— В восемь, — ответила она. — Его секретарь, мистер Стэнджерсон, сказал, что есть два поезда: один — в девять пятнадцать, другой — в одиннадцать. Он собирался ехать первым.
— И больше вы его не видели?
Женщина вдруг сильно изменилась в лице. Она стала белой, как мел, и хрипло, через силу произнесла «нет».
Наступило молчание; вдруг дочь сказала ясным, спокойным голосом:
— Ложь никогда не приводит к добру, мама. Давайте скажем все откровенно. Да, мы видели мистера Дреббера еще раз.
— Да простит тебя Бог! — крикнула мадам Шарпантье, всплеснув руками, и упала в кресло. — Ты погубила своего брата!
— Артур сам велел бы нам говорить только правду, — твердо сказала девушка.
— Советую вам рассказать все без утайки, — сказал я. — Полупризнание хуже, чем запирательство. Кроме того, мы сами уже кое-что знаем.
— Пусть же это будет на твоей совести, Алиса! — воскликнула мать и повернулась ко мне. — Я вам расскажу все, сэр. Не подумайте, что я волнуюсь потому, что мои сын причастен к этому ужасному убийству. Он ни в чем не виновен. Я боюсь только, что в ваших глазах и, может быть, в глазах других он будет невольно скомпрометирован. Впрочем, этого тоже быть не может. Порукой тому его кристальная честность, его убеждения, вся его жизнь!
— Вы лучше расскажите все начистоту, — сказал я. — И можете поверить, если ваш сын тут ни при чем, ничего плохого с ним не случится.
— Алиса, пожалуйста, оставь нас вдвоем, — сказала мать, и девушка вышла из комнаты. — Я решила молчать, но раз уж моя бедняжка дочь заговорила об этом, то делать нечего. И поскольку я решилась, то расскажу все подробно.
— Вот это разумно! — согласился я.
— Мистер Дреббер жил у нас почти три недели. Он и его секретарь, мистер Стэнджерсон, путешествовали по Европе. На каждом чемодане была наклейка «Копенгаген» — стало быть, они прибыли прямо оттуда. Стэнджерсон — человек спокойный, сдержанный, но хозяин его, к сожалению, был совсем другого склада. У него были дурные привычки, и вел он себя довольно грубо. Когда они приехали, он в первый же вечер сильно напился, и если уж говорить правду, после полудня вообще не бывал трезвым. Он заигрывал с горничными и позволял себе с ними недопустимые вольности. Самое ужасное, что он вскоре повел себя так и с моей дочерью Алисой и не раз говорил ей такое, чего она, к счастью, по своей невинности даже не могла понять. Однажды он дошел до крайней наглости — схватил ее и стал целовать; даже его собственный секретарь не вытерпел и упрекнул его за столь неприличное поведение.
— Но вы-то почему это терпели? — спросил я. — Вы ведь могли выставить вон ваших жильцов в любую минуту.
Вопрос, как видите, вполне естественный, однако миссис Шарпантье сильно смешалась.
— Видит Бог, я отказала бы им на другой же день, — сказала она, — но слишком велико было искушение — ведь каждый платил по фунту в день — значит, четырнадцать фунтов в неделю, а в это время года так трудно найти жильцов! Я вдова, сын мой служит во флоте, и это стоит немалых денег. Не хотелось лишаться дохода, ну я и терпела, сколько могла. Но последняя его выходка меня совсем уж возмутила, и я сейчас же попросила его освободить комнаты. Потому-то он и уехал.
— А дальше?
— У меня отлегло от сердца, когда они уехали. Сын мой сейчас дома, он в отпуску, но я побоялась рассказать ему — он очень уж вспыльчивый и нежно любит сестру. Когда я заперла за ними дверь, у меня словно камень с души свалился. Но, увы, не прошло и часа, как раздался звонок и мне сказали, что мистер Дреббер вернулся. Он вел себя очень развязно, очевидно, успел порядком напиться. Он вломился в комнату, где сидели мы с дочерью, и буркнул мне что-то невразумительное насчет того, что он-де опоздал на поезд. Потом повернулся к Алисе и прямо при мне предложил ей уехать с ним. «Вы уже взрослая, — сказал он, — и по закону никто вам запретить не может. Денег у меня куча. Не обращайте внимания на свою старуху, едемте вместе сейчас же! Вы будете жить, как герцогиня!» Бедная Алиса перепугалась и бросилась прочь, но он схватил ее за руку и потащил к двери. Я закричала, и тут вошел мой сын, Артур. Что было потом, я не знаю. Я слышала только злобные проклятия и шумную возню. Я была так напугана, что не смела открыть глаза. Наконец я подняла голову и увидела, что Артур стоит на пороге с палкой в руках и смеется. «Думаю, что наш прекрасный жилец сюда больше не покажется, — сказал он. — Пойду на улику, погляжу, что он там делает». Артур взял шляпу и вышел. А наутро мы узнали, что мистер Дреббер убит неизвестно кем.
