Он проконвоировал меня к такси и довез до Двести сороковой улицы, поднял на лифте и, вцепившись в мой рукав, долго вёл по коридорам. В конце концов, он предложил мне сесть на скамью в какую-то нишу и сел рядом.
Через некоторое время я спросил его, кого мы дожидаемся.
– Слушай, парень, – обрушился на меня мой сопровождающий, – хорошо ли человеку, который слишком много знает?
Я уклонился от прямого ответа:
– С первого взгляда, конечно, нет.
– Верно. Ведь я даже самого малого пустяка не знаю. И лучше не спрашивай меня.
Этот ответ решал дело, и я продолжал смирно сидеть. Какие-то люди шныряли туда-сюда по коридору.
Я так устал, что был вынужден перемещаться по скамье, чтобы хоть немного размять свои уставшие члены.
И тут я увидел проходившего мимо капитана в форме.
– Капитан! – позвал я его.
Он остановился, увидел меня и подошёл.
– Капитан, – сказал я, – умоляю вас! Меня зовут Арчи Гудвин. Мой адрес Западная Тридцать пятая улица. Это также и адрес Ниро Вульфа. Если этот сидящий рядом со мной тип не приклеится ко мне, то я не выдержу и могу сбежать. Я прошу вас прислать ко мне фотографа. Мне необходима фотография вот в этих штуковинах, – я поднял свои руки в наручниках, – в качестве улики. Человекообразное существо в двубортном пиджаке по имени Роуклифф заковало меня в кандалы, и я намерен возбудить против него дело за незаконный арест, оскорбление личности и публичное издевательство.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал капитан, взглянув на меня с симпатией, и ушёл.
Конечно, я остановил этого капитана и обратился к нему лишь для того, чтобы немного развлечься, совсем не рассчитывая, что он чем-то поможет мне. Но через некоторое время ко мне подошёл сержант и спросил, как моё имя. Я ответил. Он повернулся к моему сопровождающему и спросил:
– Как его зовут?
– Он же сказал вам, сержант.
– Я вас спрашиваю!
– Сам я ничего не знаю, сержант. Но там, в отделе по расследованию убийств, сказали, что его зовут Арчи Гудвин. Так что он сказал вам правду.
Сержант издал далекий от одобрения звук, посмотрел на мои наручники, достал связку ключей, воспользовался одним из них и освободил меня.
Я никогда до этого не видел того капитана, не видел его и позже, я даже не знаю его имени, но если вы когда-нибудь попадете в закуток главного управления с наручниками на руках, ищите капитана лет пятидесяти-пятидесяти пяти, с большом красным носом и двойным подбородком, носящего очки в металлической оправе.
Немного позже пришёл с приказом другой сержант, и я был препровожден вниз, на Леонард-стрит, оттуда наверх, в апартаменты районного прокурора, а потом в некую комнату. Там мне было уделено небольшое внимание сыщиком из отдела по расследованию убийств Рэмделом, которого я немного знал, и помощником районного прокурора Мандельбаумом, которого я раньше никогда не видел.
Они допрашивали меня в течение полутора часов, хотя это им и ничего не дало. Правда, у меня сложилось впечатление, что обвинение всё-таки будет мне предъявлено.
Выйдя из комнаты, они даже не позаботились приставить ко мне охрану, лишь велели оставаться на месте.
После их ухода я в четвертый раз взглянул на часы: было без четверти шесть. Как я уже сказал, я был утомлен, разочарован и голоден. Стычки с Роуклиффом было вполне достаточно, чтобы испортить весь день, а он оказался лишь одним звеном в цепи печальных событий.
Мне необходимо в семь тридцать встретиться с Лоном Коэном, чтобы, как было обещано, купить ему бифштекс. А после этого пойти домой, упаковать свои вещи и снять комнату в отеле. Все бы ещё ничего, но я понимал, как надоел со своими проблемами Вульфу.
И если бы я появился в доме, он, возможно, насел бы на меня. Я, конечно, не возражал бы против того, чтобы переночевать в номере отеля, но что со мной будет потом, хотя бы следующим утром? Каковы будут мои планы? Я отбросил эти мысли, решив, что смогу получить какую-нибудь зацепку у Лона, и захотел позвонить ему сразу, не дожидаясь семи. В комнате, где я сидел, телефона не было, поэтому я встал, вышел в коридор и повернул налево. По обеим сторонам коридора были закрытые двери. Мне явно не везло. Но вот в конце коридора я наконец увидел приоткрытую дверь, приблизился к ней, рассчитывая найти телефон, и услышал голос. Это и было тем событием, которое произошло без четырнадцати шесть. С того места, где я находился, голос был вполне различим и прекрасно узнаваем, а когда я оказался в шести дюймах от щели, слова прослушивались вполне ясно.
