Все уставились на него, раскрыв рты, позабыв на мгновение о трагическом происшествии.
– Вслед за тем, – продолжал маленький господин, – она сказалась больной. – Он вынул свои часы и взглянул на них. – Домочадцы уже на ногах. Что-то долго мистер Леверинг ходит за полицией, а? Полагаю, и сестра его отправилась вместе с ним.
Эвелин вскочила с криком, глядя на Пуаро во все глаза.
– А еще я полагаю, что они больше не вернутся. Оскару Леверингу долго удавалось выходить сухим из воды, теперь этому конец. Возможно, еще какое-то время они с сестрой продолжат свою деятельность за границей, сменив имена, разумеется. Я и ввел его в соблазн, и в то же время напугал нынешним утром. Отбросив всякое притворство, он мог бы завладеть рубином и скрыться, пока мы находились в доме, а он якобы бегал за полицией. Но тем самым он сжег бы все мосты. Его побег и так показался бы более чем подозрительным, если бы на него завели дело об убийстве.
– Так это он убил Нэнси? – прошептала Джейн.
Пуаро встал.
– А не сходить ли нам еще раз на место преступления? – предложил он.
Молодежь последовала за ним. Однако стоило им выйти за дверь, и все в один голос ахнули. От былой трагедии не осталось и следа – повсюду лежал мягкий нетронутый снег.
– Вот это да! – проговорил Эрик, медленно опускаясь на ступеньку. – Приснилось нам все, что ли?
– Поистине необыкновенно, – отозвался мсье Пуаро. – Тайна Исчезнувшего Тела. – В его глазах вспыхнули озорные огоньки.
Джейн, охваченная внезапным подозрением, подступила к нему.
– Мсье Пуаро, вы же не… у вас же… так, значит, вы дурачили нас все это время? О, я уверена, что это вы!
– Верно, дети мои. Видите ли, мне стал известен ваш маленький заговор, и я в ответ устроил собственную маленькую инсценировку. А, вот и мадемуазель Нэнси – надеюсь, цела и невредима после своего блестящего выхода в этой комедии.
И вправду – то была сама Нэнси во плоти, с сияющими глазами, бодрая и в полном здравии.
– Ну как, не простыла? Ты выпила отвар, который я прислал тебе в комнату? – грозно спросил Пуаро.
– Я сделала глоток – и достаточно. Все в порядке. Я хорошо все исполнила, мсье Пуаро? Ох, вся рука ноет после этого жгута!
– Ты была великолепна, petite[4]. Но не пора ли нам объяснить нашу затею всем остальным? Они до сих пор в недоумении, как я вижу. Так вот, mes enfants[5], я пришел к мадемуазель Нэнси, сообщил ей, что раскрыл ваш маленький complot[6], и спросил у нее, не согласится ли она исполнить роль в моей постановке.
Она проделала все очень ловко. Вначале по ее просьбе мистер Леверинг приготовил ей чашку чая, затем она устроила так, чтобы именно он оставил следы на снегу. Так что, когда он решил в результате, что по какой-то роковой случайности Нэнси в самом деле умерла, мне уже было чем его напугать. Что произошло, когда мы вернулись в дом, мадемуазель?
– Он спустился вместе с сестрой, выхватил рубин из моей руки, и оба они пустились бежать со всех ног.
– Но, послушайте, мсье Пуаро, а как же рубин? – воскликнул Эрик. – Вы хотите сказать, что позволили им уйти с ним?
У Пуаро вытянулось лицо, он виновато улыбнулся под укоризненными взглядами окружающих.
– Я еще успею его найти, – попробовал он возразить, однако он видел, что много потерял в их глазах.
– Да уж, конечно! – запальчиво начал Джонни. – Дать им уйти с рубином…
Но Джейн оказалась проницательнее.
– Он опять нас разыгрывает! – воскликнула она. – Так ведь, мсье Пуаро?
– Пошарьте в моем левом кармане, мадемуазель.
Джейн нетерпеливо запустила руку к нему в карман и вытащила ее с победным криком, подняв высоко над головой великолепный темно-красный рубин.
– Видите ли, – пояснил Пуаро, – тот, другой, рубин был просто стразом – копией, которую я привез с собой из Лондона.
– Ну разве не хитрец? – в восторге воскликнула Джейн.
– Вы нам не сказали об одном, – внезапно вмешался Джонни. – Как вы узнали о нашем розыгрыше? Это Нэнси вам проболталась?
Пуаро отрицательно покачал головой.
– Тогда как же?
– Такая у меня работа – видеть, что к чему, – произнес мсье Пуаро, глядя с легкой улыбкой на Эвелин Хоуворт и Роджера Эндикотта, вместе удалявшихся по дорожке.
– Да, но все-таки скажите. Ну пожалуйста! Милый мсье Пуаро, прошу вас, скажите нам!
Его со всех сторон окружили любопытные, нетерпеливые лица.
