– В тот уик-энд я оставалась в Нью-Йорке. Вечером в пятницу я сходила с подругой в кино. Днем в субботу я походила по магазинам, а вечером с тремя друзьями пошла в театр. В воскресенье я встала поздно и занималась уборкой квартиры и всякими пустяками. В нашей картотеке хранятся все сведения, касающиеся той программы, а также данные о всех людях, с которыми мы контактировали. Ни с одним из них в тот уик-энд я не встречалась.
Вульф стиснул зубы. В его доме не было места глаголам вроде «контактировать», а он относится к употреблению слов очень серьезно. Он с радостью закончил разговаривать с секретаршей Браунинга.
– Мистер Фолк?
Фолку было явно не по себе – он ерзал в кресле и, похоже, не знал, куда деть ноги.
– Вы сказали, – произнес он, – что не попытаетесь превзойти полицейских ни в упорстве, ни в рвении, однако именно этим вы сейчас и занимаетесь. Впрочем, Питер Оделл был моим лучшим другом, а вы можете оказаться хотя бы вполовину достойным того, о чем гласит молва. Так вот, в тот уик-энд я остался дома, на Лонг-Айленде. У нас было четверо гостей… нет, пятеро, но ни один из них специалистом по бомбам не является. Назвать вам их фамилии и адреса?
– Возможно, но позже.
Когда глаза Вульфа переместились к миссис Браунинг, ее супруг заговорил:
– Тот уик-энд мы с женой провели вместе. В заливе Саунд. Мы были на борту яхты, которая принадлежит моему другу Джеймсу Фаркхару, банкиру. Кроме нас там было еще двое гостей.
– Весь уик-энд, мистер Браунинг?
– Да. С пятничного вечера по воскресный.
Я уткнулся взглядом в блокнот и старался не поднимать глаз. После бесчисленных тренировок я мог, конечно, не опасаться, что могу выдать себя по выражению лица, но меня мучили два вопроса. Во-первых, мне было непонятно, почему Вульф затеял всю эту галиматью насчет уик-энда, когда ему нужно было проверить только алиби Браунинга, а во-вторых, успел ли Браунинг сообразить, куда ветер дует, или дал правдивый ответ на вопрос в лоб? Не знаю, как справился Вульф со своим лицом, ведь я сидел уткнувшись в блокнот, но, судя по всему, он справился вполне успешно. Во всяком случае, он явно хотел задать Браунингу еще пару-другую вопросов, но сдержался. Только заметил, что сомневается, чтобы мистер Фаркхар или другие гости занимались бомбами, а потом спросил:
– А как насчет вас, мистер Эбботт?
Вот тогда только я позволил себе оторваться от блокнота.
– Мне вся ваша затея страшно не нравится, – ответил тот. – Я знал Пита Оделла двадцать лет и десять из них мы работали бок о бок. Я глубоко и искренне сочувствую его жене, теперь вдове, но все это просто нелепо. Я-то надеялся, что вы придумали что-то новенькое, напали на след, а вы затеяли все ту же тягомотину. Каждый из нас провел на допросах уйму времени, отвечал на бесчисленные вопросы, подписывал бесконечные протоколы, и, хотя мы все рады уважить просьбу миссис Оделл, согласитесь, что нельзя снова заставить людей проходить эту нудную и бессмысленную процедуру. Почему она не может попросить, чтобы полицейские разрешили вам ознакомиться с нашими показаниями? Там вы найдете все подробности о том, как я провел тот уик-энд. Я находился дома, недалеко от Тэрритауна. У нас были гости. Весь день я играл в гольф, а ночью в бридж. Но, повторяю, это абсолютно нелепо.
Уголок рта Вульфа вздернулся вверх.
– Значит, продолжать бесполезно, – заявил он. Не пожаловался, а просто констатировал факт. Затем уперся ладонями в край стола, отодвинул кресло и приподнял свою колоссальную тушу. – Придется пока придумать что-нибудь новенькое. От имени миссис Оделл еще раз благодарю вас за то, что вы пришли. Всего доброго.
Он снова решительно протопал между стеной и красным кожаным креслом, вышел в прихожую и повернул налево.
– Ну и дела, черт побери! – невольно вырвалось у Теодора Фолка.
Мне кажется, каждый из них что-то высказал, но, даже если там прозвучало что-то важное, в моих записях об этом не будет ни слова. Я никого не слушал, а старался только побыстрее от них избавиться. Я даже не заметил, кто с кем уходил. Заперев за последним из них дверь и задвинув засов, я поспешил на кухню. Фриц, державшийся наготове, чтобы по первому зову подать напитки, сидел у большого стола на высоком табурете и держал в руке журнал, однако смотрел не в него, а на Вульфа. Вульф же стоял с пивным стаканом и грозно пялился на пену, дожидаясь, пока она осядет до нужного уровня.
