Комиссар взглянул на часы. Отзвучал последний из трех ударов часов, прошло еще несколько минут, прежде чем в дверях появился донельзя удивленный Фернан Курсель, первым побуждением которого было повернуться и выйти.
— Входите, господин Курсель. Присаживайтесь. Ну вот, теперь все в сборе.
Лапуэнт, пристроившись за столом, приготовился стенографировать.
Сел и Мегрэ и, попыхивая трубкой, негромко проговорил:
— Разумеется, курить разрешено.
Из всех присутствующих закурил только Бодар. Любопытно было видеть их всех, таких разных, вместе. На самом деле они образовывали как бы две группы. С одной стороны — поглядывающие друг на друга избранники убитой: Флорантен и Бодар. Прежний и настоящий. Старый и молодой.
Знал ли Флорантен, что этот рыжеволосый парень чуть не занял его место? Он как будто не злился и с симпатией посматривал на него.
Трое других, упорно являвшихся на Нотр-Дам-де-Лоретт в поисках иллюзий, образовывали вторую группу и вели себя более важно.
Они ни разу прежде не виделись, но ни один из них не удостоил остальных взглядом.
— Господа, думаю, вам понятно, зачем я вас собрал.
Я беседовал с каждым из вас в отдельности и ввел в курс дела.
Вас пятеро, все вы более или менее продолжительное время состояли в интимных отношениях с Жозефиной Папе. — Мегрэ на миг умолк, никто не шелохнулся. — За исключением Флорантена и частично господина Бодара, каждый из вас не подозревал о существовании остальных. Я прав?
Один лишь Бодар кивнул. Флорантена же, казалось, происходящее сильно забавляло.
— Случилось так, что Жозефина Папе умерла и убил ее один из вас…
— Я протестую… — начал вставший было Ламотт: казалось, он намеревается покинуть собрание.
— Протестовать будете после. Сядьте, — одернул его Мегрэ. — Я еще никого не обвинил, я всего лишь констатировал факт. Все вы, за исключением одного, утверждаете, что не появлялись в квартире в среду между тремя и четырьмя дня. Но ни у одного из вас нет алиби.
Паре поднял руку.
— Нет, господин Паре. Ваше алиби не годится. Я послал своего человека еще раз обследовать ваш кабинет.
Вторая дверь ведет в коридор, что позволяет вам исчезать из кабинета незамеченным. Если сотрудники не застают вас на рабочем месте, то полагают, что вы вызваны к министру.
Мегрэ вновь раскурил потухшую было трубку.
— Я вовсе не жду, что один из вас встанет и признается. Я лишь делюсь с вами своими мыслями: я убежден не только в том, что убийца сейчас среди нас, но что здесь есть человек, знающий его и по непонятным причинам хранящий молчание.
Мегрэ поочередно обвел взглядом присутствующих.
Флорантен сидел, устремив взор куда-то в середину, но понять, на кого именно, было невозможно.
Виктор Ламотт был загипнотизирован носками своих ботинок. Черты его бледного лица словно обмякли.
Курсель силился улыбнуться, но у него выходила довольно жалкая гримаса.
Рыжий явно что-то соображал в эту минуту. Было видно, что его поразила последняя фраза Мегрэ и он пытается упорядочить, свои мысли.
— Кто бы ни убил ее, это был близкий ей человек, так как она приняла его в спальне. Но в квартире она была не одна.
На этот раз все переглянулись, а затем неприязненно повернулись к Флорантену.
— Вот-вот. Леон Флорантен находился в квартире, когда в дверь позвонили, он спрятался в стенном шкафу, как он это не раз делал.
Старый однокашник Мегрэ старательно изображал безразличие.
АРУ Г ДЕТСТВА МЕГРЭ
— Флорантен, вы слышали мужской голос?
При подобных обстоятельствах обращаться к Флорантену на «ты» было недопустимо.
— Из шкафа плохо слышно. Только приглушенный звук голосов.
— Что произошло?
— Четверть часа спустя раздался выстрел.
— Вы вышли на его звук?
— Нет.
— Убийца скрылся?
— Нет.
— Сколько еще времени находился он в квартире?
— Минут пятнадцать.
— Унес ли он с собой сорок восемь тысяч франков, хранившихся в ящике секретера?
— Нет.
Мегрэ счел лишним уточнять, что сам Флорантен попытался их себе присвоить.
— Значит, убийца что-то искал. Полагаю, всем вам время от времени приходилось писать Жозе, ну, например, в отпуске или для того, чтобы извиниться за пропущенное свидание.
Он вновь поочередно обвел их взглядом: каждый из них в это время что-то делал со своими ногами — или скрещивал их, или разводил.
