Входная дверь приоткрылась, потом захлопнулась, и на лестнице послышались шаги. Лидс появился в проеме моей распахнутой двери, постоял, словно колеблясь, потом зашёл и сказал:
— Через час мне уже надо вставать и заниматься собаками, так что я закрою вашу дверь.
Я поблагодарил. Он не двинулся с места.
— Моя кузина уплатила Вульфу десять тысяч. Что он теперь будет делать?
— Не знаю, ещё не спрашивал. А что?
— Мне пришло в голову, что он может захотеть потратить эти деньги, или хотя бы их часть, в её интересах. Если полиция не найдет убийцу, например.
— Не исключено, — согласился я. — Я ему предложу.
Он продолжал стоять, словно его заботило ещё что-то. Наконец выдавил:
— Так случается в лучших семействах.
И попятился, прикрывая за собой дверь.
Я закрыл глаза, но даже не попытался очистить голову от мыслей. Если я засну, то одному Богу известно, когда я проснусь, а я твёрдо настроился позвонить Вульфу в восемь утра, за пятнадцать минут до того, как Фриц войдёт в его комнату с завтраком на подносе. А покамест, решил я, придумаю-ка что-нибудь выдающееся для детективного бизнеса. После нескольких минут напряженнейшей умственной работы я сообразил, что мне даже не с кем поделиться её плодами. Лидс не в счёт — менее благодарного и словоохотливого слушателя и вообразить нельзя.
Есть у меня привычка вдруг подмечать, что я уже неосознанно принял какое-то вполне определенное решение некоторое время назад. Так случилось и тем утром в 6:25. Взглянув в очередной раз на часы и отметив, что стрелки показывают именно это время, я внезапно осознал, что бодрствую и, следовательно, могу не только позвонить Вульфу в восемь, но и смыться домой, чтобы доложить ему лично, как только буду уверен, что Лидс уснул; а в ту минуту я как раз был в этом уверен.
Я встал, сбросил пижаму, оделся, не стараясь установить рекорд, но и не слишком копаясь и, держа в одной руке сумку, а в другой туфли, на цыпочках выбрался в коридор, спустился по ступенькам и вышел на каменное крыльцо. Я удирал вовсе не от Кэлвина Лидса, но мне казалось вполне благоразумным исчезнуть из вестчестерского округа, прежде чем кто-нибудь обнаружит, что я вовсе не почиваю в мягкой постели наверху. Однако не тут-то было. Я сидел на крыльце, завязывая шнурок на второй туфле, когда залаяла собака и это послужило сигналом для всех остальных. Я кое-как вскарабкался на ноги, схватил сумку, вихрем промчался к машине, подгоняемый заливистым лаем и адскими завываниями, открыл дверцу, залез внутрь, запустил мотор, развернулся и уже почти миновал дом, когда в дверном проеме появился Лидс. Я нажал на тормоз, высунул голову и с криком: «Я по срочному делу, до скорого!» лихо проскочил воротца и выбрался на дорогу.
В столь раннее воскресное утро дорога была пустынна и яркое свежее солнце весело светило слева, так что путешествие было бы вполне приятным, будь у меня соответствующее настроение. Но его не было. Положение складывалось совсем иное, чем в обоих предыдущих случаях, когда мы пересекали дорогу Арнольду Зеку и кто-то при этом погибал. Тогда трупы принадлежали подручным самого Зека, а он сам, Вульф и интересы общества располагались по одну сторону баррикад. На сей же раз главным подозреваемым был Барри Рэкхем, человек Зека, и Вульф должен был либо возвратить полученные от мертвого клиента десять тысяч, либо оставить их, не предпринимая попыток их отработать, или же столкнуться с Зеком лоб в лоб. Зная Вульфа, как знаю его только я, я гнал машину со скоростью восемьдесят пять миль в час в южном направлении по шоссе Сомилл-Ривер.
Часы на щитке показывали 7:18, когда я свернул с шоссе Вестсайд на Сорок шестую улицу. Мне надо было проехать по ней до Девятой авеню и потом повернуть к югу. Улица была такая же пустынная, как и загородное шоссе. Повернув направо на Тридцать пятую улицу, я пересек Десятую авеню и, чуть-чуть не доезжая Одиннадцатой, заглушил мотор перед старым каменным особняком Вульфа.
Двигатель чихал и кашлял, когда я заметил нечто, отчего глаза мои едва не вылезли из орбит — такое зрелище мне не приходилось прежде видеть за тысячи раз, что я останавливал машину в этом месте.
Входная дверь была распахнута настежь.
Душа моя ушла в пятки. Вытряхнув её оттуда, я тигром выпрыгнул из машины, пересек тротуар, взлетел на семь ступенек и ворвался внутрь. Фриц и Теодор уже встречали меня в прихожей. Одного взгляда на их лица было достаточно, чтобы на сердце заскребли кошки.
— Проветриваетесь, что ли? — с наигранной веселостью осведомился я.
— Он ушёл, — убитым голосом сказал Фриц.
— Куда ушёл?
— Не знаю. Сегодня ночью. Когда я увидел, что дверь открыта…
— Что ты держишь в руке?
