Жорж Сименон - Танцовщица “Веселой Мельницы”

— Во всяком случае, Дельфос исчез! — ворчал он, скорее обращаясь к самому себе, чем к своим собеседникам.

Он снова стал ходить и, помолчав, продолжал:

— И два свидетеля утверждают, что у него был золотой портсигар!

Он все ходил, развивая свою мысль:

— И вы оба были в подвале!.. И в эту ночь вы пытались бросить в унитаз стофранковые ассигнации… И…

Он остановился, посмотрел на одного, потом на другого.

— И даже шоколадник не признает, что у него украли деньги!

Он вышел, оставив их наедине. Но они этим не воспользовались. Когда он вернулся, отец и сын оставались на прежних местах, в пяти метрах друг от друга, каждый замкнувшись в мрачном молчании.

— Что ж поделать! Я сейчас позвонил следователю!

Отныне он будет руководить следствием! Он и слушать не хочет о том, чтобы вас временно выпустили на свободу. Если вы хотите о чем-либо попросить, обратитесь к следователю де Конненку.

— Франсуа?

— Кажется, так его зовут.

И отец тихо, стесняясь прошептал:

— Мы вместе учились в коллеже.

— Ну что ж, сходите к нему, если думаете, что это поможет. Но сомневаюсь, потому что я его знаю! А пока он приказал мне отправить вашего сына в тюрьму Сен-Леонар…

Эти слова прозвучали зловеще. До сих пор не было ничего определенного.

Тюрьма Сен-Леонар! Отвратительное здание напротив моста Магэн, уродующее целый квартал, со средневековыми башенками, бойницами, железными решетками…

Жан, мертвенно бледный, молчал.

— Жирар! — позвал комиссар, открыв дверь.

Возьмите двух полицейских, машину…

Этих слов было достаточно. Теперь они ждали.

— Вы ничем не рискуете, если сходите к месье де Конненку! — со вздохом сказал комиссар, чтобы заполнить молчание. — Раз вы вместе учились в школе…

Но лицо его ясно выражало то, что он думал: он представил себе разницу между происходившим из семьи юристов судебным чиновником, состоявшим в родстве с самыми высшими слоями общества в городе, и счетоводом, сын которого признался в том, что хотел ограбить ночной кабачок.

— Готово, начальник!.. — сказал вошедший инспектор. — Нужно ли…

Что-то блестело у него в руках. Комиссар утвердительно кивнул.

И последовал ритуальный жест; все произошло так быстро, что отец понял в чем дело, когда все уже было кончено. Жирар взял обе руки Жана. Щелкнула сталь.

— Сюда!

Наручники! И два полицейских в форме уже ждали у входа, возле машины!

Жан сделал несколько шагов. Можно было подумать, что он уйдет, ничего не сказав. Однако, дойдя до двери, он обернулся. Его голос едва можно было узнать.

— Клянусь тебе, отец!..

— Послушай, насчет трубок, я сегодня утром подумал: что если заказать три дюжины…

Это был инспектор, занимавшийся трубками, который вошел, ничего не заметив, и вдруг увидел спину молодого человека, кисть руки, отблеск наручников…

Он перебил себя: «Значит, готово?»

Жест его означал: «Посажен?»

Комиссар указал на месье Шабо, который сел, охватил голову двумя руками, и зарыдал, как женщина.

Инспектор тихо продолжал:

— Мы, конечно, устроим еще одну дюжину по подразделениям… По такой-то цене!..

Хлопнула дверца машины. Заскрипел стартер…

Комиссар смущенно сказал, обращаясь к месье Шабо:

— Знаете… Еще ведь нет ничего определенного…

И солгал:

— В особенности если вы друг месье Конненка!

И отец, уходя, поблагодарил его бледной улыбкой.

В час пополудни вышли местные газеты, и у всех на первой странице красовались сенсационные заголовки.

В «Льежской газете», благонамеренном издании, было напечатано:

«Дело с плетеным сундуком!

Преступление было совершено двумя молодыми кутилами».

«Социалистическая Валлония», со своей стороны, писала:

«Преступление двух молодых буржуа».

Было объявлено об аресте Жана Шабо, так же как и о бегстве Дельфоса. Уже появилась фотография дома на улице Луа.

В статьях говорилось:

«…Сразу же после волнующего свидания с сыном в сыскной полиции месье Шабо заперся у себя дома и отказался от каких-либо заявлений. Мадам Шабо так потрясена, что слегла в постель».

«…Мы встретили месье Дельфоса в тот момент, когда он возвращался из Юи, где у него заводы. Это энергичный человек лет пятидесяти, ясный взгляд которого не затуманивается ни на одно мгновение. Он хладнокровно принял удар, не верит в виновность своего сына и объявил о своем решении лично заняться этим делом».

