Двое мужчин стремительно ворвались внутрь, молниеносно подавив его первую реакцию. Они скрутили его по всем правилам, а тот, что был сильнее физически и крупнее, зажал рот Шебриджа ладонью. Его напарник быстро обыскал его. Убедившись, что он не вооружен, здоровяк убрал ладонь с его лица, но только для того, чтобы ухватить за горло. Второй достал из кармана шарф и повязал вокруг рта. Все происходившее было проделано привычными, быстрыми, отработанными движениями.
Когда оба сделали шаг назад, Шебридж увидел нацеленные на себя дула двух автоматических пистолетов. Крупный мужчина с бородой, с моноклем, который сейчас, держась на шнурке, упал ему на грудь, произнес:
– Мы, разумеется, встречались прежде, только не были представлены друг другу. Меня зовут Грандисон, а это – Буш. Теперь повернитесь и спокойно идите туда, где находится ваша жена. Когда мы возьмем и ее, снимем с вас кляп.
Несколько мгновений Шебридж не двигался. Он не ощущал ни страха, ни паники, ни горечи. Сквозь открытую дверь дома Шебридж смотрел на заднее стекло машины, частично закрытое туристическими наклейками в память о местах, где, видимо, побывал ее настоящий владелец. Особенно ярко выделялись гербы Уэймута, Брайтона, Саутэнда и Блэкпула. Потом медленно повернулся и повел их через холл вверх по лестнице. В какой-то момент он допустил непростительную ошибку. Размышлять сейчас над тем, в чем она состояла, было бессмысленно. Шебридж понимал, что время его сочтено, а знание не принесет ни утешения, ни удовлетворения. Позади него шли палачи. Ему уже было многое известно о департаменте и полномочиях, которыми его наделили. Не будет формальных разбирательств, юридической процедуры, суда. Опасаться этим двоим нечего.
Он задержался у закрытой двери спальни. Буш отодвинул его в сторону и вошел. Женщина сидела на кровати. Она была в черной шелковой ночной рубашке, расчесывала волосы. Такие же черные, как и рубашка. Хороша собой, с мускулистым телом. На мгновение она бросила взгляд на своего мужа и Грандисона. Ее правая рука со щеткой для волос застыла. Потом рука медленно опустилась.
Грандисон снял шарф со рта Шебриджа и приказал:
– Ложитесь в постель рядом с ней!
Тот подошел к кровати и устроился рядом с женой.
– Держите руки так, чтобы мы их видели, – добавил Буш.
Он быстро осмотрел комнату, все запоминая и для всего подбирая определения, словно составлял каталог. Заметив мешок на туалетном столике, приблизился к нему, поднял и передал Грандисону.
Шебридж, взяв жену за руку, произнес:
– Моя собственная участь меня не волнует, но неужели вы ничего не можете сделать, чтобы…
– Не надо! – резко перебила его жена.
– Мы ничего не можем сделать для нее, – проговорил Грандисон. – Когда вы пустились в свою авантюру, то должны были понимать, чем она чревата. Боги, удача – все оказалось против вас. Впрочем, боги отвернулись от вас с момента вашего рождения. Не ищите, в чем вы ошиблись. Это не ваша ошибка. Она была допущена еще до вашего появления на свет. Корни всех наших просчетов всегда уходят в бесконечность прошлого. – Он приподнял на ладони мешок с алмазами. – Что вы собирались купить себе на это?
Шебридж передернул плечами:
– Место, чтобы жить спокойно, и время для спокойной жизни.
Грандисон кивнул:
– У каждого мужчины есть мечта. Порой несбыточная. Но лишь немногие отваживаются не просто мечтать, а действовать. Но теперь все кончено. Даю вам десять секунд.
Шебридж отпустил руку жены и обнял ее. Его щека прикоснулась к ее щеке, но они при этом даже не посмотрели друг на друга. Шебридж переводил взгляд с Грандисона на Буша, а потом снова на Грандисона.
– Только сделайте все быстро, – попросил он и сильнее прижал к себе жену.
Грандисон кивнул и поднял правую руку. Они с Бушем выстрелили синхронно. Повторных выстрелов не потребовалось. Буш шагнул к кровати и неловким жестом накрыл трупы одеялом.
– Я закончу здесь, – сказал Грандисон, – а ты займись кухней.
Оставив Грандисона в спальне, Буш спустился вниз. В кухне он нашел электрический тостер и включил его. Положил поверх тостера субботний выпуск газеты, который взял со стола. Когда бумага стала покрываться коричневыми пятнами, Буш чиркнул спичкой, бросил на газету, и она моментально вспыхнула. С помощью еще одной газеты он перенес огонь на шторы окна, расположенного над раковиной. Пламя лизнуло ткань, но вскоре набрало силы и полыхнуло вверх. Буш невольно попятился. Рядом с раковиной лежал фанерный поднос и сплетенная из прутьев хлебная корзинка. Он подвинул все это ближе к очагу огня, и прутья тоже мгновенно занялись. Работал он быстро и сноровисто, закладывая фундамент под будущие репортажи о трагедии, случившейся в воскресное утро. Незадачливый супруг готовил завтрак для себя и жены, потом поднялся наверх, чтобы спросить ее о чем-то, но оставил газету рядом с раскаленным тостером. Дверь кухни была открыта. Сквозняк подхватил газетные листы, и бумага попала прямо в тостер.
