В этот момент прибыла группа полицейских во главе со старшим сыщиком. Дежурный Хатисука протянул улику, врученную ему Ютаро, и гордо доложил о своем предварительном расследовании. Тут же последовали новые расспросы свидетелей. Жертвой была Сомеко, экономка в особняке Акимори и жена управляющего Яити Тогавы. Что до преступления, Ютаро с почтальоном видели умирающую живой, и, поскольку не было никакого сомнения, что причиной смерти был удар ножом, тело вскоре увезли. Исходя из показаний Ютаро, почтальона и управляющего Тогавы, сыщик решил продолжить изучение следов, обнаруженных дежурным Хатисукой.
Они открыли заднюю калитку и зашли во двор. В пяти кенах направо был вход в кухню. Слева – каменная стена. Несколько правее, за заросшим садом, стоял дом. Виднелась веранда-энгава, через которую и был вход в особняк. Сад был слегка влажным, скорее всего, растения в такую жару поливали. На земле между задней калиткой и кухней виднелось множество следов от ботинок и войлочных сандалий-дзори, оставленных слугами и торговцами. Впрочем, следы, найденные дежурным Хатисукой, резко сворачивали от калитки направо и вели через сад перед домом к входу в особняк. Это были следы садовых сандалий-гэта. [13]
Тщательное изучение этих следов показало, что их можно разделить на четыре дорожки, что в свою очередь означало только два варианта: два человека в садовых сандалиях-гэта прошли туда и обратно. Пришли снаружи и вновь удалились? Или вышли наружу и вернулись в дом? На этот вопрос ответить было несложно, ведь в случае сандалий-гэта легко понять, в какую сторону направлены следы. Две пары таких сандалий, прекрасно совпавших со следами на земле, были вскоре найдены перед входом на веранду-энгаву, в том месте, где перед входом в особняк из сада оставляют свою обувь.
Таким образом, под подозрение попали все обитатели особняка Акимори. Полицейские, словно ищейка, взявшая след, активизировались. Старший сыщик оставил дежурного Хатисуку охранять следы и зашел в особняк через веранду-энгаву. Под пристальным наблюдением Ютаро, почтальона и управляющего Тогавы детектив начал опрос всех обитателей особняка.
Старый хозяин, Тацудзо Акимори, отказался отвечать на какие-либо вопросы, сославшись на заболевание, не позволявшему ему выходить наружу. Управляющий и горничные дружно подтвердили его болезнь, поэтому сыщик вызвал сыновей. Увидев их, Ютаро с почтальоном побледнели.
Братья были точно такого же сложения и так же выглядели, и оба носили белые юката с узором кагасури, имитирующим москитов, подпоясанные черными шелковыми лентами. Звали их Хироси и Минору, и им было по двадцать восемь лет.
Братья были близнецами.
На мгновение повисла зловещая тишина. Но почтальон не выдержал и дрожащим голосом вскричал: «Это они!»
Старший сыщик подверг их жесткому допросу. Но близнецы утверждали, что дремали под глицинией на заднем дворе, только что были разбужены и ничего не знают о случившемся. Они отрицали, что связаны с преступлением и что вообще выходили в сад перед домом.
Вновь вызвали обеих горничных. Нацу, старшая из них, заявила, что заботится о старом хозяине, так что едва ли выходила из пристройки сзади и ничего не знает о происходившем в главном доме. Кими, младшая, сказала, что, конечно, молодые хозяева спали под глицинией, но сама она тоже вздремнула часок после полудня, а незадолго до происшествия кто-то позвонил по телефону, и экономка Сомеко попросила ее посмотреть за домом в свое отсутствие. Кими, к сожалению, снова заснула, да и все еще не проснулась до конца.
Показания горничных подмывали алиби близнецов, но куда больше повредило им то, что при каждом упоминании имени Сомеко Тогавы близнецы беспокоились и начинали заикаться, произведя на полицейских дурное впечатление. Старший сыщик послал одного из подчиненных в соответствующий отдел главного полицейского управления, дабы сравнить отпечатки близнецов с найденными на рукоятке орудия убийства.