— Он оставил их на столе в кабинете… для Теодора, для меня… и для тебя.
Я выхватил из его дрожащих пальцев записки и впился в верхнюю. Почерк Вульфа я узнал сразу.
Дорогой Фриц!
Марко Вукчич возьмет тебя к себе. Он должен платить тебе не менее двух тысяч в месяц.
Всего самого доброго.
Ниро Вульф.
Я пробежал глазами следующую.
Милый Теодор!
Все растения заберёт мистер Хьюитт, который выразил желание, чтобы ты ухаживал за ними. Он будет платить тебе около двухсот долларов в неделю.
Всего доброго.
Ниро Вульф.
И, наконец, последняя.
А.Г.!
Не разыскивай меня.
Всего доброго и с наилучшими пожеланиями.
Н.В.
Я ещё раз перечёл записки, внимательно всматриваясь в каждое слово, потом, отрывисто бросив Фрицу и Теодору: «Сядьте в кресла и подождите», отправился в кабинет и уселся за своим столом. Они придвинули кресла и сели лицом ко мне.
— Он ушёл, — глухо повторил Фриц, словно пытаясь убедить себя.
— Ты очень наблюдательный, — огрызнулся я.
— Тебе известно, где он, — в голосе Теодора прозвучало обвинение. — Некоторые орхидеи нельзя перевезти, не повредив их. Я вовсе не хочу работать на Лонг-Айленде, даже за двести долларов в неделю. А когда он вернётся?
— Послушай, Теодор, — взорвался я. — Мне совершенно наплевать, что ты там хочешь или не хочешь. Мистер Вульф избаловал тебя, поскольку никто не вынянчивает его цветы лучше тебя. Но мне ты сейчас напоминаешь только одно — кислое молоко. Я имею в виду твою постную рожу. Я не знаю, ни где находится мистер Вульф, ни когда он вернётся, если он вообще вернётся. Тебе он приписал «всего доброго», а мне «всего доброго и с наилучшими пожеланиями». Уловил разницу? Тогда заткнись и не мешай.
Я переключился на Фрица.
— Мистер Вульф считает, что Марко Вукчич станет платить тебе вдвое больше, чем он сам. Очень на него похоже, да? Сам видишь, я зол как чёрт из-за его выходки, хотя и вовсе не удивлён. Теперь, чтобы вы поняли, насколько хорошо я его знаю, расскажу вам, как было дело: вскоре после моего звонка он нацарапал эти записки и покинул дом, оставив дверь распахнутой — ты же сам сказал, что дверь была открыта, — чтобы любой праздношатающийся убедился, что в доме больше нет никого и ничего, стоящего внимания. Ты встал, как всегда, в шесть тридцать, увидел открытую дверь, поднялся в его спальню, убедился, что кровать пуста, и нашёл на столе записки. Потом поднялся в оранжерею, позвал Теодора, вы спустились с ним в спальню, устроили обыск и обнаружили, что все вещи на месте. А потом сидели и глазели друг на друга до самого моего приезда. Можешь что-нибудь добавить?
— Я не хочу работать на Лонг-Айленде, — заявил Теодор.
А Фриц добавил только:
— Разыщи его, Арчи.
— Он запретил.
— Да, но ты… все равно найди его! Где он будет спать? А что будет есть? — Фриц всплеснул руками.
Я встал, подошёл к сейфу, открыл его и заглянул в ящичек, где мы всегда хранили наличные на случай непредвиденных расходов. Там должно было быть чуть больше четырёх тысяч; осталось же в наличии чуть больше тысячи. Я закрыл дверцу сейфа, крутанул ручку и заявил Фрицу:
— Ему хватит и на ночлег, и на питание. Так, я точно изложил факты?
— Не совсем. Мы недосчитались одной сумки, пижамы, зубной щетки, бритвы, трёх рубашек и десяти пар носков.
— А трость он захватил?
— Нет. Только старое серое пальто и старую серую шляпу.
— Посетители у него были?
— Нет.
— А телефонные звонки, кроме моего?
— Я даже не знаю, что ты звонил. Мой параллельный аппарат тоже подключен к сети, как и у него, но сам знаешь, что в твоё отсутствие я отвечаю на звонки лишь тогда, когда он сам меня просит. Звонок был всего один, в двенадцать минут первого.
— Проверь свои часы. Звонил я. В пять минут первого. — Я подошёл и потрепал его по плечу. — Ладно. Надеюсь, работа на новом месте тебе понравится. А как насчёт завтрака?
— Но, Арчи! Его завтрак…
— Ничего, я готов его съесть. Я сорок миль проделал на пустой желудок. — Я снова похлопал его по плечу. — Послушай, Фриц. Я, конечно, зол на него, чертовски зол. Но после того как я проглочу дюжину гренок с жареной ветчиной и восемь-десять яиц под твоим фирменным соусом, а также кварту кофе, возможно, я и подобрею. Скорее всего, разозлюсь ещё сильнее, а может и нет. Кстати, как насчёт его любимого мёда, который ты мне уже давненько не давал? Тимьянового, кажется?
