Ознакомительная версия.
Мегрэ развел руками:
— Слишком долго объяснять. Я получил несколько анонимных писем и поэтому вчера и позавчера, провел почти все время здесь.
— В письмах указывали жертву?
— В том-то и дело, что нет. И потому убийство было невозможно предотвратить. Пришлось бы ко всем членам семьи приставить по полицейскому, чтобы тот не спускал с них глаз. Лапуэнт провел ночь в швейцарской, а утром его сменил Жанвье…
Жанвье стоял в углу, опустив голову. Со двора доносился шум льющейся воды — шофер перуанцев поливал «роллс-ройс» из шланга.
— Кстати, Жанвье, кто тебе сообщил?
— Фердинанд. Он знал, что я внизу, я сам его предупредил.
В коридоре послышались тяжелые шаги. Это прибыли сотрудники отдела уголовной экспертизы со своей аппаратурой. Почему-то среди них затесался маленький, круглый, как шар, человечек. Он растерянно оглядел всех присутствующих, словно раздумывая, к кому обратиться.
— Я — доктор Мартен, — пробормотал он наконец. — Прошу прощения, что так поздно, но у меня в кабинете была больная, и пока она одевалась…
Увидев труп, он наклонился над ним. Доктор волновался меньше, чем кто-либо из присутствующих.
— Конечно, умерла.
— Сразу?
— Да жила еще секунд, скажем, тридцать-сорок, но с перерезанным горлом она не могла кричать.
И он показал на какой-то предмет, почти невидимый за ножкой стола — нож-скребок для подчистки помарок на бумагах, тонкий и острый, как бритва. Мегрэ приметил его накануне. Теперь он валялся в луже крови.
Комиссар невольно посмотрел на лицо девушки, на ее сбившиеся набок очки, застывшие голубые глаза.
— Закройте ей глаза, доктор.
Почти никогда — разве что в начале своей службы — Мегрэ не бывал так потрясен видом трупа. Но едва доктор протянул руку, как Моэрс остановил его:
— Сначала надо сфотографировать.
— Да, правда… Не надо, доктор… — сказал Мегрэ.
Значит, надо стараться не смотреть в ее сторону… И еще надо ждать судебного медика. Доктор Мартен, человек тучный, но проворный, спросил:
— Мне можно идти, господа?
И, обведя всех взглядом, обратился к Мегрэ:
— Это вы — комиссар Мегрэ, да? Я думаю, мне следует зайти к мосье Парандону? Вы не скажете, где он?
— Наверно, у себя в кабинете.
— Он знает? Видел?
— Вероятно.
А в общем, никто ничего толком не знал. Все шло как-то вразброд. Фотограф устанавливал на треножнике огромный аппарат, а какой-то пожилой человек измерял что-то на полу, диктуя цифры секретарю следователя.
Люка и Торранс дожидались в коридоре распоряжений своего начальника.
— Как по-вашему, что я должен делать?
— Ступайте к мосье Парандону, если вам кажется, что ему может понадобиться врач.
Доктор Мартен уже был в дверях, когда Мегрэ окликнул его:
— Возможно, что у меня будут к вам вопросы. Вы будете у себя?
— Я уйду только на консилиум в больницу — с одиннадцати до часу.
Он вытащил из кармана большие часы, с испугом взглянул на них и опрометью выбежал из комнаты. Следователь Дома нерешительно кашлянул:
— Наверно, Мегрэ, вам лучше работать без всей этой суматохи? Мне только хотелось бы знать: есть ли у вас какие-нибудь подозрения.
— Нет… А впрочем… Откровенно говоря, господин следователь, я и сам не знаю… Это дело так не похоже на другие, что я просто сбит с толку…
— Я вам больше не нужен? — спросил комиссар Ламбийот.
— Больше не нужен, — рассеянно повторил Мегрэ.
Ему не терпелось остаться одному. Мало-помалу кабинет опустел. Лишь иногда помещение озарялось вспышкой от фотосъемки. Двое мужчин с невозмутимостью гробовщиков снимали с пальцев убитой отпечатки.
Мегрэ вышел потихоньку из комнаты, знаком приказал Торансу и Люка подождать его и отправился в кабинет рядом, где Тортю говорил по телефону, а Бод, облокотившись на стол, смотрел перед собой невидящими глазами.
Он был пьян. Коньяка в бутылке на треть поубавилось. Мегрэ схватил бутылку и бесцеремонно налил себе в стакан Бода. Комиссару необходимо было подкрепиться.
Он работал, как лунатик, иногда останавливался, уставившись в одну точку, словно припоминая что-то важное или боясь упустить.
Он рассеянно пожал руку простившемуся с ним судебному врачу. Тому еще предстояла основная работа в судебно-медицинском институте.
Вошли санитары с носилками, и он бросил последний взгляд на светло-зеленое платье, надетое, вероятно, ради первого солнечного дня.
