– Я попробую, – неуверенно начал Антон, но Андрей перебил его:
– Мне бы не хотелось подключать к этому делу посторонних…
– Наоборот, – ответил ему Владимир, – только посторонним это дело и можно доверить. Потому что только в них и можно быть уверенным. Так что, – он опять обернулся к Антону, – считай себя моим консультантом по этому делу. Если что узнаешь – получишь денег. А нет – так всегда можно посчитать, что это ты Женьке марочку продал. И сделать выводы.
Возможные выводы Антона почему-то не страшили – на самом деле его волновало сейчас только одно: как бы спросить Владимира про третий лепесток.
– Угораздил меня Бог родиться 10 ноября, – жаловался Леня Онтипенко, – нет, удружили мне пэрента, ничего не скажешь, крепко удружили.
Марина затянулась «Космосом», которым угостил ее Альперович, и сказала:
– А чем тебе не нравится? Хороший день для бездника. Самая середина Скорпиона.
– Какого скорпиона? – Леня поправил очки и посмотрел на нее так, словно она сама была если не скорпионом, то пауком или мухой.
– Знака зодиакального, – сказала Марина, – не знаешь, что ли? Я тебе дам почитать, у меня ксерокс в общаге есть.
– Да я не верю в это, – Леня раздраженно пожал плечами.
– Это неважно, – ответила Марина, – веришь, не веришь – знак зодиака он и есть знак зодиака. Скорпионы, кстати, очень сексуальны, – неожиданно сказала она.
Онтипенко сегодня выглядел еще менее сексуальным, чем обычно. Съежившись в своей осенней куртке, как всегда не сходившейся на его животе, он сидел на скамейке рядом с кинотеатром «Литва». Сумка из кожезаменителя стояла тут же, скрывая три бутылки вермута. Андрей, Крис, Марина и Женя сидели рядом. Настроение у всех было подавленное.
– Куда пойдем? – спросил Альперович, барабаня длинными пальцами по скамейке.
Он чувствовал себя немного виноватым: ведь именно он обещал, что можно будет вписаться в общагу и там отметить день рождения Онтипенко. У Лени в этот момент были напряги с родителями, и потому он был рад этой идее. Альперович гордился своей способностью вынуждать других людей делать то, что ему было нужно: вот и неделю назад он, как ему казалось, блестяще провел переговоры, посулив обитателям комнаты 244 бесплатную выпивку в обмен на вписку именинника и его друзей. Но тут грянуло 10 ноября, траурные митинги, печальная музыка по всем каналам – и хозяева сдрейфили, сказав, что боятся устраиватьв такой день шумную пьянку, так что и сам Альперович, и Леня с Женькой обломались. Впрочем, на лестнице они встретили Маринку и попытались вписаться к ней в комнату, но тут ее соседка заявила свое твердое «нет» и в результате, захватив с собой маринкиного Криса, они выкатились на улицу. Теперь они сидели и ждали Белова, который вот-вот должен был появиться.
– Может, к Ромке? – предложил Леня.
– Да ну, – сказал Альперович, – он наверное скорбит сегодня. Поставил перед собой портрет Леонида Ильича и плачет.
Марина засмеялась, и Женька поняла, что та страшно ее раздражает. Мало того, что Марина прибилась к чужой компании – так она ни на секунду не переставала тянуть одеяло на себя. В конце концов, Леня, Андрей и она, Женька, знали друг друга десять лет как минимум, и хотелось бы, чтобы сегодня был такой ностальгический праздник, воспоминание о школе, о времени, когда они были молодыми,… тем более, что и траурная музыка, беспрерывно нудящая вот уже два дня, настраивала на элегический лад.
Вот и сейчас – чего она засмеялась. Она же Ромку никогда не видела и не может понять, какая это смешная картина: Рома, маленький крепыш в вечно отутюженном костюме с комсомольским значком на лацкане, рыдает над портретом генсека, сохраняя то же серьезное выражение лица, с которым он вел все школьные собрания.
Впрочем, Женя была готова простить Маринке ее бесцеремонность – потому что Крис, который был как бы ее друг, оказался действительно очень классным. Хайр до плеч, тертая джинсовая куртка, колокольчик на штанине – плюс полный набор системных штучек: расшитый бисером ксивник, шерстяной хайратник и фенечки на запястьях мускулистых рук. Маринка училась в Универе вместе с Альперовичем, а вот Крис был настоящим системным. Его цивильное имя было Витя, но под этим именем его никто, кажется, не знал.
– А если к Лерке? – предложил Андрей.
– Она болеет, – сказал Леня, – я звонил ей.
– А чего с ней? – спросил Альперович.
