шетук, наша беседа останется между нами?
— Конечно. Разве я не понимаю?
— Тогда могу предположить, что была задействована и седьмая фигура. Мисс Брюс. Секретарь полковника Райдера.
— Вы имеете в виду секретаршу, что сидит у него в приемной?
— Да. Я не готов изложить подробностей, но, похоже, полковник Райдер получил определенную информацию и написал или собирался написать рапорт, в результате чего ее ждала бы катастрофа.
— Мне это не по душе, — нахмурился Шетук.
— В самом деле?
— Я хочу сказать, что мне не… — Шетук замолчал. И стал еще более мрачным. — Я имею в виду вот что, — заговорил он более решительным и суровым тоном: — Поскольку дело это, как я подозреваю, явно конфиденциального характера, подробности, касающиеся смерти капитана Кросса, намеренно скрываются, и настоящего расследования так и не было проведено. Поэтому мне очень понравилось, когда я узнал, что за дело взялись вы. Разумеется, вы можете спросить, почему мне не понравилось, когда вас привлекли и к расследованию гибели полковника Райдера? Наоборот, я очень этим доволен. Но вы можете быть введены в заблуждение. При всем вашем таланте вас могут повести по ложному следу. Вот почему мне не по душе участие в деле этой девицы. Я ее не знаю, ничего о ней не слышал, но чувствую, что здесь что-то не так.