Теперь Мегрэ сосредоточил все свое внимание на любовниках с положением, семьей, репутацией, то есть на тех, кому было что терять.
— Случалось ли вам писать ей, господин Ламотт?
Тот едва слышно буркнул «да».
— В Бордо вы живете в среде, со временем почти не меняющейся, не так ли? Если я верно осведомлен, у вашей жены огромное личное состояние, а ее происхождение в системе шартронских ценностей котируется выше вашего. Кто-нибудь угрожал вам скандалом?
— Я не позволяю вам…
— А вы, господин Паре, обращались к Жозе письменно?
— Да, во время отпуска.
— Несмотря на ваши посещения Жозе, я считаю вас человеком, весьма привязанным к своей жене.
— Она больна.
— Знаю. И уверен, вам не хотелось бы причинять ей боль.
Он молчал, стиснув зубы и чуть не плача.
— А вы, господин Курсель?
— Если я и писал, то так, записки…
— Которые тем не менее явно свидетельствуют о характере ваших отношений с Жозефиной Папе. Ваша жена моложе вас и, наверное, ревнива.
— А я? — шутливо спросил Бодар.
— У вас могла быть другая причина убить.
— Но только не ревность, — заявил тот во всеуслышание, обводя взглядом присутствующих.
— Жозе могла вам рассказать о своих сбережениях.
И если вы были в курсе того, что она не держит их в банке, а хранит у себя в квартире…
— Значит, я мог их унести, так получается?
— Если бы вас, конечно, не спугнули.
— Разве я похож на такого?
— Большинство убийц, с которыми мне пришлось иметь дело, ничем не отличались от честных людей.
А письма вы могли выкрасть, чтобы потом шантажировать их авторов.
Потому что письма исчезли, все до единого, даже те, что могли быть написаны незнакомыми нам людьми. Человек редко доживает до тридцати пяти лет, не собрав более-менее внушительной переписки. В секретере же были обнаружены одни счета.
Ваши письма, господа, были выкрадены, и сделал это один из вас.
Стараясь не выглядеть виновными, все они напустили на себя столь неестественный вид, что одного этого хватило бы для их компрометации.
— Я не прошу, чтобы виновный встал и сознался. После нашей встречи я буду ждать к себе того, кто знает… А может быть, этого не понадобится, поскольку у нас имеется свидетель, и преступник ему известен. — С этими словами Мегрэ повернулся к Лапуэнту: — Пойди позови Жанвье.
Ожидание прошло в полнейшей тишине: никто не издал ни звука, не шелохнулся. Только вдруг стало как-то особенно душно; в появлении госпожи Блан, как никогда величественной, было нечто театральное. Она остановилась в дверях: ядовито-зеленое платье, водруженная на самую макушку красная шляпка и сумка размером с чемодан в руках. С каменным лицом она обвела присутствующих неподвижным взглядом.
И тут же подалась назад, пытаясь удрать; Жанвье преградил ей путь. Казалось, они сейчас вцепятся друг в друга. И все же она уступила ему и сделала шаг вперед.
— Мне нечего сказать, — проговорила она, злобно глядя на Мегрэ.
— Вам знакомы эти господа?
— Мне за вашу работу не платят. Выпустите меня.
— Кого из них видели вы в среду, между тремя и четырьмя, направляющимся к лифту или лестнице?
В это мгновение случилось нечто непредвиденное. Эта упрямица с бесстрастным лицом не смогла сдержать нечто похожее на улыбку. Лицо ее озарилось удовлетворением, чуть ли не победным торжеством.
Все взгляды были устремлены на нее. Но в котором из них читалась большая тревога? Мегрэ не смог бы этого сказать. Реагировали все по-разному. Виктор Ламотт был бледен из-за сдерживаемого гнева. Фернан Курсель с некоторых пор, напротив, сильно покраснел. Франсуа Паре был раздавлен навалившимися на него стыдом и тоской.
Так вы отказываетесь отвечать? — проговорил Мегрэ.
— Мне нечего сказать.
— Занесите это в протокол, Лапуэнт.
Она пожала плечами и с загадочным блеском в глазах презрительно обронила:
— Я вас не боюсь.
Встав и по очереди оглядев каждого из присутствующих, Мегрэ подвел итог:
— Господа, благодарю вас за то, что вы пришли. Думаю, эта встреча не прошла даром, и один из вас не замедлит связаться со мной. — Откашлявшись, он продолжал: — Мне остается лишь поставить вас в известность: если это вас интересует, похороны Жозефины Папе назначены на завтра на десять утра. Вынос тела состоится в Институте судебно-медицинской экспертизы.
Первым, ни на кого не глядя и, разумеется, не прощаясь, из кабинета вылетел разъяренный Виктор Ламотт.
Внизу его наверняка дожидался лимузин с шофером.
