— Возможно. Но только Манюэль был хитрец — при случае он поставлял мне сведения о мелких делишках, сам же занимался крупными делами, о которых, естественно, никогда не говорил.
— Вы не хотите, чтобы я велел подать сюда бутылку шампанского?
— Это почти единственный напиток, который меня не соблазняет.
— Тогда пиво.
— Сейчас ничего не надо.
Видно было, что Пернелю нелегко.
— Манюэль был хитер, — продолжал Мегрэ, глядя прямо в глаза собеседнику. — Так хитер, что я никогда не мог найти доказательств его причастности к преступлениям. Он знал, что мне известна правда, во всяком случае, хотя бы частично, и не старался изображать из себя праведника. А когда это становилось необходимым, предавал одного из своих сообщников.
— Не понимаю, что вы хотите сказать…
— Нет, понимаете.
— Я никогда не работал с Манюэлем, разве что здесь, по специальности — метрдотелем, потом управляющим.
— Но при этом уже в двенадцать часов дня вы знали, что с ним произошло. Как вы сказали, в баре и ресторане можно услышать много разных вещей.
Итак, что вы думаете, Пернель, о краже ювелирных изделий?
— То, что об этом пишут в газетах: молодые парни приучаются к преступному ремеслу, но, в конце концов, попадают в руки полиции.
— Нет, не то…
— Говорят, что во время кражи поблизости держится один из опытных грабителей, чтобы прийти на помощь новичкам в случае необходимости.
— А еще?
— Ничего. Клянусь вам, я больше ничего не знаю.
— Ну что ж, расскажу вам кое-что еще, хотя уверен, не сообщу ничего для вас нового. Скажите, какому главному риску подвергаются воры ювелирных изделий?
— Их могут застукать.
— Как?
— При перепродаже драгоценностей.
— Хорошо! Вы начинаете подходить к главному — все дорогие камни имеют, так сказать, свое гражданское состояние и известны людям, связанным с ювелирным делом. Как только совершается кража, описание изделий рассылается не только по Франции, но и за границу. Скупщик краденого, если только воры знают таких, даст им лишь десять или пятнадцать процентов от стоимости добычи. И почти всегда, когда год или два спустя он пускает эти камни в продажу, полиция узнает их, идет по следу и находит грабителей. Согласны?
— Думаю, так оно и бывает. У вас больше опыта, чем у меня.
— Но вот в течение почти десяти лет драгоценности, украденные в магазинах, теряются без следа. Что тут можно предположить?
— Откуда мне знать?
— Да бросьте, Пернель. Тот, кто занимается вашим ремеслом в течение тридцати или сорока лет, знает все его тонкости, даже если не получает от этого прямой выгоды.
— Но я не так давно работаю на Монмартре.
— Первая предосторожность состоит не только в том, чтобы вынуть камни из оправы, нужно еще преобразить их, а для этой цели необходим «свой» гранильщик бриллиантов. Вы знаете таких?
— Нет.
— Мало кто их знает по той простой причине, что их немного не только во Франции, но и во всем мире.
В Париже их не больше полусотни, живут они, как правило, в одном районе, в Маре, поблизости от улицы Фран-Буржуа, и образуют свой, очень замкнутый мирок. А кроме того, перекупщики, торговцы бриллиантами и крупные ювелиры, которые доверяют им работу, все время следят за ними.
— Я об этом никогда не думал.
— Бросьте шутить!
В дверь постучали. Это был бармен, который протянул Мегрэ листок бумаги.
— Только что принесли для вас.
— Кто?
— Парнишка из табачной лавочки на углу.
Это была записка от Лапуэнта, написанная карандашом на листке, вырванном из записной книжки.
«Он вошел в телефонную кабину. Сквозь стекло я видел, как он набирал 42—38. В последней цифре я не уверен.
Потом сел в углу, читает газеты. Я остаюсь здесь».
— Разрешите мне воспользоваться одним из ваших аппаратов. Собственно говоря, почему у вас две линии?
— Второй аппарат местный, соединен только с рестораном.
— Алло! Справочное? У телефона комиссар Мегрэ из уголовной полиции. Мне нужно срочно узнать, какому абоненту принадлежит номер сорок два — тридцать восемь. Последняя цифра под вопросом. Будьте так любезны, позвоните мне сюда…
— А теперь, — сказал он Пернелю, — я с удовольствием выпил бы стакан пива.
— Вы уверены, что больше ничего не знаете о месье Луи?
Пернель колебался, отдавая себе отчет в том, что дело принимает серьезный оборот.
— Лично я его не знаю. Только вижу в баре. Случается, в отсутствие Жюстена обслуживаю его я, и мы перекидываемся несколькими словами о погоде.