Рассказывая, миссис Шарпантье то вздыхала, то всхлипывала. Временами она даже не говорила, а шептала так тихо, что я еле разбирал слова. Но все, что она сказала, я записал стенографически, чтобы потом не было недоразумений.
— Очень любопытно, — сказал Холмс, зевая. — Ну, и что же дальше?
— Миссис Шарпантье замолчала, — продолжал сыщик, — и тут я понял, что все зависит от одного-единственного обстоятельства. Я посмотрел на нее пристальным взглядом — я не раз убеждался, как сильно он действует на женщин, — и спросил, когда ее сын вернулся домой.
— Не знаю, — ответила она.
— Не знаете?
— Нет, у него есть ключ, он сам отпирает дверь.
— Но вы уже спали, когда он пришел?
— Да.
— А когда вы легли спать?
— Около одиннадцати.
— Значит, ваш сын отсутствовал часа два, не меньше?
— Да.
— А может, четыре или пять часов?
— Может быть.
— Что же он делал все это время?
— Не знаю, — сказала она, так побледнев, что даже губы у нее побелели.
Конечно, после этого уже не о чем было говорить.
Я разузнал, где находится лейтенант Шарпантье, взял с собой двух полицейских и арестовал его. Когда я тронул его за плечо и велел спокойно идти с нами, он нагло спросил: «Вы, наверное, подозреваете, что я убил этого негодяя Дреббера?» А поскольку об убийстве и речи пока не было, то все это весьма подозрительно.
— Очень, — подтвердил Холмс.
— При нем была палка, с которой он, по словам матери, бросился вслед за Дреббером. Толстая, тяжелая дубинка, сэр.
— Как же, по-вашему, произошло убийство?
— А вот как. Он шел за Дреббером до самой Брикстон-роуд. Там снова завязалась драка. Шарпантье ударил этой палкой Дреббера, всего вероятнее, в живот, — и тот сразу же умер, а на теле никаких следов не осталось. Лил дождь, кругом не было ни души, и Шарпантье оттащил свою жертву в пустой дом. А свеча, кровь на полу, надпись на стене и кольцо — это всего-навсего хитрости, чтобы запутать следствие.
— Молодец! — одобрительно воскликнул Холмс. — Право, Грегсон, вы делаете большие успехи. У вас большая будущность.
— Я тоже доволен собой, кажется, я недурно справился с делом, — горделиво ответил сыщик. — Молодой человек в своих показаниях утверждает, что он пошел за Дреббером, но тот вскоре заметил его и, подозвав кэб, уехал. Шарпантье утверждает, что, возвращаясь домой, он якобы встретил своего товарища по флоту, и они долго гуляли по улицам. Однако он не смог сказать, где живет этот его товарищ. Мне кажется, тут все сходится одно к одному необыкновенно точно. Но Лестрейд-то, Лестрейд! Как подумаю, что он сейчас рыщет по ложному следу, так меня разбирает смех! Смотрите-ка, да вот и он сам!
Да, действительно в дверях стоял Лестрейд — за разговором мы не услышали его шагов на лестнице. Но куда девалась его самоуверенность, его обычная щеголеватость? На лице его была написана растерянность и тревога, измятая одежда забрызгана грязью. Очевидно, он пришел о чем-то посоветоваться с Шерлоком Холмсом, потому что, увидев своего коллегу, был смущен и раздосадован. Он стоял посреди комнаты, нервно теребя шляпу, и, казалось, не знал, как поступить.
— Совершенно небывалый случай, — произнес он наконец, — непостижимо запутанное дело!
— Неужели, мистер Лестрейд! — торжествующе воскликнул Грегсон. — Я не сомневался, что вы придете к такому заключению. Удалось ли вам найти секретаря, мистера Джозефа Стэнджерсона?
— Мистер Джозеф Стэнджерсон, — серьезным тоном сказал Лестрейд, — убит в гостинице «Холлидей» сегодня около шести часов утра.
Неожиданная и важная весть, которую принес нам Лестрейд, слегка ошеломила всех нас. Грегсон вскочил с кресла, пролив на пол остатки виски с водой. Шерлок Холмс сдвинул брови и крепко сжал губы, а я молча уставился на него.
— И Стэнджерсон тоже… — пробормотал Холмс. — Дело осложняется.
— Оно и без того достаточно сложно, — проворчал Лестрейд, берясь за стул. — Но я, кажется, угодил на военный совет?
— А вы… вы точно знаете, что он убит? — запинаясь, спросил Грегсон.
— Я только что был в его комнате, — ответил Лестрейд. — И первый обнаружил его труп.
— А мы тут слушали Грегсона, который по-своему решил загадку, — заметил Холмс. — Будьте добры, расскажите нам, что вы видели и что успели сделать.
