Вот вкратце все события, закончившиеся тем, что Вульф допил кофе, отставил чашечку и изрек:
– Четыре дня и четыре ночи коту под хвост.
Если помните, я тоже допил кофе и ответил:
– Не спорю.
– Проклятье! – буркнул Вульф. – Задавай вопросы.
– Если бы существовали толковые вопросы, – сказал я, – вы бы задали их сами. Ладно, начнем с Джил Харди. Почему ей захотелось, чтобы я ее обнял? Потому что она убила Изабель Керр, собиралась в этом признаться и хотела заранее смягчить меня, но Кремер помешал. Так?
– Мне не нужна пустая болтовня. Мне нужен вопрос.
– Мне тоже. Стелла Флеминг. С ней случаются припадки – например, попытка наброситься на меня с когтями. Допустим, нечто подобное случилось с ней в субботу утром и она убила сестру... Стала бы она тогда вечером возвращаться, разыскивать консьержа и прикидываться, что только сейчас обнаружила тело? Думаю, что нет. Ставлю тысячу против одного.
– Не годится, – пробормотал Вульф. – Попробуй что-нибудь получше.
– Хорошо. Барри Флеминг. Почему он впустил меня в квартиру, зная, в каком состоянии жена? Потому что я сказал ему, что мы вызволим Орри, и он решил выяснить, сколько мы знаем, так как сам ухлопал Изабель. Так получше?
– Бессмыслица – никакого побудительного мотива.
– Ах, так вам еще и мотив подавай! Миссис Баллу. Она разыграла со мной представление. На самом деле она – исчадие ада и влюблена в мужа, как кошка. Сумасшедше ревнива. Правда, тогда я выгляжу сущим простофилей, и вам придется меня уволить.
– Я подумаю. Мистер Баллу?
Я помотал головой.
– Теперь ваша очередь. Вы с ним говорили.
– Пока я его отвергаю. Ударить эту женщину по голове пепельницей можно было только в пылу страстей; ему страсти неведомы. Меня интересует другое: почему его волновало, когда Орри впервые услышал о нем?
Я вновь потряс головой.
– Не стоит тратить на это время. Скорее всего, ему просто было любопытно, совпало ли это с переменой в отношении Изабель к Лондону, Сервису и Киплингу, которую он подметил. Вам это не понять. Насчет того, что страсти ему неведомы, я с вами согласен. Хорошо, теперь мисс Джексон. Она – ваш человек; вы пожелали ей удачи.
– Нет. Она твоя.
– Спасибо. Если ей что-то втемяшится, ее уже ничто не остановит. Но если у нее имелась хоть одна причина желать смерти Изабель, я бы хотел увидеть это в цвете и со звуком. В разговорах с десятком их общих друзей Саул и Фред наверняка обнаружили бы хоть намек, особенно Саул. Но они ничего не нашли. В любом случае она исключается, поскольку вы пожелали ей удачи. Так что остается доктор Гамм.
– Фу!
– Вы правы. Тогда не остается никого. В воскресенье вечером вы сказали, что нам придется начинать с нуля. Можете это повторить сейчас. Ни одного просвета среди туч. За ужином, когда вы рассуждали, что власти собираются предпринять с островом Эллис, мне вдруг пришла в голову шальная мысль. Что если вам попытаться договориться с Кремером? Я не шучу. Его люди, безусловно, не пропустили ни одного квадратного дюйма квартиры Изабель, когда искали отпечатки пальцев. Они так быстро вцепились в Орри, что наверняка никого больше не разыскивают. А между тем убийца должен был оставить хотя бы один отпечаток, и он есть в полицейской картотеке. Предложите Кремеру, что в обмен на отпечатки мы передадим ему все, что есть у нас. Дайте ему честное слово – он знает, чего оно стоит. Орри от этого хуже не станет, хуже уже некуда, а нам даст хоть какую-то зацепку. В противном случае завтра даже заняться нечем.
– Нет, – отрезал Вульф.
– Что нет? Если предпочитаете...
В дверь позвонили. Я протопал в прихожую, посмотрел, просунул голову в дверь кабинета и сказал:
– Мистер Баллу. Вид не слишком веселый.
Даже случись с Эвери Баллу такое, что он в один миг лишился бы всего своего состояния и его вышибли бы с поста президента «Федерал Холдинг Корпорейшн», он бы не голодал. В жизни еще не видел более изящно и аккуратно упакованного и перевязанного свертка, чем тот, который Баллу положил на стол перед Вульфом, прежде чем сел в кресло. Любое посылочное отделение Нью-Йорка заграбастало бы такого работника с руками и ногами. Морщинки на лице президента казались глубже обычного, и выглядел он настолько усталым, насколько об этом твердила его жена. Усевшись, он опустил голову и несколько раз потер ладонью брови. После подобного жеста во вторник последовала просьба чего-нибудь выпить. На сей раз, похоже, ему было не до выпивки. Он поднял голову, расправил плечи, посмотрел на Вульфа и сказал:
– Итак, вы говорите, что я не могу ни нанять вас, ни заплатить вам.
– Да, и я объяснил почему, – ответил Вульф.
– Я знаю. Но ситуация... Словом, я хочу, чтобы вы пересмотрели свое решение.
Он повернулся ко мне.
