Ознакомительная версия.
К миссис Оливер подплыла официантка. «Ученая дама» заказала кофе со сдобной булочкой и буквально замерла.
Ни Дэвид, ни Норма не обратили ни малейшего внимания на ее появление; они были поглощены беседой. Миссис Оливер стала вслушиваться.
— …Все это тебе только мерещится, — говорил Дэвид. — Игра воображения. Чистейшая чепуха, дорогая.
— Не знаю. Не могу разобраться. — Голос Нормы был странно тусклым. И поскольку она сидела к миссис Оливер спиной, разбирать ее слова было очень трудно. И вообще, этот глуховатый монотонный голос неприятно поразил миссис Оливер. «Что-то тут не так, — подумала она. — И очень даже не так». Ей вспомнились слова Пуаро: «Ей кажется, что она совершила убийство». Что же такое с этой девочкой? Галлюцинации? Или она действительно кого-то убила? И теперь находится в состоянии депрессии?
— Если хочешь знать мое мнение, то во всем виновата Мэри с ее вздорными выдумками. Эта дура так носится со своим здоровьем, что постоянно выдумывает себе болезни.
— Ей и правда было плохо.
— Ну ладно, ей было плохо. Любая разумная женщина обратилась бы к врачу, чтобы он выписал ей какой-нибудь антибиотик, а не подняла бы бучу.
— Она думает, что это я подстроила. И отец тоже так думает.
— Повторяю, Норма: у тебя слишком богатое воображение.
— Ты так говоришь, Дэвид, чтобы меня успокоить. А если я и правда подлила ей что-то?
— Как это «а если и правда»? Ты ведь должна знать, подливала или не подливала. Норма, это же бред какой-то.
— Но я не знаю.
— Ну вот опять. Заладила одно — «я не знаю», «я не знаю».
— Ты не понимаешь. Ты не понимаешь, что такое ненависть. Я ее возненавидела с первого же взгляда.
— Это я понял. Ты мне уже говорила.
— В том-то и дело. Я тебе уже это говорила, но я этого совершенно не помню. Понимаешь? Довольно часто я.., я что-то говорю людям. О том, что хочу сделать, или уже сделала, или собираюсь сделать. А потом не могу вспомнить, когда я это говорила и говорила ли вообще. Как будто я держу все это в уме, и вдруг что-то вырывается наружу, и я это что-то кому-то говорю. Тебе же сказала, ведь так?
— Ну.., то есть.., слушай, может быть, хватит?
— Но я же говорила тебе это? Говорила?
— Ладно, пусть говорила. Бывает, с языка срывается:
«Я ее ненавижу и хочу убить. Я ее отравлю!» Но это просто детская злость, понимаешь, о чем я? Ты совсем как маленькая девочка. Дети постоянно грозятся: «Ненавижу его. Отрублю ему голову!» И в школе то же самое: невзлюбят учителя или учительницу и шепчут что-нибудь такое.
— Только и всего, по-твоему? Но.., но получается, будто я и не повзрослела вовсе.
— В некоторых отношениях так оно и есть. Возьми себя в руки, пойми, как это глупо. Ладно, ты ее ненавидишь, ну и что? Ты уехала из дома и не живешь с ней.
— Но почему я не должна жить в своем родном доме, с моим отцом? — сказала Норма. — Это нечестно! Нечестно! Сначала он уехал, бросил маму, а теперь, когда решил вернуться ко мне, взял и женился на Мэри. Конечно, я ее ненавижу, а она ненавидит меня. И я прямо-таки мечтала убить ее. Даже придумывала разные способы, как это сделать. И мне нравилось придумывать эти способы… Но потом.., когда ей правда стало плохо…
— Уж не возомнила ли ты себя ведьмой? — В голосе Дэвида мелькнули тревожные нотки. — Ты случайно не лепила восковые фигурки и не втыкала в них булавки?
— Конечно нет. Это же глупо. То, что я делала, было реальным. Абсолютно реальным.
— Послушай, Норма, что значит — реальным?
— Бутылка же лежала у меня в ящике. Я его открыла, а она там.
— Какая еще бутылка?
— «Истребитель драконов. Селективный гербицид». Так написано на этикетке. Темно-зеленая бутылка. Растения полагается опрыскивать. И еще одна этикетка: «Осторожно, яд!»
— Ты ее купила или только нашла?
— Я не знаю, где я ее взяла, но она лежала у меня в ящике. Наполовину пустая.
— И тогда ты.., ты вспомнила?
— Да, — сказала Норма. — Да-а… — Ее голос был почти сонным. — Да-а.., по-моему, тогда я все вспомнила. И ты так думаешь, правда, Дэвид?
— Я тебя не понимаю. Норма. Я серьезно. Мне кажется, в какой-то мере ты все это выдумываешь. Внушаешь себе.
— Но ее положили в больницу — для обследования, сказали врачи. Потому что не сумели поставить диагноз. А в конце концов так ничего и не нашли, и она вернулась домой… И ей снова стало плохо, и тут я испугалась. Папа как-то странно на меня поглядывал, а потом приехал доктор, и они о чем-то говорили, запершись у папы в кабинете. Я подкралась к окну снаружи и хотела подслушать. Надо же было узнать, о чем они там говорят. А они обсуждали, как отправить меня куда-то, где меня будут держать под замком! Где я «пройду курс лечения»… Ну, что-то в этом роде. Понимаешь, они думали, что я сумасшедшая, и я перепугалась… Потому что.., потому что не знала, что я делала, а чего нет…
— Тогда ты и убежала?
