— Для утверждения — нет, но для предположения — да. Если это не создание помех правосудию, то, во всяком случае, халатное отношение к своим обязанностям. Как адвокату, вам известна настойчивость полиции и окружной прокуратуры в любом деле об убийстве, расследование по которому не закончено. Если они…
— Я не занимаюсь уголовным правом.
— Фу! Вы не можете не знать того, что известно каждому ребенку. Если бы полицейские не были убеждены, что исчезновение материалов — дело рук ФБР, которое, следовательно, причастно и к самому убийству, они, несомненно, расследовали бы другие возможности: например, возможность виновности мистера Ярмека. Следствие занимается этим, мистер Ярмек? Полицейские вас беспокоят?
— Меня? Это еще с какой стати? — удивился редактор.
— Ну хотя бы в порядке расследования возможности, что вы убили Морриса Элтхауза ради того, чтобы присвоить собранные им материалы. Не возмущайтесь. При расследовании некоторых убийств выдвигались и еще более невероятные гипотезы. Элтхауз, например, мог рассказать вам о том, что эти материалы грозили вам каким-нибудь разоблачением. Вот вы и убрали его, а материалы уничтожили. Прекрасная гипотеза…
— Вздор! Полнейший вздор!
— Для вас — возможно. Но полиция, пытаясь найти виновных, конечно, должна была бы заняться и вами, а она этого не делает. Я вовсе не обвиняю вас в убийстве, ни на одно мгновение, я всего лишь показываю, что полицейские либо уклоняются от выполнения своих прямых обязанностей, либо манкируют ими. Если вы, разумеется, не сообщили им своего совершенно бесспорного алиби на вечер двадцатого ноября. Итак, есть ли у вас алиби?
— Нет.
— А у вас, мистер Квайл?
— Чушь! — воскликнул тот, вновь демонстрируя свой плохие манеры.
Вульф внимательно посмотрел на Квайла.
— Вы находитесь здесь только потому, что обещали хорошо себя вести. Вы хотели знать, что я затеял. Именно это я сейчас и объясняю. Руководствуясь исключительно своими личными интересами, я надеюсь доказать причастность ФБР к этому убийству и невыполнение полицией своего прямого долга. Действуя в этом направлении, я должен остерегаться, чтобы совпадение обстоятельств не толкнуло меня на ложный путь. Вчера в доверительном порядке я получил информацию с весьма серьезными, но еще не окончательными доказательствами вины ФБР. Я не могу, не учитывать того обстоятельства, что явное бездействие полиции, возможно, всего лишь тактический маневр и что ей, так же как и ФБР, известна личность убийцы, но полиция ничего не предпринимает, пока не получит бесспорных доказательств его вины. Я должен буду внести полную ясность с этот вопрос, прежде чем предприму какие-либо дальнейшие шаги. Вы можете мне помочь, но если вместо этого предпочитаете насмехаться надо мной, ваша присутствие здесь излишне. Мистер Гудвин уже один раз вышвырнул вас за дверь и в случае необходимости повторит это. При наличии такой аудитории он проделает это еще эффектнее, ибо обожает публику, так же как и я. Если вы предпочитаете оставаться здесь, ответьте на вопрос, который я вам задал.
Квайл сидел, крепко стиснув зубы. Бедняга оказался в незавидном положении. Рядом с ним, так близко, что, протянув руку, он мог бы коснуться ее, сидела девушка, ради которой он расквасил нос пронырливому репортеришке (да простит меня Лон Коэн), а сейчас он сам оказался в роли побитой собаки. Я ожидал, что Квайл повернет голову, к мисс Хинклей и даст понять, что ради нее согласен поступиться своей гордостью, или ко мне, демонстрируя, что не боится меня, однако он продолжал смотреть на Вульфа.
— Я уже сказал вам. что могу держать себя в руках, — произнес он. — Бесспорного алиби для вечера двадцатого ноября у меня нет. На ваш вопрос я ответил, а теперь хочу спросить вас. Чем, по вашему мнению, может вам помочь мисс Хинклей?
Вульф кивнул:
— Резонный вопрос, имеющий прямое отношение к делу. Мисс Хинклей, конечно, согласна помочь, иначе она не пришла бы сюда. Я выдвинул теорию возможной виновности мистера Ярмека, а сейчас хочу сделать то же самое в отношение мистера Квайла, что совсем несложно. Миллионы мужчин убивали своих соперников из-за женщины, чтобы отомстить ей, досадить ей или добиться ее любви. Мисс Хинклей, если убийцей вашего жениха является мистер Квайл, хотите ли вы, чтобы он был привлечен к ответственности?
Она всплеснула руками.
— Какая нелепость!
— Отнюдь нет. Семье и друзьям убийцы такое обвинение может показаться нелепостью, но этим оно не аннулируется. Я же ни в чем не обвиняю мистера Квайла, а лишь рассматриваю различные гипотезы. Есть ли у вас какие-нибудь основания считать, что ваше обручение с мистером Элтхаузом не понравилось Квайлу?
— Надеюсь, вы не ждете, что я отвечу на этот вопрос?