— Его никто не сопровождает?
— Редко. Несколько раз я видел его с молоденькими мальчиками. Я даже подумал, не интересуется ли он этим…
— Вы не знаете его фамилию, адрес?
— Его всегда называют месье Луи, причем с явным уважением. Думаю, живет он где-нибудь поблизости, потому что никогда не приезжает на машине.
Зазвонил телефон. Мегрэ снял трубку.
— Комиссар Мегрэ? Кажется, я могу дать вам справку, которая вас интересует, — говорила девушка из справочного. — Абонент сорок два — тридцать восемь полгода назад временно отключил телефон из-за отъезда за границу. Владелец номера сорок два — тридцать восемь — Фернан Барийар, адрес…
Комиссар знал продолжение. Речь шла о представителе фирмы, изготовляющей роскошные коробки и футляры. Он жил на той же лестничной площадке, что и Пальмари.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Дать вам предыдущие номера?
— Дайте на всякий случай…
Предыдущие фамилии и адреса были ему неизвестны.
Мегрэ грузно поднялся, отяжелев от жары и утомительного дня.
— Подумайте о том, что я вам сказал, Пернель. Теперь, когда вы ни от кого не зависите, приобрели ресторан, который дает неплохой доход, было бы досадно иметь неприятности. Не так ли? Я думаю, что скоро увижу вас. Мой совет: не распространяйтесь о нашей беседе. Такой товар, как роскошные упаковки, вам ничего не говорит?
Новый владелец «Золотого бутона» посмотрел на него с Удивлением.
— Не понимаю.
— Некоторые картонажники специализируются на коробках для шоколада, рожках для драже и так далее.
Так вот, к этим «и так далее» можно причислить коробки, которые используют ювелиры вместо футляров.
Он опустился по темной и не очень чистой лестнице, пересек ресторан, где теперь в углу сидела какая-то пара, а у другого столика ужинали четверо.
Поднялся по улице до табачной лавочки с баром и заметил Лапуэнта, который мирно потягивал аперитив, а в углу сидел месье Луи и читал вечернюю газету. Ни тот, ни другой его не заметили, и несколько минут спустя комиссар сел в такси.
— Улица Акаций, на углу улицы Триумфальной арки.
В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения, и Мегрэ чувствовал, что рубашка у него прилипла к телу.
В такси он, кажется, дремал и, вероятно, дремал на самом деле, потому что вздрогнул, когда шофер объявил:
— Приехали, месье.
Мегрэ поднял голову и посмотрел снизу вверх на дом из красного кирпича, с окнами, обрамленными белым камнем. На лифте он поднялся до пятого этажа и по привычке чуть не позвонил у двери налево.
У дверей направо его заставили некоторое время подождать, и та же самая блондинка, которую он расспрашивал после обеда, наконец открыла ему дверь.
— Опять вы! — залепетала она с удивлением. — Мы с мужем сейчас ужинаем.
— Я хотел бы сказать ему несколько слов.
— Входите!
Гостиная была похожа на ту, что он видел в квартире напротив, но не такая роскошная, с более скромным ковром. Из гостиной дверь вела не в каморку, как у Пальмари, а в буржуазную столовую с мебелью в деревенском стиле.
— Это комиссар Мегрэ, Фернан.
Мужчина лет сорока тоже встал с салфеткой в руке.
Он был без пиджака, в рубашке с распахнутым воротом.
— Весьма польщен, — прошептал он, глядя то на жену, то на гостя.
— Комиссар уже приходил сегодня днем. Я не успела сказать тебе об этом. По случаю убийства этого жильца он обошел весь дом, звонил у каждой двери.
— Продолжайте ужинать, — сказал Мегрэ, — я не тороплюсь.
На столе стояла жареная телятина и лапша в томате.
Они, не без некоторого смущения, сели на свои места, а комиссар занял место в конце стола.
— Вы ведь выпьете стаканчик вина?
Графин с белым вином, только что из холодильника, так аппетитно запотел, что Мегрэ не стал сопротивляться. И хорошо сделал, потому что это было легкое вино из Сансера, которое конечно же купили не в бакалейной лавке.
Наступило неловкое молчание, когда Барийары снова принялись за еду под рассеянным взглядом своего гостя.
— Все, что я могла сказать комиссару, это то, что мы не знакомы с Пальмари. Я-то никогда его и не видела и еще сегодня утром не знала его фамилии. Что до его жены…
Ее муж был красивым мужчиной, стройным и мускулистым, он, должно быть, пользовался успехом у женщин. Его усы подчеркивали чувственные губы, безупречные зубы, открывавшиеся даже тогда, когда он чуть-чуть улыбался.
