Несколько минут спустя в комнату вошел высокий, стройный, светловолосый молодой человек с исхудалым лицом и лихорадочно блестящим взором. Он застыл у порога в нерешительности, полон неловкости, в позе нищего, желающего протянуть руку, но не осмеливающегося это сделать.
Разговор был коротким.
— Вы мсье Жерар Бопре?
— Да… Да… Это я…
— Я не имею чести…
— Так вот, мсье, так вот… Мне сказали…
— Кто сказал?
— Слуга из отеля… Который говорит, что служил у вас…
— Так что же, короче?
— Так вот…
Молодой человек умолк, смешавшись, подавленный высокомерным тоном князя. Сернин воскликнул:
— Тем не менее, мсье, может быть, необходимо…
— Так вот, мсье, мне сказали, что вы богаты и щедры… И я подумал, что вы могли бы…
Он оборвал речь, не в силах вымолвить свою унизительную просьбу.
Сернин подошел ближе.
— Господин Жерар Бопре, не вы ли выпустили в свет книгу стихов под названием «Улыбка весны»?
— Да, да, — обрадованно воскликнул юноша, — вы читали?
— Да… Прекрасные стихи, прекрасные… Только как вы собираетесь жить на то, что они приносят?
— Конечно… Но в тот или иной день…
— В тот день — или скорее иной, не так ли? А пока вы решили попросить у меня на жизнь?
— На хлеб, мсье.
Сернин положил ему руку на плечо и холодно произнес:
— Поэты не едят, мсье. Они питаются мечтами и рифмами. Так и поступайте. Это лучше, чем протягивать руку.
Молодой человек вздрогнул от оскорбления. Не сказав более ни слова, он поспешно направился к двери.
Сернин его остановил.
— Еще одно слово, мсье. Вы остались совсем без средств?
— Совершенно.
— И вам более не на что рассчитывать?
— Осталась последняя надежда… Я написал письмо одному из своих родственников, умоляя хоть что-нибудь мне прислать. Ответ должен прийти сегодня. Это — последний шанс.
— И если ответа не будет, вы решили, вероятно, сегодня же вечером…
— Да, мсье.
Сказано было просто и решительно.
Сернин рассмеялся.
— Боже мой! Как вы смешны, мой милый юноша! Какая наивная убежденность! Заходите ко мне снова в гости в будущем году, если пожелаете… Мы снова об этом вспомним… Так все у вас любопытно, интересно… И особенно — смешно… Ха, ха, ха!
И, не переставая смеяться, насмешливо кланяясь, он выставил его за порог.
— Филипп, — сказал затем князь, открыв дверь в соседнюю комнату, — ты все слышал?
— Да, мсье.
— Жерар Бопре на сегодня ждет телеграмму, обещание помощи…
— Да, это его последний патрон.
— Эту телеграмму он не должен получить. Если она прибудет, перехвати ее и разорви.
— Слушаюсь, патрон.
— В отеле ты сегодня один?
— Да, один, вместе с кухаркой, которая там не ночует. Хозяин — в отъезде.
— Хорошо, хозяевами будем мы. Итак, вечером, в одиннадцать часов. А теперь — катись.
Князь Сернин проследовал в свою комнату и вызвал звонком слугу.
— Шляпу, перчатки, трость. Машина на месте?
— Да, мсье.
Он оделся, вышел и сел в просторный, комфортабельный лимузин, который отвез его к Булонскому лесу, к маркизу и маркизе де Гастинь, куда он был приглашен на обед. В половине третьего распрощался с ними, отправился на авеню Клебер, захватил двух своих друзей и врача и без четверти три прибыл в парк Принцев. В три часа он сразился на саблях с итальянским майором Спинелли и в первой же схватке отрубил своему противнику ухо. В три четверти четвертого он держал уже банк в клубе на улице Камбон, откуда отбыл в двадцать минут шестого с выигрышем в сорок семь тысяч франков.
Все это было проделано неспешно, с высокомерной небрежностью, словно дьявольская стремительность, увлекавшая, казалось, его жизнь в вихре событий и действий, была законом его самых мирных дней.
— Октав, — сказал он своему шоферу, — едем в Гарш.
И в без десяти шесть вышел из машины перед старинной стеной парка Вильнев.
Искромсанное, загубленное ныне поместье Вильнев до сих пор сохраняет что-то от того блеска, который отличал его в годы, когда сюда приезжала на отдых императрица Евгения. Со старинными деревьями и прудом, с зеленой стеной листвы, воздвигнутой древними лесами Сен-Клуда, здешний пейзаж и сегодня полон очарования и грусти. Значительная часть имения досталась Пастеровскому институту. Меньший участок, отделенный от первого пространством, отведенным для публики, образует еще довольно обширное владение, в котором, вокруг большого дома уединения, разместилось четыре отдельных флигеля.
