Председательствующий пожал плечами.
— Возможно. Но надо реально смотреть на вещи. Мы должны защищать свои интересы.
Кирби откинулся на стуле и оглядел напряженные лица.
— Вы просто хотите узнать, куда делись эти деньги, не так ли?
Он увидел шесть одинаковых кивков, шесть пар жадно засверкавших глаз.
Кирби улыбнулся.
— Их нет.
— Нет!!! — В этом крике слышалась непритворная мука.
— Точно. Я их все раздал.
Их оцепенение мгновенно сменилось негодованием. Председательствующий воскликнул:
— Сейчас не время для пустой болтовни, мистер Винтер. Омар Креппс был сумасбродом. Но не настолько же!
Он наклонился вперед и ударил по столу кулаком.
— Где деньги?
— Я их раздал, — сказал Кирби. — Вы спрашиваете меня, я вам отвечаю. Я их раздал.
— Мой клиент ответил на ваш вопрос, — с ледяным спокойствием заявил мистер Винтермор.
— Учитывая отношение к делу мистера Винтера, я не вижу смысла продолжать нашу встречу, — сказал председательствующий, вставая. — Его поведение ничем не отличается от поведения мисс Фарнхэм. Очевидно, они договорились, что не будут сотрудничать с нами. Могу я спросить о ваших дальнейших планах, мистер Винтер?
— Возможно, я отправлюсь в путешествие.
— С двадцатью семью миллионами долларов? — холодно осведомился Хиббер.
— Я никогда не ношу больше пятидесяти наличными.
— Где же вы храните остальное?
— Я раздал все! — сказав это, Кирби наклонился влево и что-то зашептал на ухо старому адвокату.
— Как единственный родственник покойного, мой клиент должен получить все личные бумаги, которые здесь остались.
Директора смущенно переглянулись.
— Покойный оставил чемодан с документами в сейфе, — объяснил председательствующий. — Мы вскрыли его, но похоже, Омар Креппс сыграл с нами последнюю шутку. В чемодане фунтов на пятьдесят литературы, посвященной разным фокусам. Колоды крапленых карт. Головоломки с кольцами. Он, вы знаете, был со странностями. Чемодан снова в сейфе. Вы можете послать за ним в любой момент.
По дороге в адвокатскую контору Винтермор задумчиво молчал. Но когда они вошли в его кабинет, он вдруг издал какой-то странный сдавленный звук. Кирби с беспокойством посмотрел на старика. Лицо Винтермора напряглось. И тут Кирби сообразил, что старый адвокат просто смеется.
— О дорогой, дорогой мой Кирби, — сквозь смех произнес Винтермор, прости меня. Я по дороге вспоминал некоторые детали, известные мне за долгие годы нашей дружбы с Омаром. Боже мой! Конечно, так оно и есть. Другого ответа и быть не может. Ты действительно раздал деньги.
— Я им так и сказал.
— Видишь ли, они никогда тебе не поверят. Для них это слишком чудовищно. А эта самая крупная финансовая шутка в истории. Где бы он сейчас не находился, представляю, как он хохочет над нами. Б-бедные ребята, такие серьезные! Уверен, мисс Фарнхэм действительно выполняла инструкции Омара, сжигая документы.
Винтермор высморкался и добавил:
— Подожди, Кирби, я принесу часы.
— Разве завещание не должно сначала утверждаться судом?
— Это не касается памятных подарков.
Спустя некоторое время Винтермор вернулся с массивными часами на золотой цепочке. Часы тоже были золотые, старинной работы. Они шли и показывали точное время. На цепочке еще висел брелок — маленький золотой телескоп. Кирби равнодушно оглядел часы, а затем поднес к глазам телескоп и посмотрел на свет. Изумленный увиденным, он вопросительно взглянул на Винтермора.
— Мой дорогой мальчик, твой дядюшка никогда не жил с женщинами. Но это вовсе не значит, что он считал их совершенно никчемными созданиями. Он был мужчиной, таким же, как ты и я.
— Я вижу, что совсем его не знал.
— Его не так просто было понять.
— Мне всегда казалось, что он мной недоволен, что я постоянно разочаровываю его.
Винтермор откинулся в кожаном кресле.
— Он редко говорил о тебе, Кирби, но когда это все же случалось, я действительно замечал некоторую долю беспокойства в его речах. Как будто он ужасно волновался, сомневаясь в твоей готовности. К чему? Я не знаю. Может, он собирался дать тебе какое-то очень важное поручение. Я не сказал бы, что он винил тебя в отсутствии усердия или недостатке воображения. Но он, казалось, ждал, и ждал с нетерпением, когда же ты, наконец, твердо встанешь на ноги.