— Нет.., это было позднее…
— Расскажи мне.
— Я больше не хочу об этом говорить.
— Тебе же придется рано или поздно сообщить им, когда ты…
— Ни за что! Я их ненавижу! И отца ненавижу — не меньше, чем Мэри. Хоть бы они умерли! Хоть бы они оба умерли! Тогда.., тогда, мне кажется, я опять смогу быть счастливой.
— Перестань городить чушь! Послушай, Норма. — Он вдруг как-то неловко осекся. — Я не очень-то настроен на брак и все такое прочее… То есть я вообще ни о чем таком не думал… Разве что когда-нибудь через много лет… Не хотел себя связывать… Но, по-моему, это наилучший выход. Давай поженимся. Зарегистрируем брак. Тебе придется сказать в мэрии, что тебе уже двадцать один год. Зачеши волосы кверху, надень очки или юбку подлиннее, чтобы выглядеть старше. Когда мы поженимся, твой отец уже ничего сделать не сможет! И не отошлет тебя «куда-то», как ты выражаешься. Он уже не сможет распоряжаться твоей судьбой.
— Я его ненавижу.
— По-моему, ты всех ненавидишь.
— Нет, только папу и Мэри.
— Но, в конце-то концов, почему бы человеку не жениться во второй раз? Что тут такого?
— А что он с мамой сделал, это ничего?
— Но ведь это когда было!
— Да, я была совсем маленькой, но я помню. Он уехал, бросил нас. Присылал мне подарки на Рождество, а сам ни разу не приехал. Да встреть я его на улице, когда он вернулся, я бы его не узнала. Он перестал для меня существовать. По-моему, он и маму куда-то отправлял. Когда она болела, то всегда уезжала, а куда, я не знаю. И не знаю, чем она была больна. Иногда мне кажется.., мне кажется, Дэвид… Знаешь, по-моему, у меня что-то с головой, что-то в ней не так, и это заставит меня сделать какую-нибудь непоправимую вещь. Вот как с тем ножом.
— С каким еще ножом?
— Не важно с каким.
— Но ведь ты можешь объяснить, о чем говоришь?
— По-моему, на нем была кровь. Он лежал там.., под чулками.
— Ты помнишь, как ты его там прятала?
— Кажется, да. Но совсем не помню, что я с ним делала перед тем. Не помню, где была… Из памяти выпал целый час. Целый час я была не знаю где. Но где-то была и что-то сделала.
— Ш-ш-ш! — прошипел он, увидев приближающуюся официантку. — Все будет хорошо. Я о тебе позабочусь. Дайте-ка нам что-нибудь еще, — уже громко добавил он, беря в руки меню. — Тушеную фасоль на тостах.
Эркюль Пуаро диктовал своей секретарше мисс Лемон:
— Я чрезвычайно польщен вашим приглашением, но вынужден с сожалением сообщить вам, что…
Тут зазвонил телефон, и мисс Лемон сняла трубку.
— Да? Кто, вы сказали? — Она загородила рот ладонью и шепнула Пуаро:
— Миссис Оливер.
— А, миссис Оливер, — с кислым видом произнес Пуаро, который очень не любил, когда его отвлекали от дел, но трубку все-таки взял. — Алло, Эркюль Пуаро слушает.
— О, мосье Пуаро! Как хорошо, что застала вас. Я отыскала ее для вас.
— Прошу прощения?
— Я отыскала ее для вас. Вашу Офелию! Ну, ту, которая совершила убийство или думает, будто совершила. Во всяком случае, она только об этом и твердит. По-моему, она не совсем в своем уме. Хотите приехать сюда?
— Где вы, chere madame?
— Между Святым Павлом и «Русалкой», это театр. В общем, где-то тут… На Колтроп-стрит! — внезапно завопила миссис Оливер, выглянув из телефонной будки. — Вы успеете? Они в кафе.
— Они?
— О, она и, видимо, ее неподходящий молодой человек. А по-моему, он довольно милый и как будто очень к ней неравнодушен. Не понимаю почему. Чужая душа — потемки. Ну, я с вами прощаюсь — хочу поскорее туда вернуться. Видите ли, я их выследила: захожу в кафе, а они там, голубчики.
— А-а! Вы проявили большую проницательность, мадам.
— Да нет, вовсе нет. Чистая случайность. Я просто зашла перекусить и увидела ее за столиком.
— О, ну так, значит, вас любит удача. Что не менее важно.
— Я села за соседний столик — за тот, что у нее за спиной. Впрочем, она вряд ли бы меня узнала. Я зашла в дамскую комнату и сделала совершенно новую прическу. К тому же они ведут себя так, словно в мире никого, кроме них, нет. И когда они сделали еще один заказ.., тушеную фасоль.., которую я терпеть не могу и всегда удивляюсь, что кто-то способен ее есть…
Ознакомительная версия.
