Девушка весело захохотала, щекоча своими бледно-золотистыми прядями его щеку.
— Сыщик! Вот уж нет, сразу видно!
Кончив делать выписки и поставив справочник на место, Найджел спросил:
— Вам здесь, наверно, скучно целый день одной? Хотя чтения тут хватает.
— Терпеть не могу книжки. По мне, если хотите знать, да хоть бы их совсем на свете не было. А вот мой парень — он только и знает, что читать, вечно сидит, уткнувшись носом в книжку. Меня это даже пугает.
— Не лучшее занятие, когда рядом такая девушка.
— Я так ему и говорю. Мы ведь только раз бываем молоды, правда? Я, конечно, не на вас намекаю, мистер Мер… мистер Стрейнджуэйз. — Она кинула на него томный взгляд. — Лично я уважаю пожилых мужчин.
— Берегитесь! Вы со мной поосторожней. У меня ведь опасный возраст. А все эти книжки возбуждают страсть.
— Фу! Как не стыдно! — в восторге пискнула девушка.
Немного поболтав в том же духе, Найджел спросил, приходилось ли ей сталкиваться с мисс Майлз.
— С этой кобылой? Вот воображает о себе, фря! Ой, может, вы с ней дружите?
— Нет. А ее здесь недолюбливают?
— Между нами говоря, болтают, будто мистер Райл немножко… ну, вы понимаете. Стыд и срам. В матери ему годится.
— А мистер Протеру?
— Да он ее терпеть не может. Это все знают. Когда ее сюда пустили, они прямо сразу так поцапались!
— Да ну? А из-за чего?
— Сама я не слыхала. Но моя подружка Джин случайно зашла в кабинет к мистеру Протеру и услышала, как они друг на друга кидаются в соседней комнате. Как она его оскорбляла, нашего мистера Протеру!
— Как?
— Джин не успела всего подслушать. Но ясно слышала, как мисс Майлз обозвала его лупоглазым. И так гадко, бессердечно, ну все равно как Бетт Дэвис. Он, конечно, не Марлон Брандо, но…
— Джин уверена, что мисс Майлз так его назвала?
— Она своими ушами слышала, как мисс Майлз сказала: «Лупоглазый». Даже два раза. И очень громко. Остального она недослышала. Но оба они, видно, здорово распалились. Мистер Протеру ведь носит очки — значит, она его хотела обидеть, правда?
— Может, это его кличка?
— Ну нет. Конечно… кое-кто у нас зовет его Креветкой…
— Лупоглазый… А вы знаете, кто носит большие защитные очки?
— Ну, мотоциклисты. И…
— Вы сами сейчас вылупите глаза. А если я вам скажу, что второй муж мисс Майлз был автогонщиком?
После этой интригующей реплики Найджел удалился, причем глаза Сьюзен были так широко открыты, что своими размерами и голубизной не уступам бассейну для плавания голливудской звезды.
Следующие пятнадцать минут Найджел в сопровождении гида осматривал здание. Он хотел хорошенько изучить место действия, а Стивен Протеру сказал, что будет только рад хоть ненадолго оторваться от своих рукописей. Начав обход с третьего этажа, где помещался редакционный отдел вместе со справочной библиотекой и художественной редакцией, они спустились на второй этаж, который занимали компаньоны, их секретари и отдел рекламы. На первом этаже располагались чисто технические отделы издательства: кабинет заведующего производством, бухгалтерия, счетный отдел и т. д. Наконец, в цокольном этаже была приемная, торговый отдел и большой зал, где под лампами дневного света и под звуки легкой музыки по радио работали упаковщики; за ним находилось еще более просторное складское помещение.
— Вот и все, — сказал Стивен, когда они вернулись к себе. — Просто, но символично. На третьем этаже — Просвещение, на первом — Золотой Телец, а между ними прослойка в виде компаньонов.
Найджел заметил, что его гида повсюду встречали почтительно, словно он тоже хозяин фирмы, но в этой почтительности не было подхалимства. Служащие явно любили Стивена, и, насколько можно было судить, все они хорошо относились друг к другу. Стивен несколько затруднялся, удовлетворяя любопытство Найджела относительно того, что происходит в других отделах, но, когда речь шла о его работе, отвечал без запинки.
Следующие полчаса Найджел изучал лежавшую у него на столе папку. В ней были данные, которые он попросил вчера: список служащих со стажем их работы в издательстве и кругом обязанностей, а также пачки пенсионных бланков, на которых каждый из них надписал свою фамилию печатными буквами и расписался. Найджел не рассчитывал что-нибудь из этого почерпнуть. Он затребовал данные, чтобы показать свою деловитость. Пенсионные бланки он сложил в большой конверт, его другу из Скотленд-Ярда они могут пригодиться, хотя, на взгляд Найджела, печатные буквы у всех людей почти одинаковы.
— А графологи могут что-нибудь определить по печатным буквам? — спросил Стивен Протеру, оторвавшись от своей работы.
— Это почти невозможно сделать по одному слову «Надо!». Конечно, если вы позволяете себе какую-нибудь причуду, например проводите перекладину в «н» справа налево или пишете буквы снизу вверх, они это заметят.