– Вы в самом деле хотите, чтобы я раскрыл для вас эту тайну?
– Да.
– Боюсь, что не смогу.
– Но почему?
– Ma foi[7], вы будете слишком разочарованы.
– О, ну скажите! Откуда вы узнали?
– Ну, видите ли, я сидел в библиотеке…
– И что?
– А вы обсуждали свой план как раз под ее окном – оно было настежь открыто.
– И все? – возмутился Эрик. – Так просто!
– Не правда ли? – с улыбкой отозвался Пуаро.
– Во всяком случае, теперь нам известно все, – удовлетворенно заключила Джейн.
– В самом деле? – пробормотал про себя Пуаро, направляясь к дому. – Мне, к примеру, нет, хотя именно моя работа – видеть, что к чему.
И, вероятно, уже в двадцатый раз он вытащил из кармана замусоленный клочок бумаги. «Не ешьте никакого пудинга с изюмом…» Мсье Пуаро с недоумением покачал головой. В этот момент у самых своих ног он услышал странное пыхтение. Глянув вниз, он обнаружил юное созданье в цветном ситцевом платьице. В левой руке у нее был совок, а в правой – щетка.
– А вы кем будете, mon enfant?[8] – поинтересовался он.
– Энни Хикс, с вашего позволения, сэр. Младшая прислуга.
Тут мсье Пуаро осенило. Он протянул ей записку.
– Это вы написали, Энни?
– Я не хотела ничего плохого, сэр.
Он улыбнулся ей:
– Разумеется, нет. Может, вы мне обо всем расскажете?
– Это те двое, сэр, – мистер Леверинг и его сестра. Мы их все терпеть не можем, а она вовсе даже не захворала – вам кто угодно скажет. Вот я и подумала – что-то неладное, и, честно вам признаюсь, сэр, стала подслушивать у двери и услышала, как он ей так прямо и говорит: «Этого Пуаро надо как можно быстрее убрать с дороги». А потом этак со значением у нее спрашивает: «Куда ты его положила?» А она говорит: «В пудинг». Я и подумала, что они хотят вас отравить рождественским пудингом, и не знала, что делать. Повариха такую, как я, и слушать бы не стала. И тогда я решила написать вам предупреждение в записке и положить ее в прихожей на подносе для писем, чтобы мистер Грейвз отнес ее вам.
Энни остановилась, переводя дух. Пуаро серьезно разглядывал ее пару минут.
– Вы читаете слишком много дешевых книжек, Энни, – произнес он наконец. – Но у вас доброе сердце и светлая головка. Когда я вернусь в Лондон, то пошлю вам превосходную книгу по 1е menage[9], а также «Жития святых» и еще один труд, касающийся экономического положения женщины.
Предоставив Энни дальше пыхтеть над своим занятием, он повернулся и пошел через прихожую. Пуаро намеревался зайти в библиотеку, но сквозь приоткрытую дверь заметил две склонившихся близко головы – белокурую и темную. Это заставило его помедлить. Внезапно чьи-то руки обвили его шею.
– Если будете стоять под омелой! – послышался голос Джейн.
– И я тоже, – заявила Нэнси.
Мсье Пуаро был рад – глубоко, по-настоящему рад.
Он стоял на полке в Британском музее, одинокий и забытый посреди толпы явно и несравненно более значительных божеств. Эти более важные персонажи, выставленные вдоль стенок по всему периметру витрины, всем своим видом, казалось, назначены были являть собственное подавляющее превосходство. На постаменте каждого из них в табличке должным образом указывалась страна и народ, некогда имевший честь обладать означенным идолом. Так что не возникало никаких сомнений в их истинном положении: все они были божествами значительными и в качестве таковых всеобще признанными.
Один лишь этот маленький божок в углу выглядел посторонним и чуждым их обществу. Грубо вырубленный из серого камня, с почти стертыми временем и непогодой чертами, он сидел здесь в полном забвении – локти его были уперты в колени, ладони поддерживали голову – маленький одинокий божок в чужой стране.
На нем не имелось таблички, сообщавшей, из какой он прибыл земли. Никому в самом деле не нужный, безвестный и бесславный, просто маленькая жалкая фигурка, очутившаяся далеко от родного дома. Никто не замечал его, никто не останавливался на него посмотреть. Да и с чего бы? Простой неприметный обрубок серого камня в углу. По обе стороны от него, отполированные временем, возвышались два мексиканских божества – бесстрастные идолы со сложенными руками, чьи рты, искривленные жестокой усмешкой, ясно свидетельствовали об их полном презрении к человеческому роду. Стоял здесь также маленький и пузатый божок, полный неистовой жажды самоутверждения, со стиснутой в кулачок рукой, явно мучимый распирающим его чувством собственной значимости, но посетители порой останавливались взглянуть на него, пусть даже лишь затем, чтобы позабавить себя видом его глупой напыщенности, нелепой на фоне бесстрастия его мексиканских соседей.
