— Постойте, постойте, — сказал ему Мейсон, — поймите меня правильно. Я не собираюсь быть вашим партнером в деле. Я просто дал вам эту информацию в порядке дружеской услуг.
— Хм… Ну, в таком случае, хоть что-нибудь вам от меня нужно?
— Ничего, — ответил Мейсон, — единственное, чего бы мне хотелось, — это чтобы после подписания договора миссис Джозефина Кемптон заглянула ко мне в офис с визитом.
— С визитом?
— Ну да, — сказал Мейсон, — меня заинтересовали обстоятельства таинственной смерти Элен Кэдмас. Мне просто хотелось бы узнать некоторые подробности.
— Миссис Кемптон придет к вам в офис в любое удобное для вас время, — торжественно заверил Этна.
— Ну, например, завтра в десять утра?
— Она будет у вас, и я приду вместе с ней. Хочу пожать вам руку и сказать, насколько высоко я ценю полученную от вас информацию, мистер Мейсон. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказал Мейсон.
В кабинет вошла Делла Стрит и сообщила:
— Шеф, клиент, которому ты назначил встречу на десять часов, уже здесь.
Мейсон оторвался от бумаг, разложенных у него на столе:
— Миссис Кемптон?
— Совершенно верно. Миссис Джозефина Кемптон и ее адвокат, Джеймс Этна.
— И какое у тебя впечатление о них, Делла?
— В миссис Кемптон есть что-то загадочное. Она худощава, лет примерно пятидесяти и с совершенно непроницаемым лицом — как у игрока в покер. Можно сделать вывод, что жизнь не слишком ее баловала и она привыкла смотреть на все философски.
— А Этна?
— Он просто хороший, энергичный молодой юрист. Он ваш почитатель и не скрывает, что возможность встретиться с вами привела его в сильное волнение.
— Ну что ж, давайте пригласим их, — сказал Мейсон, — и посмотрим, что они смогут нам рассказать.
Делла Стрит вышла в приемную и вернулась вместе с посетителями.
Джеймс Этна, мужчина лет тридцати пяти, стремительно бросился вперед и схватил Мейсона за руку.
— Мистер Мейсон, я просто не в состоянии выразить, как много это для меня значит. Должен вам сказать, что, по моему мнению, прошлой ночью вы поступили просто замечательно, просто чудесно. После нашего разговора я осознал это в полной мере.
— Ну что ж, я рад, что смог хоть чем-то помочь, — сказал Мейсон. — А это, как я понимаю, миссис Кемптон?
Миссис Кемптон улыбнулась — улыбка у нее была усталой и мягкой:
— Здравствуйте, мистер Мейсон.
— Вы знаете, что произошло? — продолжал Этна, пуская пузыри от восторга. — Не успели вы повесить трубку, как позвонил Хардвик. Он сказал мне, что хотел бы извиниться за столь поздний звонок, но утром он будет очень занят, а информация, по его мнению, настолько важна, что, несомненно, вызовет у меня интерес.
— Ну, разумеется, — кивнул Мейсон.
— Совершенно верно, а затем он предложил мне пять тысяч долларов, чтобы замять дело, — пять тысяч долларов!
— Вы согласились? — спросил Мейсон, понизив голос, поскольку разговор происходил в присутствии клиентки Этны.
— Неужели я похож на дурака? — воскликнул Этна. — Вчера днем я бы замял дело и за полторы тысячи. Собственно говоря, я бы даже согласился замять дело, взяв с него обещание больше не писать писем, обвиняющих мою клиентку в воровстве, но вчера ночью, зная то, что я знал, я ни за что не принял бы первое же их предложение, даже если бы речь шла о пятистах тысячах долларов.
— Молодец, — одобрил Мейсон. — И что потом?
— Ну, потом он долго запинался и мямлил, пока не увеличил сумму до семи с половиной тысяч.
— А вы?
— Я отказался.
— И что дальше?
— Дальше он прямо спросил, не получил ли я от вас каких-нибудь сведений.
— И что вы ему ответили?
— Я сказал ему правду. Я ответил, что да, действительно, я получил определенные сведения от мистера Мейсона и что мистер Мейсон обещал дать мне знать, если обнаружит что-нибудь еще, представляющее для меня интерес в связи с этим делом.
— И что потом?
— Потом Хардвик сказал: «Отлично. Я, правда, считаю, что у мистера Мейсона нет никакого права вмешиваться в это дело. Я думаю, что все случившееся, если говорить прямо, вовсе его, черт побери, не касалось, но, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства и тот факт, что он уже вмешался, и поскольку мой клиент хочет поступить справедливо, я предлагаю вам двадцать тысяч долларов. Это максимум того, что мы можем вам предложить. В противном случае мы будем до последнего отстаивать тот факт, что речь идет о добросовестном заблуждении и мистер Эддикс искренне полагал, что сведения, сообщенные им, соответствуют действительности».