– Скоро уже одиннадцать, – заметил я. – Я бы с удовольствием начал сейчас, но вы, должно быть, считаете, что не стоит.
– Разумеется, – прорычал он. Потом отпил пива. – Нам нужно это обсуждать?
– Не думаю. – Я встал и вынул из буфета бутылку виски. Порой я сам чувствую, что молоком уже не обойдусь. – У меня есть предложение. Хотите послушать?
Вульф сказал, что хочет, и я поделился с ним своим замыслом.
Во вторник днем, в пять минут двенадцатого, я сидел в уютном кресле напротив огромного роскошного стола в огромном роскошном кабинете на тридцатом этаже огромного роскошного здания на Броуд-стрит рядом с Уолл-стрит и смотрел на человека, еще более загорелого, чем Теодор Фолк, – настолько загорелого, словно его отлили из бронзы.
Пробиться к нему особого труда для меня не составило, но сперва я должен был удостовериться, что он и в самом деле существует да еще и владеет яхтой. В одну минуту десятого утра я набрал номер редакции журнала «Нос и корма»; трубку никто не снял. Вот и верь после этого, что они горят на работе. Полчаса спустя я все-таки до них дозвонился, и мужской голос, сперва велев мне не вешать трубку, пока он все выяснит, ответил мне, что интересующий меня Джеймс Д. Фаркхар владеет пятидесятивосьмифутовой яхтой типа «директор» под названием «Просперо». Что ж, это, конечно, и впрямь приличная яхта, а не какое-нибудь корыто с мачтой или подвесным мотором. Затем я позвонил в «Федерал холдинг корпорейшн» и, преодолев цепочку из двух женщин и одного мужчины, услышал на другом конце провода голос Эвери Баллу. Похоже, он еще не забыл об услуге, которую мы с Вульфом оказали ему три года назад, и все еще ценил ее[5]. Я сказал, что нам нужно маленькое одолжение и спросил, не знаком ли он с банкиром по имени Джеймс Фаркхар.
– Еще бы! – ответил Баллу. – Он второй человек в «Тринити Фидьюшиери». А что он натворил?
– Пока ничего, насколько мне известно. Об установлении отцовства, во всяком случае, речь не идет. Мне нужно только задать ему парочку вопросов об одном деле, в котором он не замешан – и не будет замешан. Просто случилось так, что именно он располагает интересующими нас сведениями, только и всего. Чем быстрее мы сумеем их заполучить, тем лучше, и мистер Вульф подумал, что вы, возможно, не откажетесь связаться с ним и сказать, что когда я позвоню и попрошу принять меня, то будет лучше, если он предложит встретиться немедленно, не откладывая дела в долгий ящик, чтобы поскорее от меня избавиться.
Баллу согласился. Десять минут спустя перезвонила его секретарша и сказала, что Фаркхар ждет моего звонка. Она даже дала мне номер его телефона, который я тут же набрал и нарвался уже на его секретаршу.
Вот как случилось, что в одиннадцать ноль пять я оказался в кабинете Джеймса Д. Фаркхара. Начал я с извинений.
– Мистер Вульф не хотел беспокоить вас по делу, которое вы сочли бы сущим пустяком, но все же был вынужден это сделать. Речь идет об одном происшествии, которое случилось более чем три недели назад, шестнадцатого мая, в пятницу. У одного адвоката есть клиент, против которого возбудили иск на пятьдесят тысяч долларов, и он попросил мистера Вульфа кое-что проверить. Фамилия клиента О'Нил, Роджер О'Нил, а речь идет о том, что некий Уолш уверяет, будто бы в тот вечер около половины девятого он удил рыбу со своей лодчонки в заливе Саунд, неподалеку от Мэдисона, примерно в миле от берега, а яхта О'Нила, делая, по его словам, узлов двадцать, задела его лодку и пустила ее ко дну. Солнце уже клонилось к закату, но сумерки еще не сгустились. К тому же, как он уверяет, на лодке горел фонарь. Сам Уолш серьезно не пострадал, а вот его двенадцатилетний сынишка до сих пор лежит в больнице.
Фаркхар нахмурился.
– Я не понимаю, при чем тут я. Извините, но у меня очень много дел.
– Я стараюсь быть предельно кратким. Уолш сказал, что на месте происшествия были свидетели. По его словам, ярдах в двухстах от них проходила очень крупная яхта, футов в семьдесят, и на ее борту были люди, которые могли видеть, как это случилось. Он пытался разглядеть название, но за точность не ручается, потому что барахтался в воде, да и света было недостаточно. По его мнению, она называлась как-то вроде «Пропеллера». Яхту с таким названием мы отыскать не смогли, а вот ваша, «Просперо», по названию немного созвучна. Пятница, шестнадцатого мая. Три недели назад. Не были ли вы в тот день в Саунде?
