Жертвы - Буало-Нарсежак

— Долго еще ты думаешь здесь пробыть?

— Месяц, — сказал Жаллю. — Не меньше месяца, и то в лучшем случае. Если все будет нормально, я… — Поворот. Машина рывком взобралась на плоскогорье. Показалось озеро. — Днем я редко бываю на плотине. Брюлен составит тебе компанию.

— Поразительно! — вырвалось у Клер. — Ты так и говорил, но действительность превзошла все мои ожидания…

Они замолчали. Позади меня Клер привстала на сиденье, чтобы лучше видеть. Перегревшееся на солнце озеро дрожало в знойном мареве. Яростный свет отражался в красноватых скалах и огненным потоком заливал незащищенные щеки и кисти рук.

— Самое скверное время дня, — сказал Жаллю.

Я подъехал к сторожевой будке, где дремали двое часовых, присев в тени на корточки; дальше «лендровер» сам скатился вниз, туда, где были расположены постройки. Жаллю помог жене выйти из машины. В растерянности она смотрела на стену, такую гладкую, что взгляд, отталкиваясь от нее, сам устремлялся в небо. Шум падающей воды почему-то только усиливал чувство страшного одиночества. Клер, я был уверен, сейчас испытывает то же, что пережил я сам, когда только приехал сюда. Она помотала головой, слегка оглушенная. Жаллю полагал, что она в восторге. Но я-то знал, что ей было страшно. Он обернулся ко мне:

— Благодарю вас, мсье Брюлен. Увидимся в баре. Вы заслужили чего-нибудь освежающего.

Я дотащился до душа, потом, голый и мокрый, растянулся на своей походной кровати. Ману! Беззвучный вопль сам рождался в моем теле, разрывая на части ноющую голову. Ману! Ману предала меня! Моя Ману, которую я и сам готов был предать, пытаясь возненавидеть. О, она отлично все рассчитала!.. Я припомнил, как она была растеряна в тот день, когда я сказал ей, что тоже еду… Тогда-то она и решила порвать со мной… и все подготовила, все продумала так тщательно, что теперь я не знал, ни куда ей писать, ни как позвонить. У нее не было ни имени, ни адреса. Ее просто не стало.

Я снова встал под душ, чихнул, высморкался кровью. Вдруг я и во рту ощутил привкус крови. Кругом все было усеяно красными брызгами, и я закинул голову назад. Кровотечение облегчило меня, словно вместе с кровью я избавлялся и от мучительной тоски по Ману. Приложив к носу полотенце, я дотащился до постели. Похоже, теперь все становилось понятным. Так вот отчего она нигде не желала бывать со мной — боялась, что кто-нибудь ее узнает, подойдет, назовет ее настоящим именем. Вот для чего ей понадобился почтовый ящик да и все другие меры предосторожности, которые она принимала, чтобы скрыть от меня, кто она на самом деле. И ни теперь, ни раньше она не жила в особняке в Нейи.

Я перевел дыхание. Ко мне возвращалась способность рассуждать здраво. Тем хуже, если этим я убивал память о Ману. Любой ценой мне необходимо было узнать правду. Итак, она не жила в особняке в Нейи. Как раз затем, чтобы я ничего не заподозрил, она и пригласила меня туда перед самым моим отъездом. И поэтому сказала, когда я ее обнял: «Прошу тебя, только не здесь». Как и я, она была там в гостях. Недаром у меня на какой-то миг возникло такое чувство, когда мы осматривали дом, показавшийся мне нежилым, мебель в чехлах, напоминавших саваны. А как же ее комната? Да это же комната Клер! Ману пришла заранее и до моего прихода успела подложить в шкатулку мои письма, поставить маленького будду там, где бы он сразу бросился в глаза. В сущности, только эти письма и будда были ее собственностью. Все остальное принадлежало Клер. Фотография родителей?.. Очевидно, на фотографии были изображены родители Клер.

Последний проблеск света убедил меня, что я не ошибся. Звонок в дверь? Это Клер пришла домой. Ключей у нее не было, потому что их взяли. Нет, тут я, похоже, переборщил. Ману не стала бы открывать тому, кто звонил в дверь. Да откуда я мог знать, что она и правда открыла ей после моего ухода? Гостье — кем бы она ни была в действительности — надоело ждать, и она повернулась и ушла. Потому-то на улице мне никто и не встретился. Многие детали были по-прежнему окутаны мраком. Могла ли Ману оставить запах своих духов в комнате, где жила другая женщина? Правда, я не обратил внимания, какими духами пользовалась сама Клер. Хотя, если теми же, что и Ману, я бы непременно это заметил. Но в целом мои догадки выглядели убедительно. Ману мне солгала. Более того, она меня водила за нос. Это звучит не очень красиво, но лучше не скажешь. Она меня разыграла, с самого начала выдавая себя за Клер Жаллю.

Тут я вспомнил, что меня ждут в баре, и поспешно встал. Мне стало получше. Кровотечение прояснило мои мысли. Я умылся. Чистые шорты, тенниска, белые носки — и я снова мог показаться в обществе. Одеваясь, я разгадал еще одну загадку: дневник Ману. Ну конечно же это был дневник Клер. Ману достаточно было его прочитать, чтобы в точности соответствовать своей модели. Стоило мне только поразмыслить, как отгадок нашлось сколько угодно. Разумеется, все они нуждались в проверке. Но ведь у меня под рукой была Клер. Надо только будет расспросить ее половчее. И что потом?

Чего я этим добьюсь? Пусть даже Ману меня обманула. Но ведь она любила меня. Любила, быть может, куда сильнее, чем казалось мне, — как раз потому, что ежеминутно опасалась разоблачения. Потому-то, приходя ко мне, она всегда бывала настороже. Ну-ну, мне только не хватало растрогаться. Ману — просто дрянь. Я закрыл глаза, чувствуя, как внутри все сжалось от непереносимой боли. Не стоило и стараться! Ману, одна-единственная, вечно будет для меня самой подлинной, самой чистой и верной. Гнев лишь питает мою любовь — терпеливо и безжалостно, — превращая ее в наваждение… Я не заблуждался тогда — теперь я это знаю наверняка.

Я спустился в столовую. Клер переоделась в легкое платье из набивной ткани. Она также слегка подкрасилась. Издалека я почувствовал запах ее духов. Духов Ману… Вернее, наоборот: как раз Ману и… Похоже, я снова запутался. Вконец сбитый с толку, я уселся напротив нее.

— Рене позвали к телефону, — сказала она. — Как вы себя чувствуете? Когда мы приехали, у вас был нездоровый вид.

Ее ясные глаза смотрели в мои ласково и открыто. Она была из тех прямых женщин — без ужимок,