Буш вышел из кухни, не закрывая за собой двери. Клубы дыма медленно поползли за ним, вскоре полностью скрыв дверной проем. Изнутри доносилось потрескивание горевшего дерева и похожие на вздохи звуки набиравшего мощь пламени.
Буш встал в дальнем углу холла, глядя, как пожар постепенно выбирался из кухни, и языки пламени лизали через дверь стену прихожей, а затем поднялись выше и поползли по потолку, мгновенно оплавляя краску.
Грандисон спустился вниз. На верхней площадке лестницы тоже виднелась тонкая пока струйка дыма, завиваясь в спираль, как призрачная танцовщица. Двое мужчин молча стояли у входной двери, наблюдая и вслушиваясь, завороженные видом огненного ада. Когда же находиться слишком близко стало небезопасно, они вышли наружу и закрыли дверь.
– Мне показалось, где-то внутри выла собака, – произнес Буш. – И еще его птицы…
– Пусть, – отозвался Грандисон. – Только так все могло произойти на самом деле.
Он сел на пассажирское сиденье машины. Буш взялся за руль, они спустились по подъездной дорожке и выехали на узкую аллею, ведущую к шоссе. Человеческие тела будет трудно распознать после такого пожара. На официальные вопросы, если они возникнут, будут даны официальные же ответы… Виновных нет. Несчастный случай, только и всего.
У шоссе они остановились и обернулись. Дом с этой стороны полностью скрывали зазеленевшие уже вязы. Поверх верхушек вился не очень густой дым, хотя в доме пламя бушевало, как в мартеновской печи.
Мисс Рейнберд прибыла к повороту на подъездную дорожку в час дня. Но дальше путь заблокировала полиция. Патрульные автомобили теснились вдоль обочины. Две пожарные машины работали у дома, но у них периодически возникали проблемы с запасом воды, и дело двигалось медленно. Теперь уже над вязами стоял толстый и слегка изогнутый столб черного дыма, лениво поднимавшегося в небо.
Патрульный был с ней предельно вежлив. Объяснил, что произошло, но отказался пропустить мисс Рейнберд ближе к дому. Она словно услышала свои слова со стороны:
– Вы обязаны пропустить меня. Дело в том, что Эдвард Шебридж приходился мне племянником.
– Тогда вам придется немного подождать здесь, мэм, а я переговорю с начальством.
Полицейский вернулся к своей машине и стал общаться с кем-то по рации. Через несколько минут автомобиль мисс Рейнберд двигался по узкому проселку в сторону обугленных руин дома. Она сидела на заднем сиденье, уже не испытывая сильных эмоций по поводу трагической смерти Эдварда Шебриджа и его жены. Но зато прекрасно знала, как ей поступить, чтобы почтить память Гарриэт.
Следующие три года стали для мисс Рейнберд самыми счастливыми за всю ее долгую жизнь. После ужасной гибели Шебриджей она поняла, в чем заключался ее долг. Она взяла Мартина Шебриджа к себе в дом и в буквальном смысле слова присвоила его себе. В конце концов, он приходился ей внучатым племянником и являл собой последнего представителя мужской линии рода Рейнбердов.
Поначалу Мартин держался отчужденно, застенчиво, порой враждебно. С ним бывало иногда очень трудно поладить. Но постепенно мисс Рейнберд сумела завоевать его симпатии, а сама полюбила всем сердцем, души в нем не чаяла, и когда, к ее радости, он стал отвечать ей взаимностью, между ними установились отношения нежности и взаимопонимания, наполнившие истинным счастьем последние годы ее жизни. Она забыла, что только по велению долга ввела Мартина в свою семью. Он стал основным предметом ее забот и волнений. Мисс Рейнберд много размышляла о том, какое будущее его ожидает. Дружба с ним была тем ощущением, которого она жаждала, но никогда прежде не получала. Если у него и имелись недостатки, мисс Рейнберд терпела и прощала их. Ей даже пришлось уволить пару горничных, потому что она посчитала их главными виновницами небольших романтических увлечений, которые возникали у Мартина. Однако разве не было естественным, что молодой человек в его возрасте интересовался представительницами прекрасного пола? Он пользовался успехом у девушек, его непрестанно зазывали в гости. И однажды – она молила Господа, чтобы позволил ей дожить до этого дня, – Мартин соединит свою судьбу с красавицей из какого-нибудь почтенного семейства и введет ее в Рид-Корт на правах законной супруги.