Женька лучше других знала, что произошло с Леркой, но промолчала. На первом курсе ее подруга вдруг начала стремительно поправляться – и никакие диеты (ни по Шелтону, ни по Грэггу) не помогали ей. Сейчас родители уложили ее в какую-то блатную больницу – едва ли не в «десятку» – в надежде, что удастся хоть что-то изменить. Сама Женька, словно по какому-то неведомому закону равновесия, за эти несколько лет похорошела: казалось ее ноги стали длиннее сантиметров на десять, а грудь неожиданно для нее самой увеличилась на один размер. Может быть, за это следовало благодарить ее активную половую жизнь и сопутствующие гормональные изменения – а может быть, просто кончился подростковый возраст.
Белов подкрался незаметно: с шумом хлопнув по плечу Онтипенко, он заорал на всю улицу:
– Леонид умер, да здравствует Леонид!
– Ты охуел, что ли? – испуганным прошептал Ленька.
Обернувшись на Володю, он так и замер. Сегодня Белов был при полной выкладке: начищенные сапоги, гимнастерка, блестящая пряжка кожаного ремня. Вся его фигура, казалось, сошла с плаката «На страже мира и прогресса» – и только глумливый огонек в глазах давал окружающим понять, что перед ними скорее персонаж дембельского альбома.
Белов бухнул на скамейку зачехленную гитару и спросил:
– Чего ждем?
Альперович в двух словах доложил ему диспозицию.
– Обломись, бабка – мы в пролете, – подытожил Белов. Он с интересом посмотрел на Криса и тоном знатока сказал: – Классный прикид.
– Ну что, – Крис встал, словно не услышав слов Белова, – куда двинем?
– Пошли к Нордману, – предложил Володя, – он дома должен быть.
– Может, позвоним сначала? – сказала Женя, – двушка есть у кого?
Начали шарить по карманам, но кроме трех рублей и дюжины гривеников ничего не нашли. Идею звонить десятикопеечной монетой отвергли как мажорскую, а предложение Маринки нааскать двушку – как слишком утомительное.
– Тут дольше аскать, чем ехать, – сказал Альперович.
Все вместе они загрузились в автобус и доехали до метро. У Лени и Андрея были проездные, но Альперович отдал свой Женьке – не столько из галантности, сколько для того, чтобы не выглядеть мажором в глазах приятелей. В результате он, Крис и Марина прошли по одному пятаку, и Женька даже подумала, что была бы сама не прочь пройти между ними двоими, почти вплотную, как на дискотеке.
Вышли на «Парке культуры» и двинулись к одному из ближайших переулков. По дороге Белов рассказывал фольклорные армейские анекдоты, выдавая их за случаи из его недавней службы. Марина слушала с интересом, Крис кривился, а Леня с Андреем то и дело шепотом обсуждали, достаточно ли они купили бухла в «Балатоне» или надо еще зайти в винный.
Как Женя и предчувствовала, дома Нордмана не оказалось.
– Хуйня, – провозгласил Белов, – надо его подождать, он скоро будет. Тем более все равно лучше места мы не найдем.
Некоторым образом он был прав: Поручик жил в старом доме, с двумя лестницами – и если войти через черный ход, то можно было сидеть так, что сквозь маленькое оконце были видны подступы к его квартире, в то время как собравшихся на черной лестнице заметить было нельзя.
Леня скинул куртку и предложил Женьке сесть на нее. Марина посмотрела на Женьку с легким презрением и уселась на пыльные ступеньки в своих давно не стиранных джинсах. Крис сел рядом с ней, Альперович примостился на ступеньку ниже. Белов и именинник достали бутылки.
– С бездником тебя, – сказал Крис и, сняв с руки одну из своих бесконечных фенечек, надел ее на руку Лене.
Женька вытащила из сумки кассету «Sony», на которую сама записала последних «смоков», Альперович выдал какую-то завернутую в газету папку, заговорщицки сказав: «Дома развернешь», – Белов сказал, что его подарок будет потом, а Маринка поцеловала именинника в губы.
Первую бутылку пустили по кругу.
– Хороший вайн, – сказал Крис.
– Боже мой, какую же дрянь я пил в армии, – заметил Белов и сел на ступеньку рядом с Женей.
– А я вот в армию не ходил, – сказал Крис, – я в крейзе косил.
Женька подумала, как это здорово: не пойти в армию, выбрав вместо этого сумасшедший дом.
– Ну и как там? – спросил Альперович, – аминазином кормили, как генерала Григоренко?
– А что, генералы тоже косят? – хихикнула Марина, а Белов в этот момент снова завладел бутылкой и сказал, что надо выпить за покойного генсека.
– А еще лучше – каждому в его память рассказать по анекдоту.
