– Учитывая твою личность, как я ее себе представляю? Советую быть хорошей девочкой и все рассказать папе.
Своих ладоней она не убрала.
– Жаль, – произнесла она, – что вы не отвели меня куда-то, где мы могли бы побыть наедине. Я не знаю, как разговаривать с мужчиной, пока он не обнял меня и не поцеловал. Так я смогу разобраться, что он за человек, а хорошему человеку расскажу все, что знаю.
Я прикинул расклад. Если уж позволил себе уединиться в отдельном кабинете «Рустермана» с закоренелой нимфоманкой и с этим ничего не поделаешь, мог бы, во всяком случае, сохранить достоинство, отделавшись одной только тратой двадцати долларов Вульфа. Но вряд ли дело обстояло именно так. Анализ ситуации подсказывал, что эта куколка просто практикует своеобразный подход к установлению контактов, а спорить с ней я был не готов.
Поэтому я выскользнул из-за стола, выпрямился, задернул шторой вход в кабинку, устроился на диванчике рядом с девушкой и заключил ее в крепкие объятия. Подобно ладоням, ее губы оказались теплыми и твердыми, не слишком влажными, но и не сухими. Роза Бендини не просто разработала уникальную теорию установления контакта, она была готова апробировать ее в деле, а ведь далеко не каждый теоретик захочет подвергать подобному испытанию свои умопостроения.
Когда испытание завершилось, я отпрянул назад, вернул штору на место и уселся. Как раз в этот момент вошел официант, который принес нам запеченный грейпфрут. Когда он ушел, покончив с сервировкой стола, Роза Бендини заговорила вновь:
– Чем вы занимались в кабинете Эстер Ливси? Тем же, чем сейчас со мной?
– Ну вот, опять! – возмутился я. – Ты уверяла, будто многое можешь рассказать, а вместо этого задаешь вопросы. Почему ты считаешь, что Мур был убит?
Она проглотила кусочек грейпфрута.
– А как я узнала, что могу попросить вас обнять меня и поцеловать?
– Это очевидно всякому, кто на меня посмотрит. Благодарю за доверие. Но при виде сплющенной головы Мура заподозрить умышленное убийство не мог никто. Даже копы и эксперты-медики ничего не заподозрили.
Ее ложечка замерла в воздухе, не донесенная ко рту.
– Разве можно говорить такие чудовищные вещи!
– Можно. Уверять, что парня убили, тоже чудовищно – особенно если он был твоим другом. Кстати, насколько близким другом?
Она занялась грейпфрутом – не с целью выгадать время и обдумать ответ, а просто потому, что была голодна. Так мне показалось. Расправившись еще с тремя дольками, заговорила снова:
– Я звала его Уолли, потому что мне не нравилось имя Уолдо: слишком оно заумное. И вообще, я часто придумываю людям новые имена, люблю это делать. Моего мужа зовут Гарольдом, но я называю его Гарри. Мы с Уолли были очень близкими друзьями. И оставались друзьями, когда он… когда его убили. Разве я не обещала рассказать все, что знаю?
Ложечка опустилась к грейпфруту.
– Твоего мужа? – удивление я постарался скрыть. – Мистера Бендини?
– Нет, у него другая фамилия. Его зовут Гарольд Энтони. Я вышла замуж почти три года назад и уже тогда работала в «Нейлор – Керр». Просто не стала морочить себе голову сменой фамилии. И рада, что не стала, потому что рано или поздно Гарри даст согласие на развод. Когда Гарри вернулся из армии, он, похоже, ожидал найти меня в том же шкафу, где оставил, вместе со всем нафталином. Уолли был гораздо умнее, он не совершил бы той же ошибки. Как и вы сами.
– Ни за что на свете, – поклялся я. – А что, твой муж тоже работает в «Нейлор – Керр»?
– Нет, он брокер… То есть он работает в брокерской конторе на Нассау-стрит. Он хорошо образован, учился в колледже, мне никак не запомнить, в каком именно. Мы месяцами не живем вместе, но Гарри по-прежнему не может смириться с мыслью, что потерял меня, а мне никак не удается доказать, что мы не сошлись характерами, сколько бы я ни твердила, будто между нами не было настоящей любви – одно только влечение.
Она положила ложку на стол.
– Позвольте, я признаюсь вам кое в чем, мистер Трут. Я по-настоящему любила Уолли Мура. Знаю это точно, потому что в жизни никого не ревновала – одного только Уолли. Ревность меня прямо обуревала, я глядела на всех его девиц и придумывала каждой из них жуткую смерть. Вы небось и не подумали бы, что я на такое способна. Я бы наверняка не подумала.
Мой ответ был вынужденно уклончив: официант как раз подал стейки. Сервировав их сладким картофелем и эндивием, он наполнил бокалы и поставил сковороду с остатками на угольную жаровенку здесь же, на столе. Когда официант удалился, я поднял было нож и вилку, но Роза мне помешала.
