Пуаро пожал плечами:
– Этого никто не знает, кроме мадам Рено. Но она ничего не скажет. Ее не проймешь ни мольбами, ни угрозами. Это редкая, необыкновенная женщина, Гастингс. Я как только ее увидел, сразу понял, что дело придется иметь с незаурядной личностью. Вначале, как я уже говорил, мои подозрения пали на нее, я было предположил, что она замешана в преступлении, но потом переменил свое мнение.
– Что же толкнуло вас к этому?
– Искренний, неподдельный взрыв отчаяния в тот момент, когда она увидела тело мужа. Могу поклясться, в этом крике звучала самая настоящая, душераздирающая боль.
– Да, – сказал я задумчиво, – тут невозможно ошибиться.
– Прошу прощения, мой друг, но ошибиться можно всегда. Возьмите великую актрису, она вам так сыграет горе и отчаяние, что вы не усомнитесь в их подлинности! Нет уж, даже самое свое сильное и, казалось бы, безошибочное впечатление я непременно подвергаю проверке и только тогда чувствую себя удовлетворенным. Незаурядный преступник может быть и незаурядным актером. В данном случае моя уверенность основана не только на моих собственных ощущениях, но и на бесспорном факте – ведь мадам Рено и впрямь лишилась сознания. Я поднял веко и проверил пульс. Никакого обмана – мадам Рено пребывала в глубоком обмороке. Итак, я убедился, что ее горе – подлинное, а не напускное. Кроме того, небезынтересна еще одна деталь – у мадам Рено не было никакой необходимости выказывать безутешную печаль. Ведь у нее уже случился припадок, когда она узнала о смерти мужа, и можно было не симулировать обморок при виде тела. Нет, мадам Рено не убивала своего мужа. Но почему она лжет? То, что она говорит о своих часах, – ложь, о неизвестных в масках, – ложь. И это еще не все – она солгала и в третий раз. Скажите, Гастингс, что вы думаете по поводу незапертой двери?
– Ну-у, – начал я растерянно, – полагаю, это оплошность. Ее просто забыли запереть.
Пуаро со вздохом покачал головой.
– Так же говорит и Жиро. Меня это объяснение не удовлетворяет. Эта дверь играет важную роль, какую – пока еще не могу постичь. Однако я совершенно уверен в одном – убийцы вышли из дома не через дверь. Они вылезли в окно.
– Как?
– А вот так.
– Но ведь под этим окном на клумбе нет никаких следов.
– Нет… но они должны были там быть. Послушайте, Гастингс, Огюст, садовник, как вы сами слышали, сказал, что вчера вечером посадил герань на обеих клумбах. На одной из них – полно следов от его больших, подбитых гвоздями сапог, а на другой – ни одного! Понимаете? Кто-то прошел по этой клумбе и, чтобы стереть свои следы, разровнял землю граблями.
– А где они взяли грабли?
– А где они взяли лопату и садовые перчатки? – нетерпеливо возразил Пуаро. – Раздобыть все это было совсем нетрудно.
– Скажите хотя бы, как вы думаете, почему они выбрали этот путь? По-моему, более вероятно, что они влезли в окно, а вышли из дома через дверь.
– Возможно, конечно, и так. Однако я убежден – они вылезли в окно.
– Думаю, вы ошибаетесь.
– Возможно.
Я предался размышлениям по поводу нового и неожиданного для меня поворота, который открылся в этом деле после того, что сказал мне мой друг. Мне вспомнилось, как удивляли меня таинственные намеки Пуаро на особую важность следов на клумбе и часиков мадам Рено. Разглагольствования Пуаро начисто лишены смысла, думал я тогда, и только сейчас, в первый раз за все это время, я понял, что эти, как мне казалось, мелочи позволили моему другу приподнять завесу тайны, которой окружено убийство. И как блестяще он распутывает этот загадочный клубок! Мысленно я отдал ему запоздалую дань восхищения.
– Между прочим, – заметил я глубокомысленно, – несмотря на то что сейчас нам известно гораздо больше, чем прежде, мы нисколько не приблизились к ответу на главный вопрос – кто убил мосье Рено.
– Да, – бодро согласился Пуаро. – Фактически сейчас мы даже дальше от него.
Казалось, это признание доставляет моему другу особое удовольствие. Я удивленно воззрился на него. Он поймал мой взгляд и улыбнулся.
Внезапно догадка озарила меня.
– Пуаро! Я, кажется, понял – мадам Рено, должно быть, кого-то выгораживает.
Мой друг довольно спокойно отнесся к моему озарению, из чего я заключил, что эта мысль уже приходила ему в голову.
– Да, – задумчиво согласился он. – Выгораживает кого-то… или кого-то покрывает. Одно из двух.
Мы уже входили в гостиницу, и Пуаро знаком предложил мне помолчать.
Глава 13
Девушка с тревожным взглядом
Аппетит у нас оказался превосходный. Вначале мы ели молча, потом Пуаро ехидно заметил:
– Eh bien! А теперь поговорим о ваших безрассудных похождениях. Не желаете ли рассказать подробнее?
