— Ну, и вы… узнали?
— Лично я приглашения не принял. И не знаю, кто принял, кроме Кеннингтона и директора. Брайан Ингл видел в ней божество, Меррион Сквайерс — похотливую сучку. За кого только ее не принимали! Но осмелюсь сказать, все это были домыслы на пустом месте. И по-моему… только по-моему, Блаунт! — не было там ни огня, ни льда, а была заурядная женщина, глупенькая, уязвимая, по-своему хитрая, реально оценивающая собственные чувства, но обманывающая себя в отношении чувств других людей… Ей хотелось иметь свой дом, может быть, детей… жизнь как у всех. Чтоб муженек приходил в пять с работы и чтобы летом две недели проводить в Скегнессе. Мне даже кажется, ей самой вовсе и не хотелось быть сверкающим Одеоном[11], Дворцом Удовольствий, Храмом Тайны…
— Я думаю, нам лучше встретиться завтра утром в ее квартире, если мистер Лейк вас отпустит, — прервал его Блаунт.
— Может быть, она как раз и хотела, чтобы кто-нибудь узнал это, — продолжал свое Найджел. — А вы не находите, что мотивом могло бы быть… — Он остановился, задумался, Потом продолжил: — Это мне напомнило кое-что. Одну странную оговорку, мелочь. Может быть, она ничего и не значит. Я рассказывал вам, что Чарльз Кеннингтон произнес одну фразу, оценивая эскиз Сквайерса: «Зверская морда выглядывает из зарослей бугенвиллии». Через несколько минут миссис Лейк повторила эту фразу слово в слово. Причем после того, как заместитель директора сказал, что эскиз годится для обложки томика Блумзбери. Потом я пытался установить, куда делась капсула. Миссис Лейк сообщила, что в последний раз видела ее на столе, когда Чарльз произнес: «Убийственная морда смотрит из зарослей бугенвиллии». Во фразе, которую она незадолго до этого воспроизвела правильно, изменилось одно только слово… Может быть, это чистая случайность… С другой стороны, это снимало подозрения с ее мужа. Вы помните: если капсула в этот момент все еще лежала на столе, он никак не мог отразить кофе Ниты. Но если она видела, как он это сделал, или подозревала, что это сделал он, а не кто другой, к хотела прикрыть его, то это как раз та ложь, которую могла сочинить умная женщина. И в этом случае маленькая оговорка «убийственная» может свидетельствовать, что было у нее на уме.
— Ну ладно… Для меня это сложновато, — сказал Блаунт, поднимаясь, чтобы уйти. — Совсем поздно уже. Мне пора. Очень интересно было с вами беседовать, Стрейнджуэйз. Весьма вам обязан. И если вам доведется завтра часов в десять оказаться на Диккенс-стрит, девятнадцать… — У дверей Блаунт обернулся еще раз.
— И не забудьте: ее муж не был единственным, кого показания миссис Лейк поставили вне подозрений.
— Так вот оно, это гнездышко! — Найджел с любопытством осмотрелся.
Была половина одиннадцатого утра. Найджел пришел в министерство даже раньше обычного и сразу сел за работу. Быстро закрыв не законченные накануне дела, он пошел к директору. Джимми Лейк сидел в своем кабинете, беседуя с офицером безопасности мистером Эдкоком, толстым, веселым, вечно немного сонным экс-полицейским, которому с того самого дня, как его назначили на этот пост, не приходилось заниматься (если не считать прошлогодней эпидемии хулиганства, когда кто-то начал резать пальто на вешалках) ничем, кроме случаев мелких краж.
— Да, Найджел? — обернулся к нему Джимми Лейк.
Он выглядел совершенно измотанным и обеспокоенным. Найджел передал ему просьбу суперинтенданта Блаунта.
— Ну конечно, — сказал Джимми. — Оформите это как служебную командировку. И если вы не против, я бы воспользовался вашим кабинетом. Мне сейчас в этой комнате очень не по себе…
Они перекинулись еще несколькими словами. С Эдгаром Биллсоном опять проблемы, пожаловался директор. Он должен в конце недели уйти в отпуск, а полиция просила, чтобы никто из присутствовавших вчера в кабинете Джимми пока не покидал Лондона. Следствие, как бы тактично и разумно ни вел себя суперинтендант Блаунт, всерьез осложнит работу управления. А тут еще одно идиотское происшествие: потерялась секретная папка. Но Найджел пусть пока об этом не думает: пропажей займутся мистер Эдкок и канцелярия.
Уходя, Найджел сообщил мисс Финлей, что в его комнате будет работать директор.
— Предупредите в канцелярии, чтобы все телефонные звонки для него переключили на мой номер. И приласкайте его, хорошо? Он совершенно убит.
Памела Финлей в это утро была необычно тихой. Да и на всем этаже царила тревожная, подавленная атмосфера, словно рядом находился тяжелобольной человек. Все говорили вполголоса, ходили, стараясь не стучать каблуками; внезапная дробь пишущей машинки воспринималась как перебранка в больничной палате.
