– Согласились бы вы встретиться с остальными, чтобы обсудить с ними новые условия проведения конкурса?
– Нет. Нам нечего обсуждать.
– Вы просто восхитительно эгоцентричны, мисс Тешер, – Вульф откинулся на спинку кресла, оперся локтями на подлокотники и сцепил пальцы. – Считаю своим долгом рассказать вам кое-что о мисс Фрейзи, ее ситуация чем-то сходна с вашей. Она живет в Лос-Анджелесе, где в течение всего конкурса вместе с ней работали триста друзей, она является президентом одной лиги, а это все ее члены. Есть предположение, хоть и ничем пока не подтвержденное, что она уже сообщила им по телефону новые стихи, которые раздали вам вчера вечером, и они уже ими занимаются. Не правда ли, ситуация чем-то сходная с вашей, хоть и не совсем идентичная. Есть ли у вас по этому поводу какие-нибудь комментарии?
Она уставилась на него, лишившись дара речи.
– Дело в том, – невозмутимо продолжил Вульф, – что хотя, возможно, здесь и не нарушены ни первоначальные условия, ни ваше вчерашнее соглашение, тем не менее есть основания считать это преимущество не вполне справедливым, даже по отношению к вам. Вы вот уже потеряли целый день, и неизвестно, как часто вас будут отвлекать от работы в последующие дни недели, а друзья мисс Фрейзи могут беспрепятственно продолжать работу. Вам не кажется, что здесь есть о чем поговорить?
Судя по выражению ее лица, больше всего на свете она хотела бы сейчас поговорить об этом с самой мисс Фрейзи, причем желательно, чтобы при этом ее зубы и ногти были не далее двадцати сантиметров от лица собеседницы. Прежде чем она обрела дар речи, Кнудсен поднялся с кресла, согнутым пальцем сделал знак мужчинам и Сьюзен идти за ним и направился к двери. Все встали и последовали его примеру. Вульф задумчиво созерцал спины отступающих противников. Не сразу уловив, откладывают ли они нашу встречу до лучших времен или просто берут небольшой тайм-аут, я некоторое время сохранял занятую позицию, но потом, увидев, как Шульц, выходивший последним, плотно закрывает за собой дверь в прихожую, решил, что небольшая разведка никогда не повредит. Я отложил в сторону свою записную книжку, подошел к двери, распахнул ее и ступил за порог. Четверка тесно сгрудилась под нашей большой ореховой вешалкой.
– Не нужна ли вам какая-нибудь помощь? – спросил я вежливо.
– Нет, – ответила Сьюзен, – мы совещаемся.
Я вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь и доложил Вульфу:
– У них там совещание. Если пойти в соседнюю комнату и приложить ухо к замочной скважине, то, пожалуй, можно будет кое-что и уловить. В конце концов, ведь это же ваш дом.
– Пф-ф-ф, – брезгливо произнес Вульф и закрыл глаза. Я позволил себе широко зевнуть, потом потянулся и посмотрел на часы. Было без двадцати семь.
За сегодняшний день это было уже второе долгое ожидание. Без пятнадцати семь я включил радио, чтобы узнать, как «Гиганты» сыграли с «Филлисами», но и тут не было ничего утешительного. Хорошо было бы, конечно, как-нибудь пробраться на кухню и подкрепиться стаканом молока, ведь ужин обещал оказаться весьма поздним, но единственный путь туда лежал через прихожую, а мне совсем не хотелось нарушать совещание. Без пяти семь я напомнил Вульфу, что через пять минут ожидается появление Гарольда Роллинса, но он в ответ только кивнул, даже не открывая глаз. В семь часов две минуты в дверь позвонили, и я вышел из кабинета.
Они все еще жужжали под вешалкой, но при моем появлении рой сразу же распался, они обернулись, и я увидел их лица. На крыльце стоял высокий худой мужчина. Я прошел мимо группы под вешалкой, открыл дверь и сказал:
– Мистер Роллинс? Проходите.
Вообще-то лично у меня была мысль поместить Роллинса в соседнюю комнату и продержать его там, пока не закончится совещание и нам не объявят его результаты, но если бы Вульф хотел, он бы сам мне об этом сказал, у меня же не было никакого желания вступать в противоречие с его «я», пока оно не угрожает моему. Так что я принял у Роллинса пальто и шляпу и провел его прямо в кабинет. Я уже вошел вслед за ним и закрывал за собой дверь, когда послышался голос Сьюзен: «Мистер Гудвин!».
Я толкнул дверь назад и вместе с ней оказался в прихожей. Когда я подошел, она спросила:
– Это ведь один из них? Тот, которого зовут Роллинс?
– Совершенно верно. Гарольд Роллинс из Берлингтона, штат Айова, профессор истории в Бемисском колледже.
