— Вы меня ищете?
Незнакомец оказался незнакомкой. Метнувшись к двери, она уже почти схватилась за ручку, но я оказался проворнее.
— Ах вы, мерзавец! – с чувством произнесла девушка.
В ответ я щелкнул выключателем — комната осветилась.
— Признаться, вы меня удивили, – сказал я. – В моем списке подозреваемых вы занимали последнюю строчку.
— Вы меня обманули, – произнесла в ответ Тамми Бакстер. – Вчера. Сказали, что Хетти к вам не приходила.
— Естественно, – пожал плечами я. – Судя по всему, у нее были причины никого в свои планы не посвящать.
— Ничего подобного! – вспыхнула Тамми. – Мне она сказала.
— Возможно. Хотя вы вполне могли и выследить ее.
— Как бы то ни было, сейчас вопрос в другом: почему вы пробрались сюда и выкрали сверток? – Я протянул руку. – Отдайте.
Тамми попятилась.
— Нет! Он не ваш. Он принадлежал Хетти. Именно поэтому я и решила забрать его. Вы не имеете права держать его у себя!
— А вы?
— У меня больше прав, чем у вас. Это дом Хетти!
Он должен оставаться здесь.
Я схватил ее за запястье, легонько подтолкнул, а свободной рукой выхватил сверток.
— Трус! прошипела Тамми, сверкая глазищами. – Будь я мужчиной…
— Да, например, Ноэлем Феррисом, – подсказал я. – Он так отвечает по телефону, что мне не терпится съездить ему по физиономии. Возможно, я мерзавец и трус, но я отнюдь не простофиля. Если вы считаете, что у вас есть права на этот сверток, почему вы не сказали об этом при всех? Трое мужчин смогли бы задержать меня в кухне, пока вы им завладеете. По крайней мере — могли бы попытаться. Вы же предпочли прокрасться сюда втихомолку. Повторяю: почему?
— Я женщина, – сказала она.
— Согласен. Даже спорить не стану. И?
— Я женщина, вот и все! – Она протянула ко мне руку, но прикасаться не стала. – Мне говорили, что вы знаток женской натуры.
— И?
— И я веду себя соответственно. Очень глупо было с моей стороны обзывать вас трусом и мерзавцем. Я прекрасно знаю, что вы умный и честный, и уж, безусловно, не трус. – Она снова протянула руку и на сей раз прикоснулась к моей руке. – Просто мне кажется, что я могу кое-что знать о содержимом этого свертка. Хетти мне и правда кое-что сказала. Не стала скрывать, например, что собирается отнести его Ниро Вульфу. Кстати, вы спрашиваете, почему я прокралась сюда и забрала сверток. А почему вы сами устроили здесь засаду? Сначала рассказали нам, что оставили сверток здесь, а потом вернулись и спрятались.
Она говорила слишком много. Я застал ее с поличным, а она пыталась заговорить мне зубы. Я решил ее проверить.
— Мы можем обсуждать это целый день, – сказал я. – Пожалуй, я позвоню Пэрли Стеббинсу, сержанту, который был здесь вчера, или мы сами к нему поедем. Пусть он сам разберется в этой истории. Где у вас телефон?
Что ж, я попал в точку, хотя особой радости мне это не доставило. Кажется, я этого не упоминал, но, уже увидев Тамми впервые, подумал, что интересно было бы узнать ее поближе. Увы, теперь, когда Тамми грозил электрический стул, такая перспектива меня больше не прельщала. Тем более что не успел я договорить, как ее лицо приняло многообещающее выражение.
— Мне кажется, не стоит, – проворковала она. – Хетти ненавидела полицейских.
— Хетти мертва.
— Да, но… — Она снова прикоснулась к моей руке, уже настойчивее. – Вы же сами говорили, что это ее сверток, а она ни за что не отдала бы его полиции.
Она ведь мне доверяла, не так ли? Сама сказала, что идет к Ниро Вульфу. И вас я прошу, мистер Гудвин, – поверьте мне. Разве я не заслуживаю доверия?
Я пропустил ее слова мимо ушей. В конце концов она и вправду была женщиной.
— Хорошо, – сказал я, – давайте тогда поступим иначе. Я и сам не отношу себя к поклонникам полиции.
Мы поедем к Ниро Вульфу. Собирайтесь.
Тамми чуть призадумалась, искоса поглядывая на меня. Потом спросила:
— А вы не отдадите мне сверток, если я пообещаю приехать попозже?
— Нет, конечно!
— Хорошо. Я поеду с вами. Мое пальто наверху, в моей комнате.
Я открыл дверь, и Тамми направилась к лестнице.
Поскольку в моем распоряжении было около шести минут — мировой рекорд для того, чтобы женщина собралась и надела пальто, – я решил, что еще успею взглянуть на содержимое бюро Хетти Эннис, и, в свою очередь, поднялся по ступенькам. Дверь была открыта, а на подоконнике сидел Пол Ханна.
