Я посматривал на часы так, как если бы у меня было назначено свидание. Да так оно и было в действительности. Мне не терпелось, чтобы поскорее нашли наконец тело Рэя, Мне не терпелось отделаться от него.
Что произойдет, когда его наконец найдут? Меня это уже не касается.
Это дело Моны. А она сейчас застилает постель и прибирает комнату.
Газет не было. Поезд не пришел из Нью-Йорка. Куда скорее, чем я ожидал, Элен принесла мне на подпись три продиктованных мною письма.
— Я еду к себе. Если понадоблюсь, позвоните мне…
Зашел в кабинет к Хиггинсу, чтобы на прощание пожать ему руку.
Выйдя из конторы, я подумал, что Не мешает купить мяса, и зашел в большой магазин.
— Нашли вашего друга, господин Додд?
— Нет еще…
— Подумать только, что подобное происходит рядом с нами, когда мы даже и понятия ни о чем не имеем… У вас много повреждений?
— Только дверь сорвало с сарая.
— В Крестхилле снесло целый дом. Прямо чудо, что никого при этом не убило…
Как раз в Крестхилле жила наша приходящая прислуга.
Хоть я и говорил и поступал как обычно, меня неотвязно преследовала мысль:
«Что думает Изабель? «
Насколько я ее знал, она не заговорит со мной об этом. Жизнь пойдет по привычному руслу. Время от времени я буду ощущать устремленный на меня взгляд, и, возможно, в нем так и останется изумление.
Повернув налево при въезде на нашу дорогу, я обнаружил, что машины прекратили работу, а еще через некоторое время я увидел закутанных в канадки, надевших сапоги женщин, выходивших из дома. Внизу, под скалой, группа мужчин стояла возле распростертого тела.
Рэя нашли. Я поставил машину в гараж. Я был совершенно спокоен.
Никаких угрызений совести я не испытывал. Наоборот, чувствовал огромное облегчение.
Женщины поджидали меня возле начала спуска. Я взял обеих под руки, что не помешало нам, всем троим, поскользнуться и упасть, так что спасателям пришлось поднимать нас.
Волосы Рэя и лицо, на котором как бы застыла улыбка, все еще были припорошены снегом. Правая его нога была подогнута, и один из мужчин, стоявших возле, объяснил нам, что она сломана.
Я думал, как поведет себя Мона. Она не бросилась к телу. Может быть, это и было первым ее побуждением, потому что она сделала несколько шагов вперед. Потом остановилась и, содрогаясь, смотрела на труп. Изабель стояла справа от нее, я слева.
Мона придвинулась ко мне, явно ища моей поддержки. Тогда я обнял ее за плечи и привлек к себе.
— Мужайтесь, Мона…
Жест мой был вполне естественным. Разве Мона не жена моего лучшего друга? Окружающие явно не увидели в этом ничего предосудительного. Тем более сама Мона, которая все крепче прижималась к мне.
Но я-то сам посмотрел на Изабель с вызовом.
Начинался новый этап, словно этим, с виду таким естественным и невинным жестом, я объявлял Изабель о своей независимости.
Она не подала никакого вида и, повернувшись, скрестив руки, уставилась на Рэя так, как смотрят, когда гроб опускается в могилу на кладбище.
— Перенесите его, пожалуйста, в дом.
Главный среди рабочих сделал шаг вперед:
— Лейтенант распорядился ничего не предпринимать до его приезда…
— Вы ему позвонили?
— Да. И получил инструкцию.
Мы не могли оставаться на холоде, пока лейтенант приедет из Ханаана.
— Идемте, Мона…
Я думал, что она станет возражать, но она дала увести себя, и мы вскарабкались по откосу, помогая друг другу. Я уже не обнимал ее за плечи, но я осмелился это сделать, это была победа.
— Наверное, он поскользнулся, — сказала она, когда мы поднимались наверх. Бедный Рэй…
Мы шли втроем, три темных силуэта на белоснежном фоне. Мне казалось, что это должно было выглядеть нелепо. Люди там, внизу, заводили машину, их, вероятно, ждала где-то такая же работа.
— Не приготовишь ли ты кофе, Изабель?
Мы прошли за ней на кухню, где она поставила воду на плиту. Изабель первая задала вопрос:
— Что ты намерена предпринять, Мона?
— Не знаю…
— У него есть кроме тебя родные?
— Брат. Он советник посольства в Германии…
— Рэй тебе никогда ничего не говорил?
— О чем?
— О мерах, которые надлежит предпринять…
Вполне спокойно Изабель подыскивала и находила нужные слова:
— …если произойдет непредвиденный несчастный случай…
— Он никогда не говорил ни о чем подобном…
— Но ведь надо же что-то предпринимать, — продолжала Изабель, которая, как всегда, взваливала на себя самое неприятное. — Как ты думаешь, он составил завещание?