— И как вы поступили? — спросил Мейсон.
— Я ухватился обеими руками за это предложение, — сказал Этна. — Я ответил, что мы принимаем его.
— Разумно, — одобрил Мейсон. — Я думаю, что Хардвик скорее всего говорил вам правду и это было действительно их окончательное решение.
— Я тоже так прикинул. Ведь с точки зрения закона здесь действительно еще долго нужно разбираться. Возникает множество вопросов — о его искренности, отсутствии или наличии злого умысла, о том, является ли это добросовестным заблуждением, и много еще чего.
— Да, но как вы сами мне сказали прошлой ночью, раскрыв передо мной все карты, — возразил Мейсон, — когда мультимиллионер, купающийся в деньгах и имеющий возможность удовлетворить любую свою прихоть, опускается до того, чтобы лично преследовать женщину, зарабатывающую свой хлеб трудом и пытающуюся найти хоть какое-то место… Ну, вы же сами знаете, как на это посмотрят присяжные.
— Я, конечно, знаю, а главное, что и Хардвик знает. Я полагаю, что мог бы добиться большей компенсации по приговору Суда, но они вполне могли подать апелляцию, дело передали бы в новый Суд и… в конце концов, нас удовлетворили двадцать тысяч долларов. Верно, Джозефина?
Миссис Кемптон улыбнулась своей терпеливой усталой улыбкой, но смотрела она при этом на Мейсона, а не на своего адвоката.
— Вполне, вполне удовлетворили, — согласилась она.
— Я полагаю, вам нужно знать, — сказал Этна, — что я выставил Джозефине счет на пять тысяч долларов, а пятнадцать остались ей.
— Отлично, — одобрил Мейсон.
— И из этих пятнадцати тысяч некоторую сумму я хочу выплатить вам, — сказала миссис Кемптон. — По-моему, я просто должна это сделать. Если бы не вы, мистер Мейсон…
Мейсон покачал головой.
— Но вы ведь много работали, занимаясь этим делом. Вы копались в дневниках, и благодаря вашей догадке…
— Нет, нет, садитесь, пожалуйста, — сказал ей Мейсон. — Давайте-ка сразу перейдем на неофициальный и дружеский тон. Мне не нужно ни цента ни от кого из вас. Я рад, что вам удалось заключить выгодное соглашение. Я полагаю, что это заслуга вашего юриста. Я согласен с мистером Этной, что хотя вы и могли рассчитывать на большее по вердикту присяжных, но если уж вы привлекли бы Эддикса к суду, он сражался бы до последнего — вплоть до самых высших судебных инстанций. В конце концов, он больше всего боялся оказаться высмеянным в прессе — как богач, не дающий зарабатывать на жизнь простой женщине.
— Я тоже так подумал, — сказал Этна.
— А теперь, — продолжал Мейсон, — и вы можете кое-что сделать для меня, миссис Кемптон.
— Все, что угодно.
— Мне нужно узнать все, что только возможно, об Элен Кэдмас.
— Ну, в общем, она была немного… я не знаю, как это выразить словами…
— Ничего, рассказывайте, как сумеете. Если я правильно понял, она была немного странной?
— В ее жизни была какая-то страшная сердечная драма, я в этом уверена.
— Вы долго работали с ней вместе?
— По-моему, около двух лет.
— И вас уволили довольно скоро после того, как она исчезла?
— Через два дня.
— Было ли ваше увольнение хоть каким-то образом связано с Элен Кздмас или ее исчезновением?
Миссис Кемптон покачала головой:
— Он выгнал меня за воровство.
— Постарайтесь хорошенько вспомнить, — сказал Мейсон, — давайте-ка попробуем пояснить этот вопрос. В конце концов, было ли случайным стечением обстоятельств то, что…
— Нет, — сказала она, — мистер Эддикс был просто ужасно потрясен тем, что произошло с Элен. Мне кажется, он был влюблен в нее. И еще мне кажется, что…
— Подождите-ка, — перебил ее Мейсон, — вы сказали, он был влюблен в Элен. Вы полагаете, между ними что-то было?
— Ну… я не знаю. У них были в первую очередь отношения хозяина и служащей, а уж потом дружеские отношения. Но я не думаю… Бенджамин Эддикс не такой человек, чтобы откровенно проявлять свои эмоции.
— Что ж, тогда давайте сначала поговорим об Элен.
— Элен была очень красива и знала это. Она очень, очень гордилась своей фигурой. Она любила фотографироваться и любоваться на себя в зеркало. Уж я-то знаю. В ее комнате было зеркало в полный рост, и несколько раз я замечала, что она… ну, в общем, она гордилась своей фигурой.
