– Теперь слушайте, что я скажу. – Я постарался рассмеяться. – Вы, конечно, все верно заметили. А где вы сейчас?
– Мне позволили уйти домой. Я в своей квартире на Семьдесят восемь улица Восточна, дом пятьсот сорук два.
– Тогда вот что. Я захвачу мисс Тормик, и мы заскочим к вам. Если вы считаете, что мы убийцы, хотя это совсем не так…
– О, я нисколько не страшаюсь. Просто я беспокойся.
– Не беспокойтесь. Мы будем у вас меньше чем через час. Вы уверены, что будете дома?
– Конечно.
– Полиция может и подождать.
– Но не дольше, миистур Гюдвинн.
– Договорились. Железно.
Я положил трубку и встал.
– Ну вот, – сказал я, ничего особо не чувствуя – вернее, чувства были слишком глубоки. – Приехали. Что я еще мог сказать?
– Ничего, – пробурчал Вульф. – Теперь помолчи.
Он закрыл глаза, и губы его начали втягиваться и выпячиваться. Так продолжалось минут десять. Я сел и попытался придумать, как еще можно поступить с Зоркой, чтобы избежать похищения, но мозги не хотели работать – я был чертовски разозлен. Наконец Вульф спокойно сказал:
– Соедини меня с мистером Кремером.
Это потребовало некоторых усилий, так как болваны, которых Кремер оставил в школе Милтана, должны были посовещаться между собой, даже чтобы признаться, что инспектора там нет. Моей второй попыткой был звонок в кабинет Кремера в полицейском участке, где я до него и добрался; центр расследования, похоже, переместился сюда. Вульф взял трубку:
– Мистер Кремер? У меня кое-что появилось по делу Ладлоу. Нет, это немного сложно. Я думаю, самое лучшее – если кто-то из ваших людей как можно скорее приведет сюда, в мой кабинет, мадам Зорку и мисс Тормик. Нет, я готов сотрудничать, но, по-моему, едва ли другой вариант окажется подходящим. Нет, я не распутал дела, но есть некоторые сдвиги, которые, я уверен, должны вас заинтересовать. Вы сами знаете, что на меня в подобных вещах можно положиться. Вы сами придете? Прекрасно.
Он повесил трубку и потер нос указательным пальцем. Я выпалил:
– Кто бы там ни пришел за Зоркой, она все выболтает, прежде чем они сюда доберутся…
– Оставь меня одного, Арчи. Достань ту проклятую штуковину из этого идиотского торта и засунь снова в свой карман, где она и была.
Я в сердцах плюнул на все. И слепо повиновался. Дисциплина прежде всего.
Нийя Тормик прибыла на сборище первой. Была уже почти полночь, когда я пошел открыть на звонок дверь, избавив Фрица от неприятности влезать в тапочки и радуясь случаю хоть немного размяться.
– Привет, – произнес я с вежливым удивлением, ибо на пороге стояли трое, все знакомые мне.
Нийя Тормик, за ней Карла Лофхен, а в арьергарде высился сержант Пэрли Стеббинс. Мы с Пэрли довольно часто цапались, зато раз или два были такими друзьями – водой не разольешь. Пока я помогал им разоблачаться, он произнес:
– Вторая девица так и увязалась за ней, я не смог от нее отделаться. Вот я и подумал, если она не нужна, то избавимся здесь от нее вместе.
– Конечно, – согласился я, – только предоставим это Кремеру. Он обещал быть с минуты на минуту. А ты ступай на кухню – дорогу ты знаешь, – Фриц угостит тебя сандвичем с поросячьей вырезкой и зеленым луком.
Пэрли встрепенулся, в глазах его появился голодный блеск.
– Наверно, мне все-таки не следует выпускать ее из виду…
– Ба! Ба! Мой дорогой приятель, здесь как-никак собрание, и мы с мистером Вульфом в числе его участников. Так как насчет сочной свининки и дымящегося черного кофе?
Пэрли зашагал на кухню, а я повел балканок, оставшихся на моем попечении, в кабинет.
Я думал, Вульф встанет на дыбы, оказавшись лицом к лицу сразу с двумя черногорскими барышнями, но он поднялся и приветствовал их, как подобает мужчине. Кресла я уже расставил. В первый раз я видел Нийю не в фехтовальном одеянии. Она выглядела очень ладненькой в темно-коричневом костюме и таких же полусапожках, без какого-либо иностранного налета – впрочем, одежда – не главное, что меня интересует в женщине. Ее глаза выделялись на лице, как две черносливины в тарелке со сливками, но на щеках играл румянец – может, из-за холодрыги на улице.
Нийя посмотрела прямо на Вульфа и сказала:
– Так вы и есть Ниро Вульф.
Вульф едва заметно кивнул. Подавшись вперед, он положил локти на стол и сплел пальцы. Поскольку мне много раз приходилось видеть, как он рассматривает людей, я не сомневался, что на моих глазах разыгрывается особое и редкое представление.