Она взглянула на своих дружков. Их головы пришли в движение, повернулись на пару сантиметров влево и вновь вернулись в исходное положение. Она посмотрела на меня.
– Мистер Вульф спрашивал, нет ли у меня комментариев относительно того, что он рассказал мне про мисс Фрейзи. Он спросил, не считаю ли я, что здесь есть о чем поговорить. Так вот, в данный момент у меня нет комментариев, но они будут. Было бы просто оскорбительно ждать…
Кнудсен поспешно дернул ее за рукав, и она замолчала. Потом она гневно стрельнула глазами в его сторону и по-ястребиному резко повернула голову в мою сторону.
– У меня нет комментариев, – почти провизжала она и потянулась к вешалке за пальто. То же самое сделали одновременно с ней и мужчины.
– Я, конечно, прошу прощения, джентльмены, – проговорил я как можно дружелюбней, – но моя бабушка из Огайо любила спрашивать меня, не проглотил ли я язык. Меня это всегда очень удивляло. А сейчас я думаю, может, с вами как раз и произошло такое несчастье?
Ни ответа, ни привета. Я сдался, открыл дверь и выпустил их на улицу.
Вернувшись в кабинет, я, не подходя к своему столу, сразу же занялся освещением. В кабинете было восемь осветительных средств различного вида и назначения. Одна лампа была вделана в потолок; это была огромная перехваченная обручем алебастровая чаша восточного происхождения, которая приводилась в действие с помощью стенного выключателя, вторая размещалась на стене прямо за креслом Вульфа, третья стояла на его столе, четвертая – на моем, пятая призвана была освещать наш большой глобус, и еще три лампы предназначались специально для освещения книжных полок. Та, что размещалась на столе Вульфа, была зарезервирована исключительно для деловых занятий – таких, как, например, разгадывание кроссвордов. Лампа на стене за его спиной служила для чтения. Все остальные мне, идя навстречу пожеланиям Вульфа, надлежало держать одновременно включенными. Обойдя все выключатели, я взял свою записную книжку и удостоил взглядом Роллинса.
– Они ушли? – спросил Вульф.
– Да, сэр. Никаких комментариев.
Роллинс непринужденно, будто у себя дома, развалился в нашем краснокожем кресле, хотя, честно говоря, ему за глаза хватило бы и кресла половинного размера. При этом он, в отличие от Кэрол Уилок, отнюдь не производил впечатления человека, страдающего от недоедания – все, что от него осталось, выглядело вполне здоровым. На лице при беглом осмотре можно выло заметить только широкий подвижный рот да очки в массивной темной оправе. Правда, если хорошенько приглядеться, можно было заметить еще нос и подбородок, но для этого уже надо было сконцентрироваться.
Конечно, при таких очках трудно что-нибудь утверждать наверняка, но мне показалось, что он ответил на мой взгляд.
– Вас ведь зовут Гудвин, не так ли? – спросил он.
Я признался.
– Значит, это вы натравили на меня этого Янгера? Надеюсь, вы не ждете от меня благодарности? Я во всяком случае ее не испытываю, – он переключился на Вульфа. – Ну что ж, не будем терять времени. Должен признаться, что я пообещал прийти сюда и выполнил свое обещание, только чтобы убить время. Я, знаете ли, оказался в жутко тяжелой ситуации, даже не вижу, как выбраться из нее, сохранив честь и достоинство, так стоит ли еще отказывать себе в удовольствии лично познакомиться со знаменитой ищейкой? – он улыбнулся и потряс головой. – Нет-нет, я вовсе, не хочу никого обидеть. Мне ли в моем положении еще кого-то обижать. Так о чем же мы с вами будем говорить?
Вульф внимательно разглядывал собеседника.
– Мне кажется, мистер Роллинс, вы слишком уж предаетесь отчаянию. Моим клиентом является фирма «Липперт, Бафф и Асса», но во многих отношениях ваши интересы здесь совпадают, и их честь и достоинство затронуты в этом деле не меньше, чем ваши. И все это еще можно спасти. Вы же вдобавок к спасенной чести можете получить еще и приличную сумму денег. Значит, вам пришлось не по вкусу предложение мистера Янгера?
Он продолжал улыбаться.
– Разумеется, я знаю, что мне следует проявлять снисходительность.
– Вы имеете в виду мистера Янгера?
– Да нет, вас всех. Ведь мы с вами мыслим совершенно различными категориями, у нас разные системы ценностей. Для меня эта ситуация в высшей степени унизительна, но мне некого винить, я оказался в ней только из-за своего же собственного безрассудства. Я сам вырыл себе могилу, все это правда, но понимать и признавать это вовсе еще не значит не испытывать отвращения при виде могильной плесени и кишащих червей. Вы можете вернуть мне мою работу?