– Выглядит чудесно. Похоже, этот занавес застрял и вам нипочем не задернуть его снова.
Я отошел и задернул штору. На этот раз она тоже встала с дивана, и мы установили контакт посредством объятий в положении стоя. Все то время, что длился процесс, до нас доносился дразнящий аромат стейков с дивной нотой разлитого по бокалам бургундского, и эта комбинация сделала ощущение особенно приятным.
– Нельзя позволить им остыть, – заметил я в итоге.
Проявив здравый смысл, она ответила согласием, и я снова отдернул штору, чтобы впустить немного свежего воздуха.
Это сломало еще державшиеся барьеры. Когда с ужином было покончено, я мог бы заполнить переданными ею сведениями шесть машинописных страниц, отпечатанных с минимальным интервалом. Бо́льшую часть она изложила по-английски; в тех же двух или трех эпизодах, где она обошлась намеками, я предлагаю собственный перевод.
Начиная с первого же рабочего дня Уолдо Уилмот Мур резвился в отделе фондов, будто дельфин в океанских волнах. Применить осторожный подсчет к набранным этим парнем очкам не представляется возможным, поскольку сам он никакой осторожности не проявлял. У меня осталось впечатление, что количество одержанных Муром побед исчислялось десятками, хотя Роза наверняка преувеличила общий итог, отдавая дань его памяти. Лишь четыре имени из всех упомянутых стоило выделить особо, причем два из них были мужские.
ГВИНН ФЕРРИС, по уверениям Розы, была настоящей стервой. Прирожденная мастерица обольщать и обещать, она попыталась применить этот навык к Муру, была сбита с толку и неожиданно для себя самой распрощалась с карьерой обольстительницы и раздатчицы обещаний, временно во всяком случае. Несмотря на то что они с Розой были почти сверстницами (двадцать с чем-то), Гвинн до сих пор, вот уже почти два года, прозябала в должности стенографистки на подхвате.
БЕНДЖАМИН ФРЕНКЕЛЬ, серьезная и страстная натура в чине заместителя начальника секции, занимал, по общему мнению, почетное третье место в борьбе за звание лучшего диктовальщика писем во всем отделе. Гвинн Феррис обольщала его и обещала, пока совсем не вскружила бедняге голову. Следовательно, Уолдо Мура он ненавидел со всеми присущими ему серьезностью и страстью – или даже еще сильнее.
ЭСТЕР ЛИВСИ – притворщица, дурочка и мерзавка, каких поискать. Мур крутил ею как хотел, ничуть не собираясь сковывать себя узами брака с ней. Он вообще ни на ком не собирался жениться, но Эстер была слишком глупа, чтобы это понять. На какое-то время она и впрямь возомнила Мура своей собственностью, но, узнав, что он по-прежнему проводит время с Розой, не говоря уже об остальных, прямо с цепи сорвалась, поехала крышей и не очухалась по сию пору.
САМНЕР ХОФФ выделялся из общего ряда, будучи инженером-строителем и техническим консультантом всего отдела фондов. Он также являлся героем – или, смотря на чьей вы стороне, антигероем – самого драматичного эпизода саги об Уолдо Муре.
Как-то в октябре, как раз перед окончанием рабочего дня, на самом краю большого зала, у входа в кабинет Дикерсона, он мощным ударом в челюсть отправил Мура на колени девицы за соседним столом, попутно испортив письмо, которое та печатала. Как раз перед тем, как нанести свой эффектный удар, он дал понять, что взбешен контролерским отзывом Мура на надиктованное им, Самнером Хоффом, письмо.
Впрочем, по уверению Розы, то был лишь предлог, а на самом деле Хоффа взбесило завоевание Муром сердца Эстер Ливси. Дело в том, что Самнер Хофф уже больше года ухлестывал за ней, в самом хорошем смысле слова.
Я начинал понимать, почему Пайна так раздражали возникавшие вокруг Мура пересуды.
Без малого два часа Роза рассказывала, отвлекаясь только на стейк с разнообразным гарниром, еще одну бутылку вина, а затем еще десерт под кофе и бренди. Когда рассказ подошел к концу, я набрал целую бочку интересных деталей, хотя по большому счету не услышал ничего нового.
Для меня не стало откровением, что в качестве контролера корреспонденции Мур бесил самых разных людей своей некомпетентностью, или что глава его секции не питал к Муру добрых чувств и мечтал от него избавиться, или даже то, что покойный души не чаял в женщинах.
Роза лишь заполнила пробелы и, когда мы подошли к сути – с чего она взяла, будто Мура убили, и кто бы мог сотворить такое, – окончательно растерялась. Она уверена, что Мур был убит, потому что знает, кто желал ему смерти.