— А я отвечу! — крикнул Квайл. — Да, мне это не понравилось.
— По какому праву?
— Ну, о «праве» я ничего не могу сказать. Я просил мисс Хинклей стать моей женой. Я… я надеялся, что она даст согласие.
— И она согласилась?
Вмешался адвокат:
— Не так быстро, Вульф. Вы упомянули о правах. Полагаю, что вы сами нарушаете некоторые нормы юриспруденции. Я нахожусь здесь по просьбе моего клиента мистера Дэвида Элтхауза и не могу выступать от имени мисс Хинклей или мистера Квайла, однако считаю, что вы зарываетесь. Ваша репутация мне известна, и я знаю, что недобросовестным дилетантом вас назвать нельзя. Я не намерен оспаривать вашу компетентность, если у меня не появится для этого серьезных причин, но, как юрист, должен сказать, что вы чересчур сгущаете краски. Безусловно одно: мистер Дэвид Элтхауз, я, как его адвокат, и жена мистера Элтхауза — все мы хотим, чтобы справедливость восторжествовала. Но зачем вы устраиваете всю эту инквизицию, если располагаете серьезными данными о причастности ФБР?
— Я полагаю, что ясно все объяснил.
— Ваше объяснение можно понять, если рассматривать его как характеристику положения, но оно никак не может быть основанием для подобных допросов. Чего доброго, вы еще и меня спросите, не поймал ли меня Моррис, когда я пытался что-то украсть.
— А он заставал вас за таким занятием?
— Я не желаю паясничать. Повторяю, вы зарываетесь.
— Ну, это как сказать… А теперь я хочу задать, банальный вопрос, неизбежный при расследовании любого убийства: если Моррис Элтхауз не был убит сотрудником ФБР, кто же его убийца? Предположим, что невиновность ФБР полностью доказана, а я окружной прокурор. У кого были причины желать смерти этого человека? Кто ненавидел его, или боялся, или что-то выгадывал от его смерти? Вы можете назвать кого-нибудь?
— Нет. Естественно, что я думал над этим. Нет.
Вульф обвел присутствующих взглядом.
— А кто-нибудь из вас?
Все молчали.
— Мой вопрос шаблонен, — продолжал Вульф, — но не бесполезен. Прошу вас подумать. Не беспокойтесь об ответственности за клевету, так как никто не будет ссылаться на ваши слова. Моррис Элтхауз не мог прожить тридцать шесть лет, никого не обидев. Он обидел своего отца. Он обидел мистера Квайла. — Вульф взглянул на Ярмека. — А статьи, которые Элтхауз писал для вашего журнала, были всегда безобидными?
— Нет, — ответил редактор. — Но если эти статьи кого-то обидели настолько, что у обиженного возникла мысль об убийстве, вряд ли он стал бы ждать столько времени.
— Во всяком случае, один из них должен был ждать, — вмешался Квайл, — так как сидел в тюрьме.
— За что? — спросил Вульф, сейчас же переключаясь на Квайла.
— За мошенничество. За жульническую сделку с недвижимым имуществом. Моррис написал статью, озаглавленную «Мошенничество при сделках с недвижимым имуществом». В результате один из жуликов был осужден на два года тюремного заключения. Произошло это года полтора назад, но в связи с сокращением срока за хорошее поведение человек этот, наверное, уже на свободе. Однако он не убийца, и на такое преступление у него не хватит духа. Я видел его два или три раза, когда он пытался уговорить нас не упоминать его имени. Он просто мелкий ловчила.
— Его фамилия?
— Я не… Но позвольте… Какое это имеет значение? Его фамилия Оделл. Да, да. Фрэнк Оделл.
— Не понимаю… — начала было миссис Элтхауз, но ей изменил голос, и она должна была откашляться, прежде чем обратиться к Вульфу. — Я ничего не понимаю. Если виновно ФБР, зачем вы задаете нам все эти вопросы? Почему вы не спросите у мистера Ярмека, что стало известно Моррису о ФБР? Я его спрашивала, и он ответил, что не знает.
— Да, не знаю, — подтвердил Ярмек.
— Так я и предполагал, — согласился с ним Вульф. — Иначе вас беспокоила бы не только полиция. Он рассказывал вам что-нибудь о своих открытиях и предположениях?
— Нет. Он этого никогда не делал. Вначале он готовил черновик статьи. Так он обычно работал.
Вульф что-то промычал в ответ, а затем обратился к миссис Элтхауз:
— Сударыня, я уже сказал вам, что моя цель — долбиться полной ясности. Для этого я готов всю ночь напролет, целую неделю подряд задавать вопросы. Тысячи вопросов. Федеральное бюро расследований — это могучий враг, обладающий неограниченной властью и различными привилегиями. Никто в Америке — в одиночку или коллективно — не возьмется в настоящее время за выполнение задачи, которую я добровольно взял на себя, и вы понимаете, что это не бахвальство, а лишь констатация факта. Если сотрудник ФБР убил вашего сына, никто, кроме меня, не докажет его виновности. Поэтому выбор наиболее подходящей процедуры принадлежит только мне. Можете ли вы сказать теперь, мистер Фромм, что я зарываюсь?