– Вы пообещали узнать, когда этот Кэтер впервые услышал мое имя. Вы узнали?
Я покачал головой.
– И еще вы сказали, что это могло случиться четыре месяца назад.
– Правильно, – сказал я. – Но с таким же успехом – и восемь, и десять месяцев назад.
– Четырех вполне достаточно.
Баллу снова обратился к Вульфу:
– Я знаю, что у вас огромный опыт, но, возможно, вы не очень четко представляете, насколько важна репутация для человека моего положения. Байрон писал о величии и ничтожности имени, но он был поэт. Поэту дозволены вольности, губительные для такого человека, как я. Я вам уже говорил, что принимал исключительные меры предосторожности, посещая мисс Керр. Никто из тех, кто мог меня видеть в ее доме, не способен меня опознать. Я ей полностью доверял и был с ней... более, чем щедр. Поэтому я был абсолютно убежден, что никто не подозревает о моей... слабости.
Он замолк, должно быть, ожидая комментариев со стороны Вульфа. И Вульф подыграл ему.
– Вы должны знать, что единственные надежные тайны – это те, про которые вы сами забыли.
Баллу кивнул.
– Я уже понял, что есть много такого, о чем я должен был знать, но чего я не знал и не знаю теперь. В отношениях с мисс Керр я допустил серьезную ошибку. Я был глупцом. Я должен был предвидеть, что она... тоже могла увлечься. Так ведь и случилось, верно? Она всерьез увлеклась мистером Кэтером?
Вульф посмотрел на меня.
– Арчи?
– Она сгорала от страсти, – заявил я. – Рвалась за него замуж.
– Да, я был глупцом. Но зато теперь мне стало понятно, почему она рассказала ему обо мне, а это очень важно. Она и впрямь была осторожной, но с ним она утратила осторожность. Это ведь логично?
Он ждал ответа, и Вульф вновь ублажил его:
– Да.
– И тогда он узнал мое имя. Никто, кроме него, не знал. Значит, он негодяй и шантажист. В течение четырех месяцев я платил ему по тысяче долларов в месяц. Почти наверняка он также и убийца. Не знаю, почему он ее убил, но он – негодяй.
Вульф посмотрел на меня, а я уставился на него. Я приподнял одну бровь. Взгляд Вульфа вновь переместился на Баллу.
– Почему, черт побери, – проревел он, – вы не сказали это раньше? Два дня назад.
– Тогда я еще всего не понял. А теперь, хорошенько подумав, разобрался. Вы слишком резко со мной разговаривали и выбили меня из колеи. Убеждали, что Кэтер невиновен. Я уверен, что убийца – он. Он мерзавец. Надеюсь, что его будут судить и он получит по заслугам. Поэтому я здесь. Вы сказали в прошлый раз, что если состоится суд, то мое имя неизбежно всплывет. Так вот: этого нельзя допустить! Мое имя не должно быть связано ни с любовной историей, ни тем более – с убийством.
Он указал на сверток, лежащий перед Вульфом.
– Здесь пятьдесят тысяч долларов в пятидесятидолларовых банкнотах. Вы сказали, что вы связаны определенными обязательствами, но у вас не может быть никаких обязательств перед шантажистом и убийцей.
Баллу перевел дух.
– Пятьдесят тысяч – только задаток. Я и в самом деле в ловушке, причем положение даже серьезнее, чем я думал, так что я должен спастись любой ценой. Признаюсь, что не знаю, как это можно сделать, но вы знаете Кэтера и сумеете с ним договориться. Я не прошу ни о чем противозаконном. Если у полиции достаточно доказательств, чтобы осудить его – ради Бога, НО МОЕ ИМЯ НЕ ДОЛЖНО ФИГУРИРОВАТЬ! Вы сами сказали, что поскольку ко мне никто не приходил, моего имени в дневнике нет, да и Кэтер, должно быть, еще не проговорился. Это так?
– Да. – Вульф теребил нижнюю губу кончиками двух пальцев. – Вы несколько торопитесь, мистер Баллу. Я согласен, что не обязан представлять интересы шантажиста и убийцы, но так ли это на самом деле? Я должен знать больше. Опишите человека, которому вы платили.
– Я никогда его не видел. Я отправлял деньги по почте.
– Когда и как он впервые их потребовал?
– По телефону. Однажды в сентябре, вечером, мне позвонили домой, и звонивший представился Робертом Сервисом Киплингом. Когда мне передали такое имя, естественно, я согласился поговорить. Он сказал, что мне не нужно объяснять, почему он назвался таким именем, и добавил, чтобы я шел в находящуюся поблизости аптеку и в десять вечера ждал там звонка в телефонной будке. Вы, конечно, понимаете, что я повиновался. В десять часов телефон зазвонил, и я снял трубку. Я услышал тот же самый голос. Вам не обязательно знать все, что он сказал. Он привел достаточно доказательств, чтобы убедить меня в том, что ему известно о моих посещениях квартиры Изабель. Он сказал, что ему вовсе не хочется разрушать мою личную жизнь, но он надеется на то, что я должным образом оценю его благородство. На следующий день я должен был отправить ему по почте десять стодолларовых купюр и столько же пятнадцатого числа каждого последующего месяца. Я пообещал.