– Вся эта игра, – говорил Ниро Вульф, – строится на идиотском предположении (впрочем, это естественно и неизбежно, поскольку ваш Роуклифф – король ослов), будто мы с Гудвином пара кретинов. Не отрицаю, что в прошлом я был иногда с вами не слишком искренним, и в этом я признаюсь, чтобы доставить вам удовольствие. Порой я действительно водил вас за нос в своих целях. Но ведь лицензия все ещё у меня, а вы прекрасно знаете, что это значит. В итоге я помогал вам, а это гораздо важнее, чем какие-то обиды. Конечно, не всем, но это уже совершенно другое дело. Но вам, Кремер, вам, Боуэн, и ещё двум, здесь присутствующим, – помогал.
Итак, в кабинете сидел районный прокурор собственной персоной.
– Это также означает, что я знал, где и когда нужно вовремя остановиться. И Гудвин это тоже очень хорошо знает. Это ведь непреложный факт, который вам известен. Но что происходит сегодня? Следуя заведенному порядку, я в четыре часа пополудни поднялся к себе в оранжерею для двухчасового отдыха. Не прошло и пяти минут, как я услышал какой-то шум и вышел узнать, в чем дело. Это был Роуклифф. Воспользовавшись отсутствием Гудвина, которого он боится и которому постоянно завидует, Роуклифф силой ворвался в мой дом и…
– Это ложь! – послышался голос Роуклиффа. – Я звонил и…
– Заткнитесь уж лучше! – прогремел Вульф, и мне показалось, что даже дверь дрогнула и ещё больше растворилась. Несколько понизив голос, Вульф продолжал: – Как вам всем очень хорошо известно, полицейский имеет не больше прав входить в частный дом, чем любой другой человек, если на то нет особых обстоятельств или предписания прокурора. Но это правило частенько нарушается, как произошло, например, сегодня, когда мой повар и домоправитель открыл дверь, а Роуклифф оттолкнул его, невзирая на сопротивление.
Он ворвался, не обращая внимания на протесты моего служащего, не имея на это никакого права. Потом ворвался ко мне в оранжерею и посягнул на неприкосновенность личности.
Я прислонился к косяку и устроился поудобнее.
– Он был настолько глуп, – послышался снова голос Вульфа, – что вообразил, будто я захочу с ним разговаривать. Я, естественно, приказал ему выйти. Но он требовал, чтобы я отвечал на его вопросы. Когда же я наотрез отказался и повернулся, чтобы выйти из оранжереи, он преградил мне путь, размахивая ордером на мой арест как важного свидетеля, и даже взял меня за рукав.
Голос Вульфа внезапно утих, но обрел металлический оттенок:
– Но я не могу позволить, джентльмены, хватать меня за рукав. Я не люблю этого, особенно когда это позволяет себе такой не заслуживающий внимания человек, как Роуклифф. Я этого не потерплю! Я велел ему объяснить причину появления у него ордера в нескольких словах, не притрагиваясь при этом ко мне. Я не терплю прикосновений, особенно когда это делают несимпатичные мне люди. Это же так свойственно всем живым существам, но я упоминаю об этом факте как об одной из причин моего отказа беседовать с Роуклиффом. Он взял меня под арест на основании ордера, вывел из моего дома и в полицейской машине с тупоголовым водителем привёз в это здание.
Я поджал губы. Хотя сам по себе факт его ареста доставил мне некоторое душевное удовлетворение, но моя несомненная ответственность за этот факт сводила его на нет. Так что мне было совсем не до смеха. Я продолжал слушать.
– Я был готов допустить по доброте душевной, что какое-то большое недоразумение, возможно даже чисто случайное, явилось причиной столь бешеного пыла Роуклиффа, но когда от вас, мистер Боуэн, я узнал, что все это лишь бред простофили… Обвинить Гудвина в том, что он выдавал себя за полицейского, – это же сущий вздор! Я, конечно, не знаю, что он сказал или сделал, да и не нуждаюсь в этом. Я слишком хорошо знаю Гудвина, чтобы поверить, что он мог вести себя так бессмысленно. Обвинение его в подобных действиях и даче ложной информации также нелепо. Вы подозреваете, что я был нанят неким лицом, вовлеченным в дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз, и хотел скрыть этот факт. Неужели вы считаете, что Гудвин поехал в это учреждение сегодня в качестве моего доверенного лица и что он лжет, отрицая это?
– Но так оно и есть на самом деле! – выпалил Роуклифф.
– Мы ведь с вами договорились, – сказал Вульф, – что меня не будут перебивать. И я настаиваю на том, что обвинение это бессмысленно. Если Гудвин лжет, согласно данным мной инструкциям, неужели вы полагаете, что я не обдумал бы всех возможных вариантов?