Когда Мона отрицательно покачала головой, я вступил в разговор, пояснив:
— Если бы Рэй вздумал составить завещание, он был обратился ко мне и оно хранилось бы в моей конторе…
— Ты не думаешь, Мона, что он предпочел бы кремацию?
— Не знаю…
Каждый из нас принес свою чашку кофе в гостиную, откуда мы увидели через окно прибытие полицейской машины, из которой вышли лейтенант и еще один человек в форме.
Меньше чем через десять минут лейтенант без сопровождающего появился у нас и, сняв фуражку, проговорил:
— Приношу вам свое соболезнование, мадам…
— Благодарю вас…
— Все именно так, как вы думали, господин Додд…
Он свернул к скале и соскользнул с нее, сломав во время падения ногу…
Когда же это я говорил ему нечто подобное? Что-то не помню. Мне показалось, что и он как-то иначе на меня смотрит.
— Я распоряжусь перевезти тело в похоронное бюро, а вы дайте соответствующие указания.
— Да… — пробормотала Мона, которая явно не понимала, чего от нее хотят.
— Где вы предполагаете его похоронить?
— Я не знаю…
Пришлось мне вмешаться:
— В Плезантвилле.
Это большое нью-йоркское кладбище.
— У него есть родственники?
— Брат, в Германии.
Все началось сначала. Произносились слова. Двигались губы. Но я не слушал слов. Я смотрел в глаза. Мне кажется, такая привычка была у меня всегда. Или, во всяком случае, я всегда побаивался чужого взгляда.
Хватало с меня взглядов Изабель. Их-то я хорошо знаю. С самого утра они выражают изумление.
А ведь это не помешало ей неусыпно наблюдать за лейтенантом. Она тут же заметила, что он время от времени поглядывает на меня. Его явно что-то смущало во всей этой истории.
Убежден, что если бы лейтенант попробовал напасть на меня, Изабель кинулась бы на защиту. Можно было подумать, что именно этого она ждет.
Что же касается Моны, то она всякий раз оглядывалась на меня, когда ей задавали какой-нибудь вопрос, как бы признавая во мне своего естественного покровителя. Это было настолько заметно, она проявляла такую полную свою зависимость, что Олсен подумал, должно быть, что между ней и мною существует интимная связь.
Не потому ли он стал менее сердечен со мной? Мне в его поведении мерещилось презрение.
— Предоставляю необходимые хлопоты вам. Для нас дело закончено.
Сожалею, госпожа Сэндерс, что произошла драма…
С этими словами Олсен поднялся, поклонился обеим женщинам и протянул мне руку. От души? Вряд ли.
Тут крылась какая-то тайна. Или, отыскав труп, люди обнаружили нечто такое, что навлекает на меня подозрения, или же Олсен решил, что я любовник жены своего лучшего друга, и презирает меня за это.
Не подозревает же он, что я воспользовался подвернувшимся случаем и столкнул Рэя со скалы?
Об этом я еще не подумал. Но это было столь вероятно, так легко!
Спрашивается, почему я пустил женщин вперед? А сам оставил себе электрический фонарик, как бы плох он ни был?
Скала-то известна мне лучше, чем любому другому, ведь она у меня на участке, перед самыми моими окнами. Я мог взять Рэя под руку, заставить его свернуть с дороги вправо и в подходящий момент столкнуть его со скалы…
Я оледенел от страха, подумав, что Олсен мог обнаружить мои окурки возле скамьи в сарае. Вдруг он сделал совсем не тот вывод, какой сделала Изабель?
А что на самом-то деле думает Изабель? Ничто не доказывает, что она не считает, будто я столкнул Рэя со скалы.
В таком случае ее молчание является неким сообщничеством… Защитой своего очага, наших девочек…
Она следила за мной, пока я открывал шкаф с напитками.
— Стаканчик чего-нибудь горячительного не повредит вам, Мона… А ты, Изабель?
— Спасибо, я ничего не хочу…
Я пошел на кухню за льдом и стаканами. Протягивая Моне наполненный стакан, я сказал:
— Мужайтесь, моя дорогая Мона…
Тем самым я как бы вступал во владение. На сей раз она это заметила и слегка вздрогнула. Никогда раньше не называл я ее «своей дорогой Моной».
— Пойду позвоню в похоронное бюро, — заявила Изабель, направляясь в библиотеку, где стоит один из двух наших телефонных аппаратов.
Хотела ли она оставить нас наедине?
Мона, пригубив вино, повернулась ко мне с невеселой улыбкой:
— Вы очень милы, Доналд…
Она бросила взгляд в том направлении, в каком удалилась Изабель, хотела, видимо, еще что-то добавить, но воздержалась.