3
Тем временем дежурный Хатисука, новобранец, которому поручили охранять следы, тайно гордился тем, что в первом же деле об убийстве после поступления на службу оказал такую существенную помощь. Все шло так гладко, что служба казалась ему всего лишь игрой. Он заложил руки за спину и прогуливался туда-сюда вдоль следов, кивая сам себе.
Взглянув на следы ближе, он заметил, что они весьма интересны. Эта мысль бродила в сознании Хатисуки, когда он присел у задней калитки и поднял розовый рекламный листок, раздавленный одной из садовых сандалий-гэта в тот момент, когда их след вел к задней калитке, то есть когда человек, оставивший следы, вышел из сада и наступил на листок, проходя в калитку. Взглянем-ка... Похоже на рекламу кафе. Lupin... Lupin? Кажется, он уже слышал это имя? Хатисука поднялся и увидел горничную Коми, которая вышла из кухни после допроса.
– У меня есть небольшой вопрос, – сказал он. – Где вы забираете газеты и рекламные листовки?
– О, газеты? – Горничная вытерла руки о передник. – Газеты всегда проносят через черный ход сюда, на кухню. Почту тоже. А что до рекламы, то просто приоткрывают ту калитку и бросают ее в сад.
– Ясно. Спасибо.
Дежурный Хатисука кивнул в знак благодарности, но его лицо побледнело, приподнятое настроение словно испарилось. Молодой парень принялся кусать губы и чесать дрожащим пальцем висок. «Странно. Значит, кто-то наступил на листовку, брошенную через заднюю калитку. Это так? Это и случилось? Нет, нет. В этом нет смысла!»
В этот момент старший полицейский сыщик со своими людьми, закончив расследование, в приподнятом настроении вышел из дома, забрав с собой близнецов Хироси и Минору. Дежурный Хатисука, продолжая размышлять над странным фактом, подошел к сыщику.
– Прошу вас, подождите. У меня еще есть некоторые сомнения.
– Что? – наклонился к нему сыщик. – Сомнения? Не время шутить. Все ясно. Специалисты согласны. Отпечатки на рукоятке ножа совпадают с отпечатками Хироси Акимори!
Не имея возможности это опровергнуть, дежурный Хатисука прикусил язык.
Вскоре полицейские покинули особняк. Близнецов Акимори сочли убийцами и решили пока держать в местном полицейском участке. Дело казалось завершенным. Но не для дежурного Хатисука. Вечером, после окончания смены, во время которой он ломал голову над загадкой рекламного листка, он решил вернуться в особняк Акимори. Та горничная, с которой он говорил, увидела, как он снова присел и принялся размышлять в том месте у задней калитки, где был листок с рекламой, раздавленный садовой сандалией-гэта.
Это была реклама Café Lupin, и едва ли можно было сомневаться, что ее бросили здесь музыканты-тиндонья. Значит, сперва тиндонья бросили листок внутрь? Или сперва здесь прошли убийцы? Единственной возможной интерпретацией вставших перед ним фактов было то, что сперва был брошен листок, и только потом там прошли убийцы, случайно наступив на листок садовыми сандалиями-гэта. Точно. Несомненный факт. Значит, музыканты-тиндонья должны были здесь пройти до того, как убийцы вышли через боковую калитку, – и до того, как произошла трагедия. Погоди-ка. Разве так? Этого не может быть – музыканты-тиндонья появились уже после того, как произошло убийство. Ничего не сходится!
Озадаченный Хатисука встал.
Так и есть. Он должен был допросить музыкантов-тиндонья. Возможно, они прошли мимо до того, как было совершено преступление. Маловероятно, но это надлежало тщательно проверить.
Хатисука покинул сад особняка Акимори и направился вдоль каменной стены на восток.
Что, если, как он заподозрил, музыканты-тиндонья бросили внутрь листок уже после преступления? Тогда следы убийц... да, тогда это была ужасающая ловушка.
Хатисука продолжал размышлять. Едва ли он знал, что столкнется с еще одной невозможной проблемой.
Дойдя до места преступления – ворот главного входа в особняк Акимори, он резко остановился. Посмотрел перед собой, покачал головой. Раздраженно прищелкнул языком и продолжил путь. Дойдя до соседнего многоквартирного дома, он зашел и сказал служащему за стойкой:
