– Я чувствую, мой друг все так же хитер! И полагаю, в комнатах покойного мистера Элисона есть нечто, представляющее особый интерес. Верно?
– Буду с вами честен. Есть. И вы это, конечно, найдете.
– Да, вы честны. – Немец медленно кивнул. – В прошлом, припоминаю, вы делали все возможное, чтобы направить меня по ложному следу. Но вы были честны. Надо отдать вам должное… Теперь к мисс Элисон! Вы позаботитесь о моторной лодке? А еще нам, наверное, понадобятся фонари…
Коротко кивнув, он покинул нас, и мы услышали, как в холле он говорит с Гофманом. Банколен усмехнулся. Он больше не выглядел ленивым.
– Занятный малый фон Арнхайм, – задумчиво произнес француз. – Я симпатизирую ему с тех самых пор, как мы обменялись выстрелами во время небольшой неформальной перестрелки в Константинополе. Я, разумеется, сожалею о том случае, когда во время обеда с одним из его секретных агентов мне в бренди подсыпали цианид, но уверен, что добрый барон приказал подсыпать всего лишь снотворное. Я написал ему вежливую записку, в которой указал на эту ошибку, и он пообещал наложить на агента самое строгое взыскание. Но, объяснил он, это будет трудно, потому что, несомненно по некоторому недосмотру с его стороны, агент уволен… Возьмите с собой плащ, Джефф, а то промокнете до нитки.
Луч прожектора высвечивал крупные дождевые капли. Этот белый свет неровно покачивался на пенящейся воде Рейна – грязном потоке, в середине которого раскачивалась наша моторная лодка. Сквозь рев мотора слышались приглушенные удары брызг, всплески бурной реки и глухой шум ветра, рвущего брезент у нас над головами. Брезент издавал гулкие дребезжащие звуки, а резкий дождь бил в лицо из черноты, время от времени разрезаемой узким лучом прожектора. Палуба под моими ногами раскачивалась так, что я вынужден был встать на колени и ухватиться за борт. Вокруг меня толпились неясные фигуры в плащах. Стремительная моторная лодка, казалось, подпрыгивала, разрывая носом воду, затем она развернулась и, с силой подняв прозрачную гриву брызг, осветила прожектором причал. Колени у меня дрожали, я задыхался и почти ничего не видел…
Фрицу понадобилось недюжинное искусство, чтобы подвести лодку к маленькому причалу под замком «Мертвая голова». Закрепив ее канатами и цепями, мы выбрались из бешено качающейся посудины. Маленьким сигнальным фонариком Фриц осветил группу прибывших, чтобы убедиться, все ли в сборе и у всех ли есть фонари. Фриц шел первым, за ним Конрад, следующим шагал фон Арнхайм, потом я, а замыкал шествие Банколен. Луч сигнального фонаря, забрызганного дождем, светил на деревянный причал и выложенную камнем тропу, поднимающуюся по склону среди карликовых кустарников. На первый взгляд тропа казалась очень крутой. Дождем смыло вниз почву, превратившуюся в грязь, что сделало тропинку скользкой. По склону с грохотом скатывались камни, а крупный валун с шумом ударился о причал и исчез в воде. Над нами неистово и напряженно скрипели деревья…
Наши ручные фонари отбрасывали какой-то сверхъестественный свет. Мы с трудом поднимались, хватаясь за кусты. Ливень застилал нам глаза. Порывы ветра стали такими сильными, что мы не могли дышать. Фон Арнхайм чуть не упал, и мне казалось, что зловещий камнепад вот-вот уничтожит всех нас. Я слышал тяжелое дыхание Банколена и звук мощного течения Рейна. Наверх, наверх! Мы столько раз поворачивали то налево, то направо, что совершенно утратили ориентацию. Кусты сменились толстыми темными деревьями, освещаемыми призрачным светом наших фонарей. Мимо меня пролетела оторвавшаяся ветка и задела плечо Банколена. Он отбросил ее на тропинку.
Обдуваемые ветром, с трудом держась на ногах, мы забрались на самый верх. Благодаря фонарю Фрица мы увидели, что находимся на каменном парапете крепостного рва, из глубин которого доносилось шипение воды. К высоким воротам вела каменная дорожка. Посветив вверх, я увидел темные, мрачные стены.
– У вас есть ключи? – прокричал фон Арнхайм.
Мы стояли перед гигантскими деревянными воротами, украшенными арабесками из проржавевшего железа. Конрад при свете четырех фонарей открыл их и сильным движением плеча толкнул. Мы вошли. Конрад захлопнул ворота и в нерешительности остановился.