— Видит бог, я не раз пытался уйти от него.
— Уйти и спрятаться от жизни. Так он воспринимал все эти твои попытки. Однажды в моем присутствии он жаловался, что ты, наверно, на всю жизнь останешься простофилей. Прости меня, но я в точности повторяю его слова.
— Нет, что вы, я вовсе не обижен. У меня самого не раз возникали подобные мысли.
— Если бы Омар мог видеть тебя сегодня утром, он остался бы тобой доволен.
— Вы уверены?
— Ты был на высоте, мой мальчик. Твердый, насмешливый, небрежный. Я, признаться, ожидал, что ты станешь извиняться перед этими холеными мордами за те неприятности, которые ты им причинил, представишь подробный отчет о своей деятельности и с радостью согласишься на предложенную тебе должность.
— Знаете, я и сам удивлен, что поступил иначе. Но меня слишком часто загоняют в угол с тех пор, как я вернулся сюда.
— Ты сбил их с толку, Кирби, и оставил с носом. Им не за что теперь ухватиться. Они, конечно, подумали, что твоя независимость поддерживается спрятанными миллионами.
— Значит, дядя был бы мной доволен. А что толку? Немножко поздновато, не правда ли?
— Пожалуй.
Кирби еще раз посмотрел в телескоп, вздохнул и положил часы в карман.
— Пускай они помучаются. Я помогу им, когда сочту нужным. А может, и вовсе не стану помогать. Я этого еще не решил.
— Только не думай, что они станут сидеть сложа руки. Готовься к ответному ходу с их стороны.
— Тогда я прибегну к вашей помощи. Вы ведь мой адвокат.
— Вот только узнать бы, что все-таки Омар задумал перед смертью! Как жаль, что мы не можем прочитать письмо, которое он тебе оставил. Оно очень бы помогло сейчас. Но увы, мой милый мальчик, этот путь уже закрыт. Человек, желающий сохранить свою репутацию, обязан не доверять даже самому себе. В нашей конторе есть некто мистер Виттс, личность с патологическим чувством ответственности. И я уже попросил мистера Виттса запереть письмо в его личный сейф. Он теперь не отдаст письма ни на день раньше договорного срока, даже если его медленно поджарить на сковородке.
— Может, у меня и появятся какие-нибудь мысли, прежде чем год завершится.
— Если так, то не поленись сообщить мне об этом. Две головы лучше одной. Омар был странным человеком, да. Но ошибок он никогда не совершал. Я часто раздумывал над секретом его успехов. И знаешь, к какому выводу пришел? Это может показаться вздором, но ничем иным я не могу объяснить его постоянную удачу. Много лет назад он создал математическую формулу, которая будто бы позволяет предсказать будущее. Возможно, эта чудесная формула и находится в письме. Тогда становится понятным, почему твой характер так заботил его. Способность предсказывать будущее накладывает на человека серьезную ответственность.
Кирби задумчиво кивнул.
— Да, это действительно объясняет его поразительные выигрыши. А потом он специально проиграл все деньги, чтобы отвлечь от себя внимание, когда оно стало слишком уж утомительным.
— Как бы там ни было, главное — благополучно пережить этот год. Хотя бы из любопытства — чтобы потом узнать, что в этом письме.
Выйдя из конторы Винтермора, Кирби зашел в соседнюю закусочную. Старый адвокат расстроил его. В голове все время вертелось одно отвратительное словечко, которое он между делом произнес. Это словечко было «простофиля». Простофиля, тряпка, лопух, мягкотелый слюнтяй. Человек, который начинает многословно извиняться, когда ему наступают на ногу, у которого можно занять деньги в уверенности, что он никогда не потребует их назад. Жалкая собачонка, которая вечно бегает с поджатым хвостом.
Действительно ли он таков? Вполне законченный простофиля? А может, этот изъян излечим, как излечима болезнь? Ну хорошо, пусть он простофиля. Но оглядимся вокруг. Так ли замечательно иметь противоположные качества. Быть грубым, самоуверенным, жаждать власти… Правда, у таких людей меньше комплексов. И кое с чем у них нет проблем.
— С женщинами, — вслух произнес он.
Толстуха, сидящая на стуле рядом с ним, повернула голову и посмотрела на него долгим холодным взглядом. Кирби почувствовал, что краснеет, а губы начинают складываться в отвратительную извиняющуюся улыбку. И весь он как-то непроизвольно стал сутулиться — но, все же, сделав над собой усилие, выпрямился, вздернул подбородок и вызывающе заявил:
— Мадам, я разговаривал сам с собой. Если вы думаете, что с вами сексуальный маньяк, пожалуйста, пересядьте на другой стул. Места кругом достаточно.
