И еще о каком-то незначительном факте. Но был ли это факт? Или речь шла о чем-то материальном?
Почти болезненное напряжение пришло на смену облегчению, которое он испытал после своего сна. Мегрэ упрямо пытался воссоздать в памяти дом на бульваре Курсель сверху донизу, вспомнить его обитателей, всех, кто туда приходил.
До десяти часов вечера он со своими инспекторами работал на набережной Орфевр над протоколами допросов и в конце концов уже знал наизусть малейшие реплики, которые вертелись в голове, как надоевший мотив.
Это было в документах? Речь шла о Луизе Бурж и Феликсе?
Мегрэ казалось, что это так, и он начал искать в этой стороне. Не было никаких доказательств, что это не секретарша написала анонимные письма. Мегрэ не спросил у нее, сколько она получала у Фюмаля. Должно быть, она зарабатывала не больше, чем любая другая секретарша, скорее наоборот.
Она была любовницей Феликса, признавалась в этом без обиняков, но в то же время торопилась добавить: «Мы уже помолвлены».
Шофер говорил то же самое.
— Когда вы собирались пожениться?
— Когда накопим достаточно денег, чтобы купить постоялый двор в Жьене.
Не говорят о помолвке, когда собираются пожениться через десять или пятнадцать лет.
Лежа в кровати, Мегрэ подсчитывал. Даже предположив, что Луиза и Феликс тратят самый минимум на одежду и мелкие расходы, даже если они откладывают большую часть своей зарплаты, им потребуется минимум десять лет, чтобы купить самое маленькое предприятие.
Это было не то, что он только что обнаружил во сне, но тем не менее эти умозаключения следовало запомнить.
Один из них, должно быть, имел возможность достать деньги быстрее, и, так как, несмотря на отвращение, они оставались на бульваре Курсель, именно у Фюмаля они и собирались их взять.
Фюмаль унизил секретаршу, обращался с ней самым недостойным образом.
Она не рассказала об этом ни Мегрэ, ни инспекторам.
Призналась ли она в этом Феликсу? Остался ли он спокойным, узнав, что его любовницу заставили раздеться, а потом велели одеться, с отвращением прикоснувшись к ней пальцем?
И это тоже было не то. Он имел в виду нечто в этом роде, но более показательное.
Мегрэ пытался было заснуть, стараясь вспомнить свой сон, но это оказалось невозможно, так как его мозг начал работать, как часовой механизм.
Была еще одна деталь, что-то совсем недавнее. Он сжал челюсти, стараясь вспомнить, еще больше сконцентрироваться, и внезапно увидел Эмиля Лантена в своем кабинете, казалось, он даже услышал его голос. Что же Лантен сказал касательно Луизы Бурж? Он говорил не прямо о ней, а о том, что было с ней связано.
Он сказал…
Ну наконец! Эмиль Лантен рассказал, что иногда в одних носках он спускался в кабинет, чтобы взять деньги из маленькой кассы. Только несколько стофранковых монет, уточнил он.
Итак, эти деньги находились в ящике стола Луизы.
Она отвечала за них. Наверное, как принято почти везде, она записывала свои расходы. По словам Лантена, эти маленькие кражи повторялись довольно часто. Однако она об этом не рассказывала. Возможно ли, что она ничего не заметила — не заметила, что цифры не сходятся?
Таким образом, было два момента, по которым она если и не солгала, но умолчала.
Почему ее не обеспокоил тот факт, что из ее ящика исчезали деньги? Не потому ли, что она тоже брала их оттуда и в любом случае ее подсчеты были фальсифицированы? Или потому, что знала, кто совершал эти кражи, и имела основания ничего не говорить?
Мегрэ захотелось выкурить трубку, и он бесшумно поднялся, затратив почти две минуты, чтобы выскользнуть из кровати и дойти до комода. Мадам Мегрэ пошевелилась, вздохнула, но не проснулась, а он зажег спичку лишь на секунду, загородив огонек рукой.
Сидя в кресле-качалке, комиссар продолжал думать.
Пусть он не смог восстановить решение, которое пришло ему во сне, тем не менее он продвинулся в расследовании. Так на чем он остановился? Кражи из ящика стола.
Если Луиза Бурж знала, кто приходил ночью в кабинет…
Мысленно Мегрэ возвратился в этот кабинет, где провел полдня. Два больших окна, выходящие во двор. По другую сторону находились бывшие конюшни, а над ними, не так, как в некоторых домах, две или три комнаты для прислуги, а целых два этажа, которые образовывали маленький флигель.
Он осмотрел эти комнаты. Комната секретарши, куда приходил Феликс, располагалась на третьем этаже справа, как раз напротив кабинета, чуть-чуть повыше его.