– Вы отрядили полицейского, чтобы привести меня сюда, – сказала Нийя. – Не понимаю, зачем.
– Его отрядил не я, а инспектор Кремер.
– Да, но с вашей подачи. – Она слегка мотнула головой; сегодня днем я уже отметил это ее характерное движение. – А может, вы даже сами предложили так сделать.
– Совершенно верно, мисс Тормик. Я устроил эту встречу. Тут выплыло одно обстоятельство, которое вынудило меня к немедленным действиям, чтобы уберечь от ареста мистера Гудвина. Все-таки он мой доверенный помощник, и мне не очень-то улыбается вытаскивать его из-за решетки. Может, конечно, то, что я узнал, на самом деле ложь – мы это выясним. Я подумал, что лучше провести дознание в присутствии инспектора Кремера, а кроме того, я хотел увидеть, как вы поведете себя, когда на вас будут давить.
– Я выдержу.
– Вот и отлично.
Она улыбнулась ему. Выражение «не тронь меня» появлялось на лице Нийи, когда она сжимала губы, но когда она улыбалась, то на нем можно было прочитать как раз что-то вроде «приди ко мне».
– Вы уже сказали ему, что я ваша приемная дочь? – спросила Нийя.
Вульф нахмурился и повернулся ко мне:
– Тот, кто ее привел, сейчас на кухне?
– Да, сэр. Это Стеббинс. Вы ведь знаете сержанта Стеббинса.
Вульф кивнул:
– Все равно, мисс Тормик, лучше обсудим это потом. Я не говорил полиции, что вы моя дочь. Сейчас желательно, чтобы меня не подозревали в предвзятом отношении. Тем более столь интимного свойства. Вы согласны?
– Я должна подумать… – Она заколебалась. Улыбка сбежала с ее лица. – Конечно, я сделаю все, что вы скажете; но… – Девушка снова улыбнулась. – Я бы хотела получить назад мою бумагу – теперь-то я знаю, что значит быть дочерью Ниро Вульфа. Я поняла это, когда, оказавшись в беде, послала документ вам. Конечно, после того как я не видела вас с трехлетнего возраста, вы не можете ожидать от меня взрыва дочерних чувств – например, чтобы я бросилась вам на шею и расцеловала в обе щеки…
– О, нет, нет, – поспешно согласился Вульф. – Тут и говорить нечего… речь идет о моей ответственности, только и всего. Ведь я был в здравом уме и твердой памяти, когда брал ее на себя. А что же до документа, подтверждающего факт удочерения, то я бы предпочел, если вы не против… Но вот, кажется, и мистер Кремер. Или мадам Зорка.
– Зорка! – удивленно воскликнула Карла.
Однако в кабинет вошел Кремер, сопровождаемый Фрицем. Он деловито осмотрелся, коротко поздоровался со всеми и, обнаружив, что кресло, в котором он обычно сидит, занято Нийей Тормик, уселся в другое – слева от Карлы Лофхен.
– Ну и где же эта Зорка? – бросил он.
– Пока не пришла, – ответил я.
– А Стеббинс?
– Закусывает на кухне.
Кремер что-то промычал и воззрился на Карлу.
– Я велел Стеббинсу привести сюда Нийю Тормик.
– Я пришла вместе с ней, – отозвалась Карла непререкаемым тоном, всем своим видом показывая, что твердо намерена остаться.
– Да я уж вижу. Так что же, мистер Вульф?
– Ждем мадам Зорку. А пока, может, вы расскажете, что узнал комиссар от генерального консула?
Кремер метнул на него недовольный взгляд.
– Да бросьте, – раздраженно сказал Вульф, – не доводите осторожность до абсурда. Если Ладлоу убила кто-нибудь из девушек, будьте уверены, она прекрасно осведомлена, кто он такой. То, что вы тоже все знаете, может их испугать и заставить проговориться. А если они не убивали, какая разница, даже если они и узнают о Ладлоу?
– Все равно, наверно, об этом напишут завтрашние газеты, – проворчал Кремер. – Они вечно лезут куда не надо. Ладлоу был британским секретным агентом.
– Вот как. А что он делал в школе фехтования? Работал или развлекался?
– Консул ничего не знает. Ладлоу связывался напрямую с Лондоном. Они пытаются узнать в Лондоне что-нибудь стоящее. Там сейчас пять часов утра. Я и раньше вам говорил, что все это похоже на…
Тут он замолчал, чтобы дать мне возможность ответить по телефону. Звонили ему, и я посторонился, чтобы он мог взять трубку.
Слушая, что ему говорили, Кремер не удержался от сквернословия. Ясно, что речь шла не о каких-то там мелких неприятностях, ибо у Кремера были весьма старомодные соображения о недопустимости ругательств в присутствии дам, и он обычно непоколебимо придерживался своих строгих принципов, если только они не мешали работе. Наконец он бросил трубку, уселся снова в свое кресло и испустил вздох, от которого закачалась люстра.