Я почувствовал, что краснею.
– А, это вы насчет сегодняшнего утра? – Я силился принять самый беззаботный вид.
Но где мне было тягаться с Пуаро! Не прошло и пяти минут, как он вытянул из меня буквально все, до мельчайших подробностей.
– Tiens! Весьма романтично! Как зовут очаровательную юную леди?
Мне пришлось сознаться, что я не знаю.
– Час от часу не легче! Таинственная незнакомка! Сначала rencontre[56] в парижском поезде, потом здесь. Недаром говорят, на ловца и зверь бежит.
– Не городите чепухи, Пуаро.
– Вчера – мадемуазель Добрэй, сегодня – мадемуазель Сандрильона! Решительно, Гастингс, у вас прямо-таки восточный темперамент. Не завести ли вам гарем?
– Вам только дай повод посмеяться надо мной! Мадемуазель Добрэй – прелестная девушка, ее красота просто поразила меня, я и не скрываю этого. А та, другая… Думаю, я вообще никогда больше с ней не увижусь.
– Как, вы и впрямь не намерены повидать ее?
В его вопросе звучало неподдельное изумление, и я почувствовал, как он метнул в меня пронзительный взгляд. Перед моим мысленным взором вдруг вспыхнули слова «Отель дю Фар», и я будто услышал, как она говорит: «Загляните ко мне завтра», и я с радостной готовностью отвечаю: «Непременно».
– Она пригласила меня, но я, разумеется, не пойду, – как мог небрежнее ответил я.
– Так-таки и «разумеется»?
– А что? Если я этого не хочу.
– Помнится, вы говорили, мадемуазель Сандрильона остановилась в отеле «Англетер», кажется?
– Нет. В «Отель дю Фар».
– Да, правда, а я и запамятовал.
Подозрение кольнуло меня. Уверен, о гостинице я Пуаро ничего не говорил. Но, окинув его испытующим взглядом, я засомневался. Он нарезал хлеб аккуратными ломтиками и, казалось, был целиком поглощен этим занятием. Должно быть, ему просто показалось, что я упомянул о гостинице, где остановилась Сандрильона.
Кофе мы пили на террасе, выходящей на море. Пуаро выкурил, по обыкновению, крошечную сигарету, затем достал из кармана часы.
– Парижский поезд отходит двадцать пять минут третьего, – сказал он. – Мне надобно поторопиться.
– Вы едете в Париж? – воскликнул я.
– Именно, mon ami.
– Но зачем?
– Искать убийцу мосье Рено, – ответил он весьма серьезно.
– Вы думаете, он в Париже?
– Напротив, уверен, что его там нет. Тем не менее искать нужно там. Вам пока непонятно, но в свое время я все объясню. Поверьте, ехать в Париж просто необходимо. Я пробуду там недолго. Завтра, во всяком случае, непременно вернусь. Думаю, вам не стоит ехать со мной. Оставайтесь здесь и не спускайте глаз с Жиро. Постарайтесь почаще бывать в обществе мосье Рено-fils[57].
– Кстати, хотел спросить, как вы узнали о его отношениях с мадемуазель Добрэй.
– И-и-и, mon ami, я знаю психологию людей. Когда молодой человек, вроде Жака Рено, и прелестная девушка, вроде мадемуазель Марты, живут по соседству, развитие событий предвидеть нетрудно. Кроме того, эта ссора! Причиной могли быть либо деньги, либо женщина, и, припомнив слова Леони о том, в какой ярости выскочил из кабинета мосье Жак, я предположил второе. Таков был ход моих мыслей, и, как оказалось, я не ошибся.
– Значит, вы еще раньше заподозрили, что она любит Жака Рено?
Пуаро улыбнулся.
– Во всяком случае, я увидел в ее глазах тревогу. Поэтому я про себя прозвал ее девушкой с тревожным взглядом.
Его тон был столь многозначителен, что мне стало не по себе.
– Что вы хотите этим сказать, Пуаро?
– Надеюсь, скоро мы все узнаем, мой друг. Однако мне пора.
– Я провожу вас, – сказал я, вставая.
– Нет-нет, ни в коем случае. Я вам запрещаю.
Он сказал это тоном, не допускающим возражений, и, когда я в недоумении уставился на него, он решительно тряхнул головой:
– Вот именно, запрещаю, mon ami. Au revoir.
С этими словами Пуаро ушел, и я вдруг почувствовал себя не у дел. Я побрел на пляж и принялся разглядывать купающихся, не испытывая большой охоты последовать их примеру. Мне представилось, что Сандрильона в каком-нибудь сногсшибательном купальном костюме, возможно, тоже резвится здесь, но никаких признаков ее присутствия я не обнаружил. Я бесцельно плелся по песчаному побережью, уходя все дальше и дальше от центра города. Мне вдруг пришло в голову, что, в конце концов, даже из соображений простой порядочности следует навестить девушку. В сущности, таким образом я избавлю себя от лишних треволнений и поставлю на этом точку. Вообще выброшу ее из головы. А не навести я ее, так она, чего доброго, сама явится на виллу «Женевьева».