«Там она и живет», — подумал князь, разглядывая издалека крыши дома и четырех обособленных построек.
Он пересек парк и направился к пруду.
Внезапно князь остановился за купой деревьев. Он заметил двух дам, прислонившихся к перилам моста, перекинутого через пруд.
«Варнье и его люди должны уже быть поблизости. Но, черт, они здорово прячутся. Ищу, ищу… И не вижу…»
Обе дамы теперь ступали по траве лужаек, под огромными деревьями-ветеранами. Синева неба проглядывала между ветвями, раскачиваемыми мягким бризом: в воздухе витали ароматы весны и молодой листвы. На покрытых газоном склонах, спускавшихся к неподвижной воде, маргаритки, фиалки, нарциссы и ландыши, все мелкие апрельские и майские цветы росли живописными букетиками, складываясь тут и там в крохотные многоцветные созвездия. Солнце клонилось уже к закату.
Внезапно трое мужчин вышли из небольшой рощи и двинулись навстречу гулявшим женщинам.
Подошли прямо к ним.
Произошел короткий разговор. Обе дамы выказывали очевидные признаки испуга. Один из мужчин подошел к той, которая была меньше ростом, и пытался схватить золотую сумочку, которую она держала. Дамы начали кричать. Трое нападающих набросились на них.
«Пора и мне», — подумал Сернин.
Он бросился вперед. В десять секунд князь оказался у самой воды. При его приближении трое мужчин обратились в бегство.
«Бегите, сукины дети, — подумал он с усмешкой, — бегите со всех ног. Настал черед спасителя!»
Он принялся было их преследовать. Но одна из женщин взмолилась:
— О, мсье, прошу вас! Моей спутнице плохо!
Меньшая ростом дама, действительно, в обмороке упала на траву.
Он вернулся к ним и с беспокойством осведомился:
— Мадам не ранена? Неужели кто-нибудь из негодяев…
— Нет, нет… Это только испуг… Волнение… И затем, вы меня поймете… Эта дама — госпожа Кессельбах…
— Вот как! — воскликнул князь.
Он подал ей флакончик с солью, и добавил:
— Снимите аметист, который служит пробочкой… Там коробочка, а в ней — таблетки… Пусть мадам примет одну — одну только, не больше, это сильное средство…
Он смотрел, как молодая женщина оказывает помощь своей спутнице. Она была блондинкой, скромного вида, с серьезными, мягкими чертами лица; легкая улыбка оживляла их даже тогда, когда она и не думала улыбаться.
«Так вот она какая, Женевьева», — подумал он.
И повторил про себя с волнением:
«Женевьева, Женевьева…»
Госпожа Кессельбах тем временем постепенно приходила в себя. Вначале поглядела вокруг с удивлением, не в силах понять, что случилось. Потом, вспомнив недавнее происшествие, кивком головы поблагодарила своего избавителя.
С глубоким поклоном тот сказал:
— Позвольте представиться… Князь Сернин.
— Не знаю, как выразить вам мою признательность, мсье, — отозвалась госпожа Кессельбах.
— Лучший способ — не выражать ее вовсе, мадам. Благодарить надо случай, тот случай, который привел меня в это место. Смею ли предложить вам руку?
Несколько минут спустя госпожа Кессельбах позвонила в двери дома уединения и сказала князю:
— Прошу вас об еще одной услуге, мсье. Никому не говорите об этом нападении.
— Но это — единственный способ узнать…
— Чтобы все узнать, потребуется расследование, а это поднимет опять вокруг меня шумиху. Допросы, утомительные разговоры… А у меня на это больше нет сил…
Князь не стал настаивать. Откланявшись, он спросил:
— Вы позволите справиться о вашем самочувствии?
— Разумеется!
Она поцеловала Женевьеву и вошла в дом.
Тем временем начало смеркаться. Сернин не хотел, чтобы Женевьева возвращалась одна. Не успели они, однако, пройти несколько шагов по тропинке к ее дому, как из темноты вынырнул силуэт; кто-то приближался к ним бегом.
— Бабушка! — воскликнула Женевьева.
Она бросилась в объятия пожилой женщины, которая покрыла ее лицо поцелуями.
— Милая, милая моя! Что случилось? Почему ты так запоздала сегодня, ты, всегда такая аккуратная!
Женевьева представила:
— Госпожа Эрнемон, моя бабушка. Князь Сернин…
Она рассказала о происшедшем. Госпожа Эрнемон неустанно повторяла:
— Дорогая моя, как ты, должно быть, испугалась!.. Никогда не забуду вашей помощи, мсье, клянусь… Как ты, наверно, испугалась, дорогое дитя!
— Не надо, бабушка, успокойся… Я ведь не пострадала…