Вот это меня и удивило! Почему он не лишил ее, так же, как меня, возможности действовать, что позволило бы ему спокойно исчезнуть до того, как обнаружится его двойное злодеяние?
Наш спутник по-прежнему курил, уставившись в окно, которое несмелые капли дождя начинали разрисовывать длинными косыми линиями. Один раз он все же обернулся, схватил мою железнодорожную карту и что-то проверил по ней.
Дама старательно изображала обморок, чтобы обмануть врага. Но приступы кашля, вызванные дымом, выдавали ее.
Мне же было совсем не по себе, нещадно ныли суставы. А я все думал… прикидывал…
Пон-де-л'Арш, Уассель… Скорый весело мчался вперед, и, словно опьянев от скорости, стучали колеса.
Сент-Этьен… В этот момент мужчина встал и сделал два шага в нашу сторону, на что дама поспешила отреагировать новым криком и непритворным обмороком.
Но что же все-таки задумал наш попутчик? Вот он опустил окно с нашей стороны. Дождь лил теперь как из ведра, мужчина чуть отстранился, явно раздраженный тем, что у него нет ни зонтика, ни пальто. Бросил взгляд на сетку: в ней лежал дамский зонтик. Он взял его, затем мое пальто, оделся.
Поезд мчался над Сеной. Он завернул обшлага брюк, затем, перегнувшись, приподнял задвижку с внешней стороны.
Уж не собирается ли он выпрыгнуть на ходу? При такой скорости он неизбежно погибнет. Поезд ворвался в туннель, прорытый под холмом Сент-Катрин. Мужчина приоткрыл дверцу, нащупал ногой первую ступеньку. Какое безумие! Тьма, дым, грохот — бредовость подобной попытки при таких условиях казалась очевидной. Но вдруг поезд замедлил ход, тормоза сдерживали стремительное вращение колес. Через минуту состав уже двигался медленно, затем — еле-еле. Наверняка в этой части туннеля велись работы по укреплению свода, отсюда и необходимость замедлять ход поездов; вероятно, работы начались лишь несколько дней назад, и это было известно нашему попутчику.
Таким образом, ему оставалось поставить другую ногу на верхнюю ступеньку, спуститься на вторую и тихо-мирно удалиться, не забыв предварительно опустить щеколду и запереть дверцу.
Едва он исчез, как дымовая завеса, прорвавшись к дневному свету, превратилась в белое облако. Поезд выехал в долину. Еще один туннель, и мы уже в Руане.
Дама тут же пришла в себя и в первую очередь принялась оплакивать свои утраченные драгоценности. Я взглядом молил ее. Она поняла, что я задыхаюсь, и освободила меня от кляпа. Затем хотела развязать путы, но я воспротивился.
— Нет, нет, пусть полиция увидит все, как есть. Я хочу, чтобы они знали, что это за негодяй.
— А может быть, мне нажать на стоп-кран?
— Слишком поздно, об этом надо было подумать, когда он набросился на меня.
— Но он убил бы меня! О, месье! Не говорила ли я вам, что он едет в нашем поезде! Я его тут же узнала по портрету. А теперь он убежал, прихватив мои драгоценности.
— Его найдут, не бойтесь.
— Найти Арсена Люпена! Никогда.
— Это зависит от вас, мадам. Послушайте. Как только мы приедем, встаньте у дверцы и зовите на помощь, поднимите шум. Затем в нескольких словах расскажите обо всем, что вы видели: о нападении, жертвой которого я стал, и о бегстве Арсена Люпена, опишите его, упомянув о мягкой шляпе, зонтике — вашем зонтике — и сером приталенном пальто.
— Вашем пальто, — уточнила она.
— Как моем? Нет, его. У меня не было пальто.
— Мне показалось, что он, когда вошел, тоже был без пальто.
— Да, конечно… если только кто-нибудь не забыл свою одежду в сетке. Во всяком случае, когда он убегал, оно на нем было, и это главное… серое приталенное пальто, запомните… О! Забыл… прежде всего назовите свое имя. Положение вашего мужа подстегнет усердие этих господ.
Подъехали. Она уже высунулась из дверцы. Я опять заговорил довольно твердым, почти повелительным тоном, чтобы мои слова хорошенько запечатлелись у нее в памяти:
— Назовите и мое имя, Гийом Берла. Если надо, скажете, что я ваш знакомый… Это позволит нам выиграть время… Надо быстро покончить с предварительным расследованием… Главное — погоня за Арсеном Люпеном… ваши драгоценности… Вы не ошибетесь, не правда ли? Гийом Берла, друг вашего мужа.
— Договорились… Гийом Берла.
Размахивая руками, она уже звала на помощь. Едва поезд остановился, как какой-то господин в сопровождении нескольких человек поднялся в вагон. Критический миг приближался.