— Я так и думал. Но как же вы собираетесь вести это расследование?
— Искать мотив поступка. И выяснить, у кого была возможность его совершить. Это сужает круг. Кстати, скоро придет Киприан Глид, он хочет меня видеть. Где бы я мог…
Протеру ткнул большим пальцем через плечо:
— Там, если хотите. Сегодня Медуза превращает людей в камень где-то в другом месте. А чего ему надо?
— Посмотрим. Вы знакомы с ее вторым мужем?
— Глид — ее сын от первого брака.
— Знаю. Я говорю об автогонщике.
— Нет. Я не охотник до всяких там петушиных боев и прочего.
— Говорят, он застрелился.
— Не удивлюсь. — Стивен Протеру пожевал ртом, как рыба. — Одни сами решаются на самоубийство, других на это толкают.
Зазвонил телефон. К мистеру Стрейнджуэйзу пришел мистер Глид.
— Пошлите его наверх, в комнату, где работает мисс Майлз, — сказал Протеру.
Субъект, который туда вошел, производил весьма невыгодное впечатление. Ниже среднего роста, в брюках дудочками и грязном пиджаке с начесом, мучнистое лицо выглядело еще бледнее из-за реденькой черной бородки и черного сомбреро.
— Это вы — Стрейнджуэйз? — спросил он воинственно, из черной бородки блеснули белые зубы. — Какого дьявола вы позволяете себе оскорблять мисс Сандерс?
— Сядьте, и я вам объясню. Курите.
Рука Киприана Глида машинально потянулась к его портсигару, но тут же отдернулась.
— Спасибо, нет. Терпеть не могу душистое мыло.
Найджел подумал, что, судя по его виду, Глид не терпит никакого мыла. Молодой человек шлепнулся в кресло; он дрожал и злился на себя за эту дрожь, а потому дрожал еще сильнее.
— Какое вы имеете право хамить Мириам, то есть мисс Сандерс, и вынуждать ее…
— Какое же это хамство? Она солгала, и я ее на этом поймал. Имею на это полное право. Издательство пригласило меня расследовать недавние неприятности.
— Какие неприятности?
— Ваша мать, наверное, рассказывала вам про дело о клевете.
— Ах, это… И вы считаете, что ваши гестаповские методы оправданны… Но при чем тут я, позвольте спросить?
Киприан Глид принадлежал к той породе слабохарактерных людей, которые все время себя подстегивают, желая скрыть за агрессивностью неуверенность в себе.
— Очень даже при чем, — невозмутимо ответил Найджел. — Во-первых, вы находились здесь, когда были восстановлены купюры. Во-вторых, за несколько дней до этого фирма отвергла ваше предложение.
Киприан презрительно скривился:
— Вероятно, у частного сыщика, или кто вы там, кругозор ограничен замочной скважиной. Да чихать я хотел на этого генералишку. Сядет он в галошу или не сядет — мне-то что?
— Зачем вы приходили опять, раз ваше предложение было отвергнуто?
— Я приходил к Мириам.
— А потом поднялись наверх.
Найджел произнес это утвердительно, хотя пока не мог этого доказать.
— Ну и что из этого? Мне ведь не запрещено навещать собственную мамочку? — Разозлившись на себя за проявленную слабость, Киприан снова изобразил вспышку гнева. — Да и какого черта я вообще должен отвечать на ваши вопросы?
— Никто вас не заставляет. Но почему бы вам, кстати, и не помочь расследованию? Может, вы затаили злобу на «Уэнхем и Джералдайн»?
Молодой человек закатил глаза, совсем как его мать:
— Ну, если вы думаете, что у писателя нет других занятий, кроме как таить злобу на всех, кто отверг его произведения…
— Да, безусловно, думаю.
Глид был озадачен, но тут же ответил на откровенное заявление Найджела длинной тирадой, направленной против того, что он звал «системой». Это, как выяснилось, реакционная, коварная, тайная клика — издатели, редакторы и писатели, которые действуют в литературном мире как мафия, проталкивая свои писания и мешая пробиться всем посторонним. Такие люди, как Стивен Протеру, заявил он, — вожаки этой шайки, серые кардиналы, которые заправляют всей литературной политикой, определяют ее направление, дают работу своим клевретам, истребляют аутсайдеров. «Система» действует в Лондоне, но имеет свою агентуру и в провинции, она контролирует не только издательства, литературные отделы столичных газет и еженедельников, но и Би-Би-Си, Совет по искусствам, Британский совет и старейшие университеты. Она особенно опасна потому, что члены ее либо искренне, либо притворно не подозревают о ее существовании. Эта олигархия изощренными методами осуществляет свою власть и безжалостно подавляет все, что грозит ее интересам, причем каждый из ее членов в отдельности так же мало отдает себе отчет в коллективных целях, как отдельные кораллы кораллового рифа или капли дождя. И для того, чтобы бороться с этой зловещей и вроде бы неорганизованной бандой, Киприан Глид хотел издавать свой литературный журнал.
