— Простите, что задержал вас, мистер Холмс. Вижу, вам до смерти надоело все это дело. Наконец-то он сознался! Войдите, Макферсон. Пусть джентльмены тоже узнают о вашем непростительном поведении.
В комнату боком вошел красный и смущенный констебль огромного роста.
— Уверяю вас, сэр, у меня и в мыслях ничего худого не было. Вчера вечером сюда зашла молодая женщина; она сказала, что ошиблась домом. Мы поговорили. Скучно ведь стоять здесь одному целый день…
— Ну, и что же случилось?
— Она захотела посмотреть, где произошло убийство, сказала, что читала об этом в газетах. Очень порядочная молодая женщина, сэр, и так складно говорила. Я подумал: ничего худого не выйдет, если я пущу ее поглядеть. Но, увидав пятно на ковре, она упала на пол и лежала как мертвая. Я бросился на кухню, принес воды, но не мог привести ее в чувство. Тогда я побежал за угол, в трактир «Ветка плюща», за коньяком, однако, пока я ходил, молодая женщина пришла в себя и ушла… Ей, наверно, было стыдно встретиться со мной.
— А ковра никто не трогал?
— Видите ли, сэр, когда я вернулся, он был, пожалуй, немного сдвинут. Ведь она упала на него, а он ничем не прикреплен к полу. Я его потом расправил.
— Это вам урок, констебль Макферсон, чтобы вы не обманывали меня, — важно проговорил Лестрейд. — Вы, конечно, решили, что это нарушение порядка не откроется, а мне достаточно было бросить только один взгляд на ковер, и я сразу понял, что кто-то заходил в эту комнату. Ваше счастье, приятель, что ничего не пропало, а то вам пришлось бы худо. Мне жаль, мистер Холмс, что я вызвал вас сюда из-за такого пустяка, но я думал, что это второе пятно, не совпадающее с первым, заинтересует вас.
— Разумеется, это очень интересно… Констебль, эта женщина только один раз заходила сюда?
— Да, сэр, только один раз.
— А как ее зовут?
— Не знаю, сэр. Она сказала, что ищет работу по переписке на машинке, но ошиблась номером дома, очень приятная, приличная молодая женщина, сэр.
— Высокая? Красивая?
— Да, сэр, довольно высокая молодая женщина. Можно сказать, что она красивая. Пожалуй, даже очень красивая. «О, офицер, разрешите мне только взглянуть!» — сказала она. У нее были такие приятные, прямо ласковые манеры, и я подумал, что не будет большой беды, если разрешу ей заглянуть в дверь.
— Как она была одета?
— Очень просто, сэр: в длинной накидке до самого пола.
— В котором часу это было?
— Как раз начинало темнеть. Зажгли фонари, когда я возвращался из трактира.
— Очень хорошо, — сказал Холмс. — Пойдемте, Уотсон, нас ждет важное дело в другом месте.
Когда мы выходили из дома, Лестрейд остался в комнате, а полный раскаяния констебль бросился отворять нам дверь. Холмс на пороге повернулся и протянул что-то Макферсону. Констебль всмотрелся.
— Боже мой, сэр! — изумленно воскликнул он.
Холмс приложил палец к губам, сунул этот предмет обратно во внутренний карман и, когда вышли на улицу, расхохотался.
— Прекрасно! — сказал он. — Пойдемте, дорогой Уотсон. Занавес поднят, начинается последний акт. Можете быть спокойны: войны не будет, блестящая карьера высокочтимого лорда Трелони Хоупа не пострадает, неосторожный монарх не будет наказан за свою поспешность, и премьер-министру не придется распутывать сложное положение в Европе. От нас требуется только некоторая тактичность и находчивость, и тогда вся эта история, грозившая неприятными последствиями, не будет стоить и ломаного гроша.
Я проникся восхищением к этому удивительному человеку.
— Вы решили задачу? — воскликнул я.
— Пока нет, Уотсон. Есть еще некоторые обстоятельства, которые так же непонятны, как и раньше. Но нам уже известно так много, что просто будет обидно не узнать всего. Мы отправимся прямо на Уайтхолл-Террас и доведем дело до конца.
Когда мы пришли в дом министра по европейским делам, Шерлок Холмс заявил, что желает видеть леди Хильду Трелони Хоуп. Нас провели в приемную.
— Мистер Холмс! — сказала леди, и лицо ее порозовело от негодования. — Это просто нечестно и неблагородно с вашей стороны. Ведь я уже сказала, что хотела сохранить мой визит к вам в тайне, иначе муж подумает, что я вмешиваюсь в его дела. А вы компрометируете меня своим приходом. Ведь это доказывает, что между нами существуют деловые отношения.
— К сожалению, миледи, у меня не было иного выбора. Мне поручили найти этот исключительно важный документ, поэтому я вынужден просить вас, миледи, передать его мне.