— Жанвье, займись родственниками. Наверно, адреса имеются где-нибудь у нее в столе… Посмотри и в сумочке… В общем, сделай все, что нужно.
Двух других инспекторов — Люка и Торранса — он увел в переднюю.
— А вы начертите-ка мне план квартиры и отметьте, кто где находился между четвертью десятого и десятью часами… Запишите также, кто кого видел, кто куда ходил.
Фердинанд стоял тут же, скрестив руки на груди, словно тоже ожидал распоряжений.
— Вот он вам поможет с планом… Скажите-ка, Фердинанд, мадам Парандон, наверное, еще у себя?
— Да, мосье Мегрэ.
— Как она восприняла это?
— Да никак, мосье. Она, поди, еще ничего не знает. Насколько мне известно, она еще спит, а Лиза не решается будить ее.
— И мосье Парандон не заходил к жене?
— Он не выходил из кабинета.
— И не видел тела?
— Ох, простите. Он ведь действительно выходил на минуту — после того, как мосье Тортю сообщил ему… Он заглянул в кабинет мадемуазель Ваг и сразу же вернулся к себе.
Значит, вчера Мегрэ ошибся, считая, что аноним всегда подбирает точные выражения, поняв фразу «нанести удар» буквально. Но оказалось, что девушке не нанесли удар и не застрелили. Ее зарезали.
Он посторонился, пропуская носилки, и через несколько секунд постучал в массивную дверь кабинета Парандона. Никто не отозвался. Правда, дверь была тяжелая, лубовая. Комиссар повернул ручку, налег на створку и вошел. Адвокат сидел в своем кожаном кресле.
На какой-то миг Мегрэ испугался, не случилось ли беды и с Парандоном — такая странная была у него поза — сгорбленный, с бессильно опущенной на грудь головой и вяло свисающей почти до полу рукой.
Мегрэ поставил другое кресло против него, так что они снова оказались вблизи друг от друга, как во время их первой беседы. На полках поблескивали золотом переплеты книг с именами Лагаша, Анри Эя, Рюиссана и других психиатров.
Комиссар с изумлением услышал тихий голос.
— Что вы об этом думаете, мосье Мегрэ?
Голос был тусклый, звучавший словно издалека. Голос убитого горем человека. Адвокат с усилием выпрямился и чуть приподнял голову. Вдруг его очки упали на пол, и без толстых стекол его глаза стали похожи на глаза испуганного ребенка. Он с трудом наклонился, поднял и снова надел очки.
— Что там делается?
И показал белой, пухлой ручкой в направлении комнаты мадемуазель Ваг.
— Все формальности уже выполнены.
— А… тело?
— Унесли.
— Вы… не обращайте на меня внимания. Я скоро приду в себя…
Он машинально прижал руку к сердцу, а комиссар наблюдал за ним так же пристально, как в первый раз.
Мосье Парандон сел удобнее, достал из кармана платок и вытер лицо.
— Не выпьете ли что-нибудь?
Адвокат взглянул на деревянную обшивку стены, за которой помещался бар.
— А вы?
Мегрэ Поднялся, взял две рюмки и бутылку уже знакомого ему старого арманьяка.
— Значит, это была не шутка… — медленно произнес Парандон. И хотя голос его окреп, он все еще был странный, бесцветный, какой-то автоматический.
— Вы в затруднении, правда?
И так как Мегрэ молча смотрел на него, добавил:
— Что же вы намерены теперь делать?
— Двое из моих людей сейчас уточняют, чем был занят каждый обитатель вашей квартиры между четвертью десятого и десятью.
— Это произошло до десяти.
— Знаю.
— Без десяти десять… Да, именно без десяти десять Тортю сообщил мне об этом…
И он перевел глаза на большие бронзовые часы, показывавшие одиннадцать часов тридцать пять минут.
— И с тех пор вы так тут и сидите?
— Я зашел туда с Тортю, побыл несколько секунд, но не смог выдержать это и вернулся… Да, именно так… С тех пор я так и сидел в кресле…
Смутно припоминаю, что заходил мой врач Мартен, что-то говорил, но я только кивал головой. Он пощупал мне пульс и куда-то заторопился…
— Ему, кажется, надо было в больницу на консилиум.
— Наверно, он подумал, что я принял наркотик…
— А вам случалось когда-нибудь?..
— Никогда. Но я представляю себе, как они действуют. - Через открытое окно доносился шелест листвы и рев автобусов на площади Бово.
— Вот уж не думал…
Он говорил сбивчиво, не договаривая фраз, а Мегрэ не сводил с него взгляда. В кармане у комиссара всегда лежало две трубки, и он вынул вторую, целую, набил ее табаком и глубоко затянулся, словно стремясь обрести душевное равновесие.
— Не думали — о чем?
— Вообще… О том, как… О важности… Да, именно — кем она была для меня, о важности этой связи…
Ознакомительная версия.
