Ознакомительная версия.
Она пристально взглянула на меня, и я наверняка перестал быть для нее Арчи, по крайней мере, в этот момент.
– Я не пыталась угрожать ему, – заявила она.
– Я знаю. Я просто неудачно выразился.
Она посмотрела на Вульфа, потом снова на меня.
– Но… – она обдумывала мысль, – видимо, можно отобрать у него лицензию. С налогами, которые я плачу, и людьми, которых я знаю, я смогу это сделать. У частного детектива должна быть лицензия?
Услышав это, я тоже почти потерял дар речи, но кто-то с нашей стороны должен был ей возразить.
– Конечно, он имеет, – сказал я. – И я тоже имею. Можете попробовать, Алиса, но сомневаюсь, что вы преуспеете.
– Меня зовут Цецилия.
– Я знаю. Я имею в виду Алису из Страны Чудес. Вы мне ее напоминаете.
– Это прекрасная книга, – сказала она. – Я недавно перечитала ее. Вы партнеры?
– Нет, я работаю на него.
– Не понимаю, почему. Не знаю, как вы можете его терпеть. Сколько вам нужно для того, чтобы открыть свое дело?
– Фу, – вмешался Вульф. – Что за чушь! Мадам, если вы сделаете крохотное усилие, то убедитесь, что я разумный человек. Хотите предложение?
– Не знаю, – осторожно сказала она. – Сначала я должна знать, что это за предложение.
– Вот какое. Вы никогда не достигнете ничего с помощью этой болтовни – ни с мистером Гудвином, ни со мной. Более того, если я даже приму ваше смехотворное предложение, вы просто выбросите деньги на ветер. Ваши предположения могут оказаться необоснованными. Очевидно, вы полагаете, что если мы компетентно расследуем смерть мистера Мура, то наверняка в результате получится публичный скандал. Вы можете мне сказать, почему вы так думаете?
Она оценивающе посмотрела на него.
– Вот это умно, – сказала она с торжеством. – Если бы я действительно была уверена и сказала бы вам, почему, вам бы это здорово помогло. Но я вовсе не уверена. Я просто не хочу рисковать.
– Вы разделяете мнение вашего брата о том, что Мур был убит?
– Конечно, нет, это был несчастный случай.
– Вы видели Мура в тот день? В день, когда он был убит?
– Нет. Я не видела его несколько месяцев. – Она засмеялась. Смех ее был глубокий, горловой, и смеялась она искренне. – Он собирался жениться! На девушке из компании, ее звали Ливси. Эстер Ливси. Однажды он позвонил мне и сказал об этом. Конечно, вы не представляете себе, насколько это было абсурдно, потому что вы его не знали.
– Вы советовали ему не жениться?
– О Боже, нет. Это не принесло бы ничего хорошего. Я могла бы дать какой-нибудь совет этой девушке, если бы знала ее, но не Уальдо. – Миссис Пайн повернулась ко мне. – У него такая привычка, Арчи? Он сказал, что хочет что-то предложить мне, а вместо этого устраивает перекрестный допрос.
– Э, – согласился я. – Он делает это не нарочно. Его ум прыгает по ухабам.
– Предложение, – сказал ей Вульф, игнорируя меня, – зависит от обстоятельств. Оно подойдет только тогда, когда вы будете говорить правду. Если вы не знаете о фактах, раскрытие которых вызовет сенсацию, и все, что вам нужно, – это гарантия от риска, почему бы вам не положиться на мою осторожность? Она у меня имеется, и я не получу ни удовольствия, ни прибыли, если без необходимости подниму вокруг этого шум. Почему вы не хотите помочь мне решить эту проблему? Дело тут в том, что ваш брат очень цепкий, он ревностно относится к понятию термина «убийство». Полагаю, вы лучше всех знаете вашего брата. Помогите нам, миссис Пайн. Расскажите прямо сейчас правду о нем. Например, как я понимаю, вы попросили его дать Муру работу. Он возражал против этого?
Это была хорошая попытка, но она не сработала. Очевидно, Вульф не заметил, что у нее была аллергия от разговоров про своего брата, хотя на него это было не похоже, так как он замечал все. Во всяком случае это не прошло. Она не оборвала разговор – напротив, казалось, она была готова сидеть и болтать всю ночь, но напрочь отказалась рассказать нам биографию своего брата. Наиболее полезным показанием, которое Вульфу удалось из нее вытянуть, было то, что ее брат был уникальным человеком, про это она уже говорила, да мы и сами знали.
Наконец Вульф взялся за край стола, оттолкнул стул назад и встал. Миссис Пайн тоже поднялась, и я пошел помочь ей одеться. В прихожей, когда моя рука лежала на ручке входной двери, она встала так, чтобы я не смог открыть дверь без того, чтобы не задеть носки ее туфель, и сказала мне с симпатией:
– Надеюсь, ваше лицо завтра будет выглядеть лучше.