Леди вскочила на ноги; румянец мгновенно схлынул с прекрасного лица. Ее глаза потускнели, она зашаталась. Мне показалось, что она упадет в обморок, но огромным усилием воли она овладела собой, и лицо ее вспыхнуло от изумления и гнева:
— Вы… Вы оскорбляете меня, мистер Холмс!
— Послушайте, миледи, это бесполезно. Отдайте письмо.
Она метнулась к звонку:
— Дворецкий проводит вас.
— Не звоните, леди Хильда. Если вы это сделаете, все мои искренние попытки избежать скандала окажутся напрасными. Верните мне письмо, и все уладится. Если вы будете слушаться меня, я помогу вам. Если вы не захотите довериться мне, я вынужден буду выдать вас.
Она стояла перед ним гордая и величественная. Глаза ее встретили взгляд Холмса, как будто желали понять, что у него на уме. Она не снимала руки со звонка, но и не звонила.
— Вы пытаетесь запугать меня. Не очень благородно, мистер Холмс, прийти сюда угрожать женщине! Вы говорите, что вам кое-что известно. Что вы знаете?
— Прошу вас, миледи, сядьте. Вы ушибетесь, если упадете. Я не буду говорить, пока вы не сядете. Благодарю вас.
— Даю вам пять минут, мистер Холмс.
— Достаточно и одной, леди Хильда. Я знаю о том, что вы были у Эдуардо Лукаса, отдали ему этот документ, знаю, как вы вчера вечером хитроумно проникли в его комнату вторично и взяли письмо из тайника под ковром.
Лицо леди Хильды стало смертельно бледным. Она не сводила глаз с Холмса; у нее перехватило дыхание, она не могла произнести ни слова.
— Вы сошли с ума, мистер Холмс… Вы сошли с ума! — наконец воскликнула она.
Из кармана он вытащил маленький кусочек картона. Это была фотография женщины.
— Я захватил ее, потому что считал, что она может пригодиться, — сказал он. — Полицейский узнал вас.
Она с трудом глотнула воздух, и ее голова упала на спинку кресла.
— Послушайте, леди Хильда… Письмо у вас, но дело все же можно уладить. У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Мои обязанности кончатся, когда я возвращу пропавшее письмо вашему мужу. Послушайтесь моего совета и будьте откровенны со мной — в этом ваше спасение.
Ее мужество было восхитительно. Даже в этот момент она не признавала себя побежденной:
— Я снова повторяю вам, мистер Холмс: вы находитесь во власти какой-то нелепой фантазии.
Холмс встал со стула:
— Мне жаль вас, леди Хильда. Я сделал для вас все, что мог, теперь я вижу: это было напрасно.
Он нажал кнопку звонка. Вошел дворецкий.
— Мистер Трелони Хоуп дома?
— Он будет дома, сэр, через пятнадцать минут.
Холмс взглянул на часы.
— Еще пятнадцать минут, — сказал он. — Очень хорошо, я подожду.
Едва дворецкий закрыл за собой дверь, как леди Хильда, простирая руки, бросилась к ногам Холмса; ее прекрасное лицо было залито слезами.
— О, пощадите меня, мистер Холмс! Пощадите меня! — умоляла она в порыве отчаяния. — Ради бога, не говорите ему! Я так люблю его! Мне больно причинить ему малейшую неприятность, а эта, я знаю, разобьет его благородное сердце.
Холмс поднял ее.
— Благодарю вас, миледи, что вы хоть в последний момент опомнились. Нельзя терять ни минуты. Где письмо?
Она бросилась к письменному столу, отперла его и вынула длинный голубой конверт.
— Вот оно, мистер Холмс… Лучше бы я никогда не видела его!
— Как нам теперь его вернуть? — раздумывал Холмс. — Скорее, скорее, надо найти какой-нибудь выход!.. Где шкатулка с документами?
— Все еще в спальне.
— Как удачно! Скорее, миледи, принесите ее сюда.
Через минуту она появилась, держа в руках красную плоскую шкатулку.
— Чем вы открывали ее прежде? У вас есть второй ключ? Конечно, есть. Откройте!
Из-за корсажа леди Хильда вытащила маленький ключ. Шкатулку открыли; она была полна бумаг. Холмс засунул голубой конверт в самую середину, между листками какого-то другого документа. Шкатулку заперли и отнесли обратно в спальню.
— Теперь мы готовы встретить его, — оказал Холмс. — У нас еще есть десять минут. Я беру на себя очень много, чтобы выгородить вас, леди Хильда! За это вы должны в оставшееся время честно рассказать мне всю эту странную историю.
— Я расскажу вам все, мистер Холмс! — воскликнула леди. — О, мистер Холмс, мне легче отрубить себе правую руку, чем доставить ему хоть минуту горя! Во всем Лондоне нет женщины, которая так любила бы своего мужа, как я, и все же, если бы он узнал, что я сделала, что была вынуждена сделать, он никогда не простил бы меня. Он так высоко ставит свою собственную честь, что не в состоянии забыть или простить бесчестный поступок другого. Помогите мне, мистер Холмс! Мое счастье, его счастье, наши жизни поставлены на карту!