Комиссар попытался поточнее вспомнить ранние отчеты, в частности отчет Лапуэнта, который первым прибыл на место преступления. Говорилось ли там о шторах?
На окнах, как Мегрэ отчетливо помнил, были легкие тюлевые занавески, которые смягчали яркий свет дня, но которых было недостаточно, чтобы скрыть вечером то, что происходило в освещенной комнате.
Там были еще тяжелые пурпурные шторы. Были ли они задернуты, когда прибыл Лапуэнт?
Мегрэ чуть было не позвонил инспектору домой, чтобы спросить об этом, так как вопрос вдруг показался ему чрезвычайно важным. Если эти шторы не задергивали, то Луиза и Феликс знали обо всем, что происходило в кабинете.
Это что-нибудь давало? Следовало ли из этого сделать вывод, что накануне вечером, находясь в своей комнате, они стали свидетелями драмы и знали убийцу?
В углу находился большой, более метра высотой, сейф, который откроют только завтра, так как это можно было сделать не иначе как в присутствии следователя и нотариуса.
Что Фюмаль хранил в сейфе? Завещания среди его бумаг не нашли. Позвонили нотариусу, мэтру Одуэну, который не знал ни о каком завещании.
Мегрэ, неподвижно сидя в темноте, продолжал искать в этом направлении, но у него было впечатление, что все еще не то, что надо. Истина, которая недавно открылась ему во сне, была более полной, более ошеломляющей.
Лантен часто спускался в кабинет, иногда даже в то время, когда Фюмаль спал в своей комнате…
Это могло открыть новые перспективы. Хорошо, между кабинетом и спальней находилась еще одна комната.
Но Фюмаль был человеком, который не доверял никому и который имел на это веские причины.
Кражи Лантена происходили уже в течение многих лет.
Могло ли так случиться, что один или несколько раз бывший мясник услышал шум?
Фюмаль был физически слабым, Мегрэ это знал. Он уже в школе был таким и, когда подстраивал гадости товарищам, а это оборачивалось против него самого, стонал:
«Не бейте меня!» Или же, чаще всего, бежал искать защиты у учительницы.
А если предположить, что Лантен дней десять тому назад совершил одну из своих маленьких краж и Фюмаль услышал шум…
Мегрэ представил себе мясного короля, сжимающего в руке револьвер и не осмеливающегося пойти посмотреть, что происходит. Если он не знал о присутствии шурина в доме, что было весьма вероятно, то должен был подозревать всех, включая месье Жозефа, свою секретаршу, может быть, даже жену.
Подумал ли он о маленькой кассе? Это было бы сродни ясновидению. Почему незнакомец проникал в его кабинет? А если тот вдруг откроет дверь его спальни?..
Это было еще не то, что он увидел во сне, но определенно шаг вперед. Действительно, это могло объяснить тот факт, что Фюмаль начал сам себе писать анонимные письма, чтобы иметь повод обратиться в полицию.
Он мог бы сделать это не прибегая к такому способу, но тогда вынужден был бы сказать о страхе, в котором жил.
Мадам Мегрэ пошевелилась, отбросила одеяло и внезапно воскликнула:
— Ты где?
Из своего кресла Мегрэ ответил:
— Здесь.
— Что ты делаешь?
— Курю трубку. Мне не. спится.
— Ты что, так и не уснул? Который час?
Мегрэ зажег свет. Было десять минут четвертого. Он выбил трубку, снова лег в постель, надеясь, не особенно в это веря, вновь увидеть свой сон, и проснулся, только почувствовав запах свежего кофе. Что его сразу удивило, так это солнце, настоящий луч солнца, заглядывавший в комнату в первый раз по крайней мере за последние две недели.
— Ты не страдал лунатизмом сегодня ночью?
— Нет.
— Помнишь, как сидел в темноте и курил свою трубку?
— Да.
Он все помнил, свои рассуждения, но, к сожалению, не сон. Мегрэ оделся, позавтракал, дошел пешком до площади Республики, не забыв купить в киоске утренние газеты.
Вокруг себя он видел веселые лица. В воздухе уже не чувствовалось ни сырости, ни пыли. Небо было бледно-голубым. Тротуары и крыши домов уже высохли, только стволы деревьев оставались мокрыми.
«Фюмаль, мясной король…»
Утренние газеты повторяли информацию, напечатанную в вечерних, только с большими подробностями, с новыми фотографиями, включая и фотографию Мегрэ, который с хмурым видом, низко надвинув шляпу, выходил из дома на бульваре Курсель.
Один из подзаголовков ошарашил его:
«В день смерти Фюмаль просил защиты у полиции».
Где-то произошла утечка информации. Может, в министерстве, где многие должны были знать о телефонном звонке Фюмаля? Или же проговорилась Луиза Бурж, которую расспрашивали журналисты?
