– Не знаю. Но я готова на них отвечать.
– Известны ли вам какие-то факты, которые помогли бы мне?
– Нет. Я много чего знаю о своем брате, о его характере и привычках, о его отношениях с нами и другими людьми, но не представляю, как все эти сведения помогут вам найти убийцу.
– Нам все же придется обо всем этом поговорить, но не сейчас. Сначала мне надо увидеть остальных… Кстати, мистер Данн, я хочу послать своего человека в ваш загородный дом. Могу я получить от вас записку на имя Тайтуса Эймса, в которой бы вы попросили его оказывать моему представителю содействие, отвечать на его вопросы и разрешить ему все осмотреть? Имя этого человека Фред Даркин.
– Я сама напишу, – вызвалась Джун. – И пришлю к вам… Кого мне к вам отправить в первую очередь, мистер Вульф?
Настало время мне выполнить обещанное.
– Вашу дочь, миссис Данн, если можно, – ответил я вместо Вульфа.
– Мою дочь? – Она посмотрела на меня с недоумением. – Ее там не было. Она приехала уже после того, как…
– Мы пригласим ее первой, – твердо сказал я.
Она не стала больше возражать, поднялась и подошла к мужу. Вместе они вышли из комнаты: он – положив ей руку на плечи, а она – поглаживая его по спине.
Когда дверь за ними закрылась, Вульф спросил:
– Почему дочь?
Просматривая ящики письменного стола в поисках чего-нибудь, на чем можно было бы вести записи, я ответил ему:
– Потому что она попросила об этом. Наверное, хочет выиграть приз и сфотографировать вас еще раз.
Сара Данн вприпрыжку вбежала в комнату, но ей пришлось сесть и подождать, пока мы не справились со своими делами. Сначала нужно было позвонить Солу Пензеру и сказать, чтобы он явился к нам как можно скорее, потом Фреду Даркину – с тем же указанием, как и Джонни Кимсу. Затем мы связались с Фрицем, чтобы сообщить, что не приедем домой к обеду. После чего через горничную передали дворецкому просьбу принести пива. И еще уделили несколько минут моему отчету, на этот раз с подробностями, об эпизоде с мистером Юджином Дэвисом. Покончив со всем этим, Вульф посидел, вытягивая губы трубочкой и втягивая их обратно, а потом откинулся на спинку кресла, вздохнул и обратился к первой жертве:
– Вы сказали мистеру Гудвину, что хотели видеть меня, не так ли, мисс Данн?
– Да, – сказала она. Потрясающе, как походила она на мать глазами, притом что рот и подбородок были совсем иными, чем у Хоторнов. – Я хочу рассказать вам кое-что.
– Слушаю.
– Ну… Должно быть, вы уже знаете, что в глазах моих родителей я ни на что не гожусь.
– Это мы пока не обсуждали. Вы согласны с ними?
– Еще не решила. Моя проблема в том, что я дочь одной из сестер Хоторн. Если бы у них было много дочерей, то все могло сложиться по-другому. Но дочь только одна, и это я. К десяти годам меня уже тошнило от этого. Я обзавелась комплексом неполноценности размером со стратосферу. Моя жизнь была невыносима. В колледже на меня смотрели так, словно ожидали, что у меня из ушей вот-вот посыплются солнца и звезды. В конце концов я взбунтовалась. Я сбежала из колледжа, и из дома тоже, нашла работу и на жизнь зарабатывала достаточно. Но поскольку я, как ни крути, одна из Хоторнов, мне пришлось искать недорогой способ вести себя эксцентрично и вызывающе. Меня хватило только на то, чтобы купить в комиссионном магазине фотокамеру и фотографировать людей, когда они этого не ожидают. Я до сих пор этим занимаюсь. Как это жалко! Видите ли, у меня совсем нет воображения. Я все время придумываю, что бы такого эффектного сделать, но все мои идеи или скучные, или невозможные, или просто глупые. Я до смешного не уверена в себе, правда. И мои бойкие излияния перед вами прямо сейчас просто блеф. Внутри я вся дрожу, как трусливый заяц.
– У вас нет причин дрожать. – Вульф поставил на стол пивной бокал и вытер носовым платком губы. – Вы сказали, что убежали из дома?
Она покивала:
– Угу. Прошло уже больше года. Я сказала маме… ой, это неважно. В общем, я оборвала все отношения, понимаете? Я собиралась прорезать такой каньон, чтобы сестры Хоторн показались черепахами в канаве. Итак, я нашла работу за двадцать долларов в неделю – продавцом антикварного стекла в магазине на Мэдисон-авеню – и купила камеру. Неплохо, да? Что касается визитов домой, то тут я была тверда. Ни разу не ездила к ним, даже на выходные. Первый раз я чуть не дала слабину в этот понедельник, когда ко мне в магазин пришла мама и попросила приехать на серебряную годовщину их свадьбы. Я уже отказала ей раньше, в письме. На следующее утро, во вторник, в магазин заявился мистер Прескотт и тоже пытался убедить меня поехать к родителям. Я опять отказалась, но когда я закончила работу в шесть часов вечера и вышла на улицу, он ждал меня там в своей машине. А потом мы приехали туда и узнали, что… дядя Ноэл мертв.