«…В тюрьме Сен-Леонар нам сообщили, что Жан Шабо ведет себя весьма спокойно. Он ждет посещения своего адвоката, прежде чем предстанет перед следователем де Конненком, который взялся вести это дело».

На улице Луа было, как обычно, спокойно. Дети входили во двор школы, где они играли в ожидании начала уроков.

Между булыжниками виднелись пучки травы, а около, дома номер 48 женщина мыла порог щеткой, сплетенной из пырея.

Где-то работал кузнец-медник; тишину нарушали только его редкие удары по наковальне.

Но двери открывались чаще, чем обычно. Кто-то высовывал голову, бросал взгляд в сторону дома номер 53.

Стоя на пороге, люди перекидывались несколькими словами.

— Не может быть, чтобы он это сделал!.. Ведь это еще мальчишка… Подумать только, совсем недавно он играл на тротуаре вместе с моими…

— Я говорила мужу, что он плохо кончит, когда два раза видела, как он возвращается домой пьяный… В его-то возрасте!..

Приблизительно каждые четверть часа в коридоре у Шабо раздавался звонок. Дверь открывала студентка-полька.

— Месье и мадам Шабо нет дома… — говорила она с сильным акцентом.

— Я из «Льежской газеты»… Передайте им, пожалуйста, что…

И репортер выкручивал шею, стараясь разглядеть что-нибудь внутри квартиры. Он неясно различал кухню, спину сидевшего там человека.

— Вы напрасно стараетесь… Их нет дома…

— Однако же…

Она закрывала дверь. Журналист довольствовался тем, что расспрашивал соседей.

Одна из газет опубликовала заголовок, звучавший иначе, чем другие:

«Где широкоплечий мужчина?»

И дальше было напечатано:

«До сих пор все, кажется, считают виновными Дельфоса и Шабо. Не желая брать их под защиту и учитывая объективные факты, нам, однако же, позволительно удивляться исчезновению важного свидетеля: широкоплечего клиента, находившегося в „Веселой мельнице“ в ночь, когда было совершено преступление.

По словам официанта кафе, это был француз, которого в тот вечер заметили в первый и в последний раз.

Уехал ли он уже из города? Предпочитает ли он не подвергаться допросу полиции?

Может быть, не стоит пренебрегать этим следом, и в случае, если бы двое молодых людей оказались невиновными, правда, вероятно, открылась бы с этой стороны.

Нам, впрочем, известно, что комиссар Дельвинь, который занимается этим делом в тесном сотрудничестве со следователем, дал бригаде полицейских, наблюдающих за меблированными комнатами, и полиции, следящей за транспортом, необходимые распоряжения, чтобы таинственный клиент «Веселой мельницы» был найден».

Газета появилась около двух часов. В три часа в полицию явился солидный человек с неровным румянцем на щеках, спросил месье Дельвиня и заявил:

— Я управляющий отелем «Модерн», на улице Пон Д'Авруа. Я только что прочел газеты и думаю, что смогу сообщить вам сведения о человеке, которого вы разыскиваете.

— О французе?

— Да. А также о потерпевшем. Вообще я не очень интересуюсь россказнями газет, вот почему не сразу заметил то, о чем я вам скажу. Постойте-ка… Какой сегодня день?.. Пятница… Значит, это было в среду… Ведь преступление было совершено в пятницу, не так ли?..

Меня не было в городе… Я уезжал по делам в Брюссель… Явился клиент, говоривший с сильным акцентом; у него был всего один чемоданчик из свиной кожи…

Он спросил большую комнату с окнами на улицу и сразу же поднялся… Несколько минут спустя другой клиент занял соседнюю комнату…

Обычно вновь прибывших просят заполнить формуляр… Не знаю, почему на этот раз было иначе… Я вернулся в полночь. Посмотрел на доску с ключами…

— А у вас есть формуляры? — спросил я у кассирши.

— Есть на всех постояльцев, кроме тех двух путешественников, которые вышли сразу после того, как приехали.

В четверг утром только один из двоих вернулся. Я не беспокоился о втором, полагая, что у него какое-то любовное свидание.

В течение дня я не встречался с этим человеком, а сегодня утром мне сказали, что он заплатил по счету и уехал.

Когда кассирша попросила его заполнить формуляр, он пожал плечами, проворчав, что теперь уже не стоит.

— Простите! — перебил его комиссар. — Это тот клиент, приметы которого подходят к широкоплечему мужчине?

— Да… Он уехал со своим саквояжем около девяти часов…

— А второй?

— Так как он не вернулся, я полюбопытствовал открыть дверь его комнаты с помощью отмычки, которую мы обязаны иметь на всякий случай. Там, на чемоданчике из свиной кожи, я прочел выгравированные имя и фамилию, Эфраим Графопулос. Таким образом я узнал, что человек, труп которого найден в плетеном сундуке, был моим постояльцем…