— А она?
— Вы уверены, что она не покончила с собой? Они едва сводили концы с концами… Не так уж сладко им жилось…
Он не узнал ничего нового, да, впрочем, и не слишком старался. Он бродил по соседним улицам, рассматривал дома, заглядывал в открытые окна, в магазины.
В семь часов Мегрэ пошел в ресторан «У старого виноградаря» и был разочарован тем, что ни на одном из высоких табуретов у стойки не увидел Фернанды.
Боб читал вечернюю газету, а официант готовился к открытию — ставил на каждый столик, покрытый клетчатой скатертью, узкую хрустальную вазочку с одной розой.
— Кого я вижу! Комиссар! - Боб встал, пожал руку Мегрэ.
— Какие новости? Что-нибудь обнаружили? Журналисты выражают недовольство. Они утверждают, что дело держится в тайне, что у них недостаточно информации.
— Просто нам нечего им рассказать.
— Это правда, что вы отпустили Фрэнсиса?
— Я его и не задерживал, он совершенно свободен. А кто вам сказал?
— Юге, фотограф, который живет с ним в одном доме, на пятом этаже. Это у него было две жены, а сейчас он сделал ребенка третьей. Он видел Фрэнсиса во дворе, когда тот возвращался. Странно, что он ко мне не зашел. Скажите, у него есть деньги?
— Я дал ему двадцать франков, чтобы он смог перекусить и доехать на автобусе.
— Значит, он вот-вот появится.
— Вы не видели Нору в среду вечером?
— Нет, сюда она не заглядывала. Впрочем, я не помню, чтобы она появлялась одна, без Карю. А его не было в Париже.
— Но она куда-то ходила одна. Интересно, куда?
— Она вам не сказала?
— Утверждает, что вернулась в «Рафаэль» около девяти вечера.
— Это неправда?
— По записям в книге портье можно заключить, что было около двенадцати, когда она вернулась.
— Странно… — на губах у Боба промелькнула ироническая улыбка.
— Вы удивлены?
— Согласитесь, что Карю было бы поделом. Ведь он без смущения пользуется любой возможностью. Вот забавно, если бы Нора в свою очередь… Нет, я все же думаю…
— Потому что она его любит?
— Нет, потому что она слишком умна и рассудочна. Она не стала бы рисковать ради какой-то интрижки, когда цель совсем близка.
— А может быть, она не так близка, как вам кажется?
— Что вы имеете в виду?
— Карю регулярно встречался с Софи в квартире на улице Франциска Первого, снятой специально с этой целью.
— Это было так серьезно?
— Он так утверждает. Он даже заявил, что разглядел в ней данные кинозвезды, и очень скоро ока бы ею стала.
— Вы не шутите? Карю, который… Но она же была обыкновенной девчонкой, каких тринадцать на дюжину. Достаточно пройтись по Елисейским полям, и можно набрать их столько, что хватит на все экраны мира.
— Нора знала об их связи.
— Тогда я ничего не понимаю. Правда, если бы я вникал во все сердечные дела своих клиентов, то уже, наверняка, заработал бы язву желудка. Расскажите-ка все это моей жене. Она обиделась, что вы не зашли к ней на кухню поздороваться. Она к вам неравнодушна. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
— Попозже.
Кухня оказалась более просторной и современной, чем он предполагал. Перед тем как с ним поздороваться, Роза вытерла руки о фартук.
- Значит, вы решили его отпустить?
— Вас это удивляет?
— Даже не знаю. У каждого, кто сюда приходит, есть свое мнение на этот счет. Одни говорят, что Фрэнсис убил ее из ревности. Другие — что убил ее любовник, которого она собиралась бросить. Третьи — что это месть женщины.
— Норы?
— Кто вам это сказал?
— У Карю была прочная связь с Софи… Нора знала…
— Это правда или вы нарочно так говорите, чтобы что-то у меня выпытать?
— Нет, это правда. Вас это поразило?
— Меня?! Меня уже давно ничто не может поразить. - Ей не приходило в голову, что в Уголовной полиции тоже неплохо разбираются в людях. — Только, дорогой мой комиссар, если это дело рук Норы, вам придется порядком помучиться, чтобы все доказать. Ведь Нора — хитрая бестия, она всех обведет вокруг пальца. Поужинаете у нас? Сегодня утка с апельсинами. Но, прежде могу вам предложить две-три дюжины моллюсков — прямо из Ля Рошели. Моя мать присылает их оттуда. Ей уже стукнуло семьдесят пять, а она каждое утро ходит на рынок.
Фотограф Юге пришел со своей спутницей. Это был розовощекий малый с простодушным веселым лицом, и можно было поклясться, что ему лестно показываться в обществе женщины, которая на восьмом месяце беременности.