— Некоторые машинистки голову потеряли от страха, — пытаясь говорить непринужденно, сказала мисс Финлей.
— Боятся, что может настать их очередь? Скажите им, пусть не будут такими дурами.
— Скажу, — охотно пообещала мисс Финлей. — С удовольствием. Сплетничают, болтают, треплются… головы-то пустые! Это правда, Стрейнджуэйз, что вы работаете теперь вместе с полицией? Говорят…
— Суперинтендант — мой старый друг. Кстати, что там с пропавшей папкой? Вы что-нибудь слышали?
— Нет. О, минутку, минутку. Это что, папка, по поводу которой директор вчера поднял шум? ПХК 14/150? Ее еще не нашли? Уверена, она у зама, он с нее буквально не слезает.
Найджел тоже стал что-то припоминать. Часов в пять вечера к нему зашел Меррион Сквайерс и спросил про какую-то папку, которая, как утверждают в канцелярии, должна быть у директора, но которой тот не получал. Найджел пропустил это мимо ушей, хотя и спросил мисс Финлей, нет ли этой папки в их комнате. Он вспомнил ее возмущенную мину, когда ока услышала, как Меррион Сквайерс изрек: «Секретари приходят и уходят, а папки остаются».
— У ирландцев, — сказал он, вспомнив об этом, — несколько иные представления о порядочности.
У мисс Финлей широко раскрылись глаза.
— Значит, это Меррион Сквайерс?.. Полиция арестовала его?
— Боже мой, о чем вы? Ничего подобного. Я просто думал об ирландском характере. Если вы будете делать поспешные выводы, то впутаете меня в историю и меня обвинят в злостной клевете.
— Извините, — произнесла мисс Финлей без тени сожаления. — Забудьте, что я сказала. Но я просто уверена, что он с огромным удовольствием сделал бы это: ведь они с мисс Принс были как кошка с собакой, согласитесь, Стрейнджуэйз.
— Дорогая моя, мы с Биллсоном тоже как кошка с собакой, но это не значит, что мы только и думаем, как бы засадить друг друга в тюрьму.
Памела Финлей открыла рот, чтобы, как обычно, громоподобно расхохотаться, но, спохватившись, зажала рот рукой и с укором посмотрела на Найджела, как будто он сказал нечто непристойное. Найджел перевел разговор на текущие дела и дал мисс Финлей некоторые инструкции. Спустя несколько минут он сидел в автобусе и ехал по направлению к Диккенс-стрит.
— Так вот оно, это гнездышко! — сказал он суперинтенданту Блаунту. — Ну, что я вам говорил?
— Вы здесь, случаем, не бывали?
— Никогда.
— Значит, я должен отдать должное вашей проницательности.
Квартира Ниты Принс находилась на верхнем этаже дома. На нервом этаже располагалась адвокатская контора, а на втором и третьем — небольшое издательство. Имелось также полуподвальное помещение, где, очевидно, жил дворник: когда Найджел поднимался по лестнице, там яростно залаяла собака. Очень удобно, подумал он, разглядывая медную табличку с названием издательства на площадке второго этажа: издательские работники вместе с адвокатом испаряются в пять или в шесть вечера, после этого весь дом пуст и некому подсмотреть, кто приходит к Ните, если только дворничиха не страдает болезненным любопытством. Очень удобно для Ниты. И очень неудобно, вероятно, для Блаунта.
Дверь ему открыл суперинтендант.
— Можете трогать все, что хотите. Мой специалист по отпечаткам пальцев здесь уже поработал. — Это были первые слова, которые услышал от него Найджел. — Вот гостиная. Спальня и ванная там. Кухня за дверью. Уютное местечко!
Да, совсем не похоже на любовное гнездышко, каким его представляют кинорежиссеры. Ни соблазнительных диванчиков, ни сверкающего бара, ни гардероба, набитого экзотическими халатиками, ни фотографий с автографами, ни приятно возбуждающих воображение зеркал. Ничего завлекательного. Даже нет устойчивого аромата каких-нибудь необыкновенных, изысканных духов. Если чем и пахло в квартире, то лишь почти вызывающей респектабельностью. На кровати с пологом лежала аккуратно сложенная атласная ночная рубашка. Так же строго выглядел туалетный столик, где не видно было обычных следов небрежности и спешки.
В сосудах слоновой кости и цветного стекла
Таились ее причудливые, как мечты, ароматы.
Чего только не было там — и кремы, и пудра, и просто духи…
Найджел сам не заметил, как принялся декламировать эти стихотворные строки, разглядывая простые щетки для волос с деревянными ручками, очень функциональную гребенку, скромное саше для носовых платков, пахнущее, подумать только, лавандой. Всякие причиндалы для наведения красоты он обнаружил в самой глубине выдвижного ящика. И постепенно где-то в уголках его мозга начало складываться новое представление о Ните, о Ните и Джимми, и это новое представление в конечном итоге заставило его переменить принятое накануне решение не заниматься этим делом.