Мы оказались в широком каменном коридоре, холодном и очень влажном. Шум бушующей стихии здесь казался всего лишь шепотом. Промокший, но все такой же элегантный, фон Арнхайм встал посередине и прошелся лучом фонаря по коридору. Банколен, в бесформенной твидовой шляпе и френче, прикуривал сигарету. При свете спички было видно, что он разглядывает немца. Фриц спокойно стоял на страже. На стенах виднелись железные крепежные скобы, а справа располагалась низкая дверь, ведущая, по-видимому, в жилище охранника. Над воротами мы увидели висящий на цепях проржавевший аппарат, напоминающий огромную бочку с колесами.
– Изощренное тщеславие наших предков, – заметил фон Арнхайм, поиграв светом на странном сооружении. Его голос отдавался пугающим эхом. – Из этой бочки на головы непрошеных гостей выливали раскаленный свинец. А факел, который дворецкий и наш проводник нашли здесь, в коридоре, после убийства…
Он обменялся парой слов с Фрицем, который указал на место примерно в середине коридора. Затем фон Арнхайм велел Конраду вести нас дальше. Наши шаги отдавались грохочущим эхом. Конрад тяжелой поступью направлялся в заднюю часть здания. Его искаженная тень расплывчатым пятном то увеличивалась, то уменьшалась на потолке. Через тридцать футов коридор поворачивал под прямым углом, и к его продолжению на более высоком уровне вела каменная лестница. Фонарь фон Арнхайма высветил узкие щели у основания лестницы.
– Щели для лучников, – объяснил он. – В старину стрел для врага не жалели. А поворот в коридоре… просто идеально подходит для обороны. Идеально!
Еще через тридцать футов коридор снова поворачивал в прежнем направлении. Последний участок был почти вдвое длиннее, и свет наших фонарей едва достигал конца.
– Вы обратили внимание на потолок? – обратился ко мне по-английски фон Арнхайм. – В четырех местах могли опускать решетки, чтобы прикрыть отступление. Такого укрепленного замка я еще не видел. Интересно, кому понадобилась такая изощренная оборона?
– Это, – пробормотал из полумрака Банколен, – и может послужить нам ответом.
Немец резко обернулся. Блеснул огонек сигареты Банколена. Тонкие, высокие тени, эхо шепчущих голосов…
Наконец наша компания вышла во двор, вымощенный каменными плитами. В темноте мы не могли видеть окружающих стен, но Фриц уверенно вел нас к наружной лестнице, расположенной в центре фасадной стены. И снова мы боролись с немилосердной бурей, бушующей на самых высоких во всей округе зубчатых стенах замка.
Как я успел заметить, толщина стен достигала, наверное, девяноста футов. Каменный череп, насколько я мог увидеть при слабом освещении, был частью самой фасадной стены, вроде гигантской башни. Он оказался чуть больше крупного дома и при ближайшем рассмотрении совсем не напоминал голову мертвеца. Высоко подняв фонари, мы осветили большое треугольное отверстие, которое раньше ошибочно принимали за нос. Верхняя часть представляла собой почерневший купол, скрытый стеной проливного дождя. То, что мы принимали за зубы, оказалось рядом остроконечных каменных арок, поддерживающих галерею. Пока мы стояли, сбившись в кучку, цепляясь за парапет и переводя дыхание, небо внезапно осветила вспышка молнии…
У меня вдруг возникло ужасное ощущение, что я вот-вот упаду с этой стены. Меня от страха бросило в жар. Мы балансировали на невероятной высоте. Свет молнии озарил черные, лохматые сосны и ленту кипящей, серой реки далеко внизу. Вспышка была настолько яркой, что стали видны наша крошечная лодка, которая болталась на волнах возле причала, трубы дома Элисона на другом берегу и светящиеся огоньки его окон. Небо вновь почернело. За вспышкой молнии последовал сильнейший раскат грома. Вне себя от страха, я ухватился за одну из арок, и мне показалось, что она дрожит.
– Я не вижу следов крови, – будничным голосом произнес фон Арнхайм. – Легочное кровотечение должно было быть сильным, но кровь могло смыть дождем.
Он стоял под аркой и светил фонарем на пол. Затем на безупречном французском языке обратился к Конраду:
– Послушайте! Вы были на этом месте. Видели пятна крови? Где застрелили Элисона, до того как он выбежал сюда?
У Конрада стучали зубы, он едва мог говорить. Начал он по-немецки, но после резкого, сурового взгляда Арнхайма тотчас перешел на французский:
– Если вы пойдете за мной, я покажу!
Велев Фрицу светить вдаль, он повернул направо. Галерея заканчивалась тяжелой деревянной дверью. Выбрав из связки ключ, Конрад отпер ее. Наши фонари осветили высокий холл внутри «черепа», с побеленными стенами. Очень высоко, почти на повороте лестницы, идущей вдоль стены, мы заметили узкое остроконечное окно из мозаичного, темного стекла. Лестница розового дерева повторяла контуры стены и была устлана черной ковровой дорожкой. Она начиналась от черного пола, отражавшего свет наших фонарей.