– Спасибо. Я тоже надеюсь.
– И вы не ответили на мой вопрос: сколько вам надо для того, чтобы начать свое собственное дело?
– Действительно, не ответил. Я подумаю.
– Вы любите симфонические концерты?
– Да, иногда, когда я лежу. Я имею в виду по радио.
Она засмеялась.
– Кроме того, уже почти апрель. Лодки? Гольф? Бейсбол?
– Бейсбол. Я хожу так часто, насколько позволяют дела.
– Это великолепная игра, правда? Вы болеете за «Янки» или за «Джаянтс»?
– И за тех, и за других. Смотря по тому, кто из них играет в городе.
– Я пошлю вам сезонные билеты. Честно, Арчи, я думаю, что мой брат сумасшедший. Не говорите Вульфу, что это я сказала.
– Я никогда ничего ему не говорю.
– Тогда это будет нашим первым секретом. Спокойной ночи.
Я проводил ее на улицу вниз по ступенькам к обочине, но не успел открыть для нее дверь автомобиля, потому что это уже сделал ее шофер. Поднявшись на ступеньки, я напомнил себе, что надо утром позвонить Лону Коэну и сообщить ему, что всю работу практически сделал я сам и ему не видать своих десяти процентов, потому что я считал это только своей заслугой.
Вернувшись в дом, я поднялся по лестнице, держась одной линии, шагая по одной ступеньке во избежание риска. Моя комната была двумя пролетами выше. На первой площадке я повернулся и крикнул вниз:
– Я иду наверх и думаю, во что ей обойдется обставить мою контору! Спокойной ночи!
На следующее утро, в четверг, обстановка в отделе фондов для меня совершенно изменилась. Где бы я ни появлялся, я мог видеть, чувствовать и даже ощущать на вкус эту перемену. В среду утром меня еще воспринимали как мужчину, которого надо было оценить, и чужака, от которого можно было ожидать, что он станет рассматривать милых пташек просто как сотрудниц. Утром же в четверг я был уже детективом, выслеживающим убийцу. Так все думали и все демонстрировали это. Не знаю, плел ли Керр Нейлор новую интригу или просто просочилась информация, но то, как меня встречали, куда бы я ни заходил, не оставляло никаких сомнений на этот счет.
Крошки табака в папке оставались непотревоженными. Особого разочарования я не испытал, поскольку у меня не было веских оснований предполагать, что кто-то в компании занимался стукачеством, и я оставил свои ловушки в неприкосновенности. В десять часов я позвонил Джасперу Пайну и рассказал ему об эпизоде с мистером и миссис Гарольд Энтони.
Я также сказал:
– Ваша жена вчера ночью приходила к нам.
– Я знаю, – ответил он, и больше мы этого не касались. Нетрудно было догадаться, что, с его точки зрения, ему не было смысла интересоваться тем, что она сказала нам, потому что она уже сообщила ему все подробности. Когда я информировал его, что весь отдел явно разглядел во мне ищейку, он с раздражением сказал, что в этом случае я могу вести себя соответствующим образом, и разрешил действовать по моему усмотрению.
Первое, что я сделал, удрав с работы, это поехал к Лону Коэну в «Газетт», предварительно позвонив ему. Меня занимал вопрос о том, что думал Пайн о нежных взаимоотношениях своей жены с ее баловнями, и в частности с Муром. Переговорив с Лоном и парой репортеров, я ушел удовлетворенным, ибо получил те сведения, которые мне были нужны. Либо Пайн уже давно руководствовался философией, что привычки жены не касаются мужа, и действительно плюнул на все, а миссис Пайн потеряла всякий интерес к Муру уже в начале 1946 года и разве что позаботилась, чтобы у него была работа, либо ребята из «Газетт» жили в мире фантазии, что было маловероятно.
Я угостил их ленчем в «Пьетро» и затем вернулся на Уильям-стрит.
В своем кабинете я не обнаружил никакой корреспонденции, никаких писем от Вульфа, или Пайна, или даже Керра Нейлора, а ящик шкафа оставался нетронутым. Меня по-прежнему ничто не связывало, и я мог действовать, руководствуясь собственными планами. Комната мисс Ливси находилась напротив моей, что, по-моему, было совсем неплохо.
Дверь к ней была открыта, и она что-то печатала. Я вошел, прикрыв за собой дверь, сел в кресло возле письменного стола и спросил:
– Что вы думаете про Розу Бендини?
– Господи, что вы сделали со своим лицом? – ответила она вопросом. Ее взгляд не отрывался от моей физиономии.
– Вы, наверное, решили, что мы поменяли тему, – сказал я, – но на самом деле это не так. Тут есть связь. Это муж Розы так меня разукрасил. Что вы о ней думаете, если выразить это десятью тысячами слов?
Ознакомительная версия.