Задыхаясь, дама воскликнула:
— Арсен Люпен… он набросился на нас… украл мои драгоценности… Я мадам Рено… Мой муж — заместитель начальника управления тюрем… О! Посмотрите, вот как раз и мой брат, Жорж Ардель, директор Руанского банка… вы должны его знать…
Она облобызала только что подошедшего молодого человека, с которым поздоровался полицейский комиссар, и плачущим голосом продолжала:
— Да, Арсен Люпен… когда месье заснул, он бросился на него и схватил за горло… Месье Берла, друг моего мужа.
— Но где же Арсен Люпен? — спросил комиссар.
— Он выпрыгнул из поезда в туннеле, за Сеной.
— Вы уверены, что это был он?
— Уверена ли я! Я его прекрасно узнала. К тому же его видели на вокзале Сен-Лазар. На нем была мягкая шляпа.
— Да нет… шляпа из жесткого фетра, как вот эта, — поправил ее комиссар, показав на мою шляпу.
— Мягкая шляпа, я это утверждаю, — повторила мадам Рено, — и серое приталенное пальто.
— Действительно, — пробормотал комиссар, — в телеграмме упомянуто серое пальто, приталенное и с черным бархатным воротником.
— Верно, с черным бархатным воротником, — торжествующе воскликнула мадам Рено.
Я облегченно вздохнул. О! Моя храбрая, моя великолепная спутница, как вы оказались кстати!
Тем временем полицейские освободили меня от моих пут. Я жестоко искусал себе губы, потекла кровь. Согнувшись вдвое, с платком у рта, как подобает человеку, долгое время просидевшему в неудобной позе и хранящему на лице кровавые следы от кляпа, ослабевшим голосом я сказал комиссару:
— Месье, это был Арсен Люпен, сомнений нет… Если не мешкать, его еще можно поймать… Надеюсь, смогу быть вам чем-то полезен…
Вагон, который должен был стать объектом расследования, был отцеплен. Поезд отправился в Гавр. Нас повели в кабинет начальника вокзала сквозь толпу любопытных, заполнивших перрон.
В этот момент я заколебался. Мне легко было удалиться под каким-нибудь предлогом, найти свой автомобиль и бежать. Дальнейшее ожидание было опасно. Достаточно было какого-нибудь инцидента или появления телеграммы из Парижа, и я пропал.
Да, но мой вор? Вынужденный рассчитывать только на собственные средства, оказавшись в незнакомом месте, я вряд ли мог найти его.
«Что ж! Рискнем, — подумал я, — и останемся. Партию выиграть трудно, но поиграть в нее очень забавно! Да и ставка того стоит».
И так как нас просили еще раз повторить показания, я воскликнул:
— Господин комиссар, сейчас Арсен Люпен опережает нас. Мой автомобиль стоит во дворе. Если вы доставите мне удовольствие и сядете в него, мы попытаемся…
Комиссар с хитрым видом улыбнулся:
— Идея неплоха… настолько неплоха, что уже осуществляется.
— О!
— Да, месье, некоторое время назад… два моих агента уже отправились на велосипедах…
— Но куда?
— К выходу из туннеля. Там они будут искать следы, соберут свидетельские показания и поедут по следу Арсена Люпена.
Я не удержался и пожал плечами.
— Ваши два агента ни следов не найдут, ни показаний не соберут.
— Неужели?
— Арсен Люпен позаботился о том, чтобы никто не увидел, как он выходит из туннеля. Он доберется до ближайшей дороги и оттуда…
— И оттуда — в Руан, где мы его и поймаем.
— Он не пойдет в Руан.
— Значит, будет бродить в его окрестностях, где мы чувствуем себя еще увереннее.
— Он не останется в окрестностях.
— Да ну! И где же он будет прятаться?
Я достал часы.
— В настоящее время Арсен Люпен бродит неподалеку от вокзала Дарнеталь. В десять часов пятьдесят минут, то есть через двадцать две минуты, на Северном вокзале он сядет в поезд, следующий из Руана в Амьен.
— Вы полагаете? Но откуда вам это известно?
— О! Все очень просто. В купе Арсен Люпен смотрел мою карту. Зачем? Не было ли неподалеку от того места, где он исчез, другой линии железной дороги, вокзала на ней и поезда, останавливающегося на этом вокзале? Я тоже рассматривал свою карту. Вот откуда моя идея.
— Воистину, месье, — сказал комиссар, — великолепный расчет. Какая компетентность!
Но, увлекшись своей идеей, я допустил оплошность, слишком открыто продемонстрировав свое мастерство. Полицейский смотрел на меня с удивлением, казалось, им овладело какое-то смутное подозрение. О, очень смутное, потому что фотографии, разосланные повсюду полицией, были слишком плохи, Арсен Люпен выглядел на них совсем не похожим на того человека, что стоял перед ним, и узнать его было невозможно. И все же полицейский был чем-то смущен, как-то странно озабочен.