Вульф с бесконечным терпением проговорил:
– Это очень прискорбно. Такое печальное событие, и как раз в ваш первый за год визит домой. Боюсь, тут я ничем не могу помочь. Вы этого хотели?
– Нет.
Она не сводила с лица Вульфа темных глаз. Они не приводили в замешательство, как глаза Наоми Карн, но горящая в них пронзительная неукротимость делала ее взгляд похожим на атаку.
– Нет, – повторила она. – Я рассказала обо всем только потому, что вам необходимо это знать, если вы собираетесь помочь мне. Сегодня утром я планировала пойти к окружному прокурору Скиннеру, но потом еще раз все продумала и поняла, что без помощи мне не обойтись. Нужно сделать все так, чтобы убедить его – и всех остальных, – что это я рассказала дяде Ноэлу об аргентинском займе и я же застрелила его во вторник.
Перо моей ручки споткнулось и забрызгало бумагу чернилами. Вульф рявкнул:
– Что? Повторите еще раз.
– Вы слышали, – спокойно сказала Сара. – Однажды вечером – думаю, это было в апреле, – я услышала, как мой отец беседует с аргентинским послом о займе. И я рассказала об этом дяде Ноэлу, рассчитывая получить от него деньги. Недавно дядя Ноэл пригрозил, что выдаст меня – расскажет моему отцу, как он узнал про заем, и поэтому я его убила.
– Понятно. Теперь, когда вы убили дядю и его уста запечатаны навечно, почему вы вдруг признаетесь в этих преступлениях? Вас мучают угрызения совести?
– Нет. Моя совесть меня не беспокоит. Я делаю это, чтобы спасти моего отца от позора. И мать тоже, потому что она разделит судьбу отца. Совершая эти преступления, я не подумала о последствиях.
– А стоило бы, – серьезно заметил Вульф. – Вам и сейчас стоит хорошенько подумать о том, каковы будут последствия вашего признания. Вас расколют в две секунды. Достаточно одного вопроса: может ли ваша рука дотянуться с Мэдисон-авеню до округа Рокленд, чтобы нажать на курок дробовика? Как вы выразились чуть ранее? «Все мои идеи или скучные, или невозможные, или просто глупые». На этот раз вы использовали всю палитру. Придумайте что-нибудь получше. Великие псы и Цербер!
– Но если вы поможете мне, у нас получится. Правда же, получится! Я могу сказать, что потихоньку ушла из магазина…
– Уф! Мисс Данн, пожалуйста! Я выполняю поручение вашего отца. Не будете ли вы так любезны пригласить сюда мисс Эйприл Хоторн?
Ему потребовалось десять минут, чтобы убедить девушку покинуть комнату, и в какой-то момент я уже был готов схватить ее на руки и вынести за дверь. Наконец она ушла.
Вульф налил себе пива и буркнул:
– Если они все такие…
– Не думайте, будто так легко отделались от нее, – жизнерадостно заявил я. – Не забывайте: в доме находятся Скиннер и Кремер. Ставлю пять против десяти, что еще до конца дня она окажется в тюрьме и вам придется вытаскивать ее оттуда. Она же наша клиентка. Н-да, на этот раз нам досталась кучка сумасшедших.
К концу дня, однако, я и сам был не прочь оказаться в тихой камере, где смог бы обо всем хорошенько подумать.
Сменившая племянницу Эйприл, по-видимому, страдала от головной боли. Явилась она не одна, а с сопровождением, которое держалось подле нее, словно свита подле королевской особы, и состояло из Селии Флит и Штауффера. Селия выглядела невыспавшейся, а Озрик Штауффер, Оззи для Наоми Карн, побывал дома, судя по перемене в костюме. Не дожидаясь от нас приглашения, они уселись по обе стороны от актрисы.
Первой заговорила Эйприл. Переливы в ее голосе звучали гораздо глуше, чем за день до этого.
– Нет, я не в силах об этом говорить, просто не в силах. Я пришла только потому, что сестра настаивала. Говорить я не смогу: у меня горло перехватывает. Отчего я так реагирую? Другие люди болтают, что бы ни случилось. А у меня что-то с горлом…
Селия Флит улыбнулась ей. Штауффер глазел на свою ненаглядную мисс Эйприл Хоторн с тошнотворным обожанием. Наверное, я тоже. Когда она вошла и прижала руки к вискам, как героиня драмы в конце второго акта, я решил было, что свадьбе не бывать. Но все оказалось не так просто. От Эйприл исходили флюиды, вынуждавшие забыть о том, что она профессионал, которому ничего не стоит заставить миллион человек заплатить в кассу пять пятьдесят за право понаблюдать, как он работает. Не будь я занят стенографированием беседы, отдал бы ради нее жизнь прямо на месте.