— А, вот вы где, – встретил меня он. – А я вот размышлял над вопросами Ферриса. Вы ведь так и не ответили на них.
— Я попытался, – обронил я, проходя к бюро.
Крышка была сдвинута, а все отделения доверху забиты всякой ерундой. Сверху еще громоздились кипы журналов и каких-то бумаг. Беглый осмотр занял бы час, а на тщательный обыск ушло бы часа четыре, а то и больше. Я выдвинул первый попавшийся ящичек. – А какой вопрос вас больше всего интересует?
— Все, – сказал Ханна. – Я ровным счетом ничего не понимаю.
— Я тоже. Поэтому и шарю вокруг. Я дам вам знать, если натолкнусь на что-нибудь стоящее.
— Вы меня уже не застанете — я сейчас ухожу в театр. У нас репетиция.
— Желаю удачи. Встретите Климента Брода — поклонитесь от моего имени.
Ханна пообещал и убрался восвояси. Я быстренько осмотрел ящички и отделения для всякой мелочевки, но не нашел ничего, хоть мало-мальски достойного внимания. Главное — ни единого письма. Прошло не шесть, а целых десять минут, прежде чем снизу послышался голос:
— Мистер Гудвин! Где вы?
Тамми стояла у основания лестницы в той же меховой шубке и шапочке, в каких я встретил ее накануне.
Я спустился, облачился в пальто и шляпу, сунул сверток в карман и вышел следом за Тамми на улицу. Мы прошагали до Девятой авеню, где я взял такси. Усевшись рядом с Тамми на заднее сиденье, я назвал таксисту адрес, затем спросил ее:
— А вы водите машину?
— Конечно, – пожала плечами Тамми. – Кто же ее не водит?
Это мне не помогло. Нельзя же угнать машину и сбить пешехода, если не умеешь водить. Если вам кажется, что я пытался, под любым предлогом, обелить Тамми Бакстер, то вы заблуждаетесь. Тем более что против нее свидетельствовали уже целых четыре обстоятельства. Впрочем, эта проблема разрешилась уже совсем скоро. Не успело такси остановиться напротив нашего особняка, как из стоявшего неподалеку автомобиля выбрался какой-то мужчина. Это оказался Альберт Лич, собственной персоной.
Я должен был догадаться уже тогда. Во всяком случае, мне следовало бросить Тамми Бакстер на произвол судьбы, а не пытаться ее выгораживать. Лишь последний болван не догадался бы об этом, когда Альберт Лич, предъявив мне кожаные корочки, заявил:
— Я арестую вас по подозрению в хранении фальшивых казначейских билетов Соединенных Штатов Америки.
Мои брови поползли на лоб.
— О, на сей раз, я вижу, вы без ордера?
— Когда основания для ареста достаточные, ордер на арест нам не требуется, – самодовольно ответил он.
— Что ж, вам виднее — я не силен в законах. Однако, учитывая, что мы на улице, а мою комнату вы уже обыскали, под «хранением» вы, видимо, подразумеваете, что оные казначейские деньги сейчас при мне?
— Да.
Что ж, это легко проверить. – Я растопырил руки. – Действуйте.
— Не здесь, – сказал он, хлопая меня по плечу. – Вы поедете со мной.
— При всем уважении к вам, вынужден отказаться.
Отнести вы меня не сможете — я тяжелый, так что вам остается только тащить меня волоком. Я не хочу, чтобы мне что-нибудь подсунули, а здесь, по крайней мере, есть свидетели — вот эта дама и водитель такси. В их присутствии обязуюсь не вчинять вам иск, если простужусь из-за того, что вы меня здесь разденете. – Я снова растопырил руки.
Лич повернулся и крикнул:
— Циглер, идите сюда!
Из автомобиля вылез какой-то тип и приблизился к нам.
— Постойте здесь, – велел ему Лич, а сам полез ко мне в карман и извлек из него сверток. Заметьте: не стал ощупывать меня и хлопать по карманам, а сразу полез куда надо. Затем попятился, присел на корточки, опустил сверток на тротуар, развязал тесемку и нетерпеливо развернул обертку. С минуту он тупо пялился на нарезанную бумагу, затем схватил, повертел в руках и начал лихорадочно вытаскивать и разглядывать отдельные листочки.
— Осторожнее, не запачкайте только, – предупредил я. – Бумага очень ценная. – Я снова развел руки в стороны. – Попробуйте еще поискать. Вы ведь только начали.
Лич встал и прищурился.
— Я уже предупреждал вас, Гудвин, – угрожающе заговорил он. – Вы с огнем играете. Смотрите не обожгитесь. Поехали, Циглер!
Прихватив бумагу с тесемкой, он двинулся к машине.
— Эй, отдайте мой сверток! – крикнул вдогонку я.
Лич даже не обернулся, а я упорствовать не стал, благо мог изготовить себе еще такой же, центов за пятнадцать.