— Вы знакомы?.. Комиссар Мегрэ… Жак Юге… Его приятельница.
— Жослин, — уточнил фотограф, словно это было так важно. Видно, ему нравилось произносить это поэтичное имя.
Он спросил преувеличенно внимательно:
— Что будешь пить, дорогая?
Он окружал ее вниманием, бросал на нее нежные, влюбленные взгляды, словно хотел сказать: «Видите, я влюблен и не стыжусь этого… Мы занимались любовью… Мы ждем ребенка… Мы счастливы… И нам наплевать, что вы находите нас смешными…»
— Что будете пить, детки? — спросил Боб.
— Сок — для Жослин. Мне — портвейн.
— А вам, мсье Мегрэ?
— Стакан пива.
— Фрэнсис не приходил? — поинтересовался Юге.
— Вы с ним договорились встретиться здесь?
— Нет, но мне кажется, он захочет встретиться с приятелями. Пусть даже для того, чтобы показать, что он на свободе. Он такой…
— А вы думали, мы его не отпустим?
— Трудно предсказать, как будет действовать полиция.
— По вашему мнению, он убил жену?
— Не все ли равно, он или кто-то другой. Ее-то уж нет! Если ее убил Фрэнсис, значит, на то были причины.
— Какие же, по-вашему?
— Не знаю. Может быть, она ему надоела — устраивала скандалы или изменяла? Люди должны жить, как им хочется, правда, дорогая?
Вошли клиенты, вероятно новички, и в нерешительности остановились, не зная, за какой столик сесть. Это была немолодая пара и с ними девушка.
— Проходите сюда.
Наступил бенефис Боба: меню, советы шепотом, восхваление сухого шарантского вина, ухи в горшочках. Иногда он подмигивал приятелям, сидевшим у стойки бара.
Появился Рикен и остановился как вкопанный, увидев комиссара в компании Юге и его беременной спутницы.
— А вот и Фрэнсис! — воскликнул фотограф. — Что случилось, дорогой? А мы-то думали, ты за решеткой.
Фрэнсис попытался улыбнуться.
— Как видишь, я здесь… Здравствуй, Жослин… Бы пришли ради меня, комиссар?
— Если быть точным — ради утки с апельсинами.
— Что будешь пить? — спросил у Фрэнсиса Боб.
— Это портвейн? — Он поколебался. — Лучше виски. Правда, если ты не сочтешь список моих долгов слишком длинным.
- Сегодня я еще отпускаю тебе в кредит.
— А завтра?
— Это зависит от комиссара, — недобро пошутил Боб. Мегрэ был несколько обескуражен тоном разговора, но решил, что в этой компании такова обычная манера держаться.
— Вы заходили в редакцию газеты? — спросил он Рикена.
— Откуда вы знаете?
— Ведь вам нужны деньги.
— Да, я как раз получил там аванс, они мне должны сто франков.
— А Карю?
— Я у него не был.
— Однако в среду вечером вы его разыскивали потом всю ночь.
— Сегодня не среда.
— Я видел Карю, — вмешался фотограф. — Я был на студии, а он устраивал пробы какой-то незнакомой девчонке. Он даже попросил пофотографировать.
— Девушку?
Мегрэ подумал: а не фотографировал ли он Софи по просьбе Карю?
— Сегодня он ужинает здесь. Во всяком случае так он сказал в три часа дня, но с ним ни в чем нельзя быть уверенным. А тем более — с Норой. Кстати, Нору я тоже встретил.
— Сегодня?
— Два-три дня назад. В таком месте, где вовсе не ожидал ее увидеть. Небольшой бар близ Сен-Жермен-де-Пре, где собираются только юнцы.
— Когда это было? — спросил Мегрэ, вдруг насторожившись.
— Подождите… Сегодня суббота… Пятница… Четверг… Нет, в четверг я был на премьере балета. Значит, это было в среду. Я собирался делать фотографии для статьи о подростках, мне посоветовали зайти в этот бар.
— В котором часу это было?
— Около десяти вечера. Наверное, я туда пришел к десяти. Жослин была со мной. Как ты думаешь, дорогая, было десять часов, не так ли? Сомнительное заведение, но весьма колоритное. У всех парней гривы до плеч.
— Она вас видела?
— Не думаю, она сидела в углу с каким-то здоровенным типом, отнюдь не подростком.
— Она пробыла там долго?
— Я крутился в двух-трех залах, где почти все кругом танцевали. Впрочем, если это можно назвать танцами… Все сбились в кучу, и каждый выделывал, что ему заблагорассудится. Я видел их несколько раз через головы танцующих. Они спокойно беседовали. Этот тип достал карандаш и писал на клочке бумаги какие-то цифры. Забавно, если вдуматься. Она и в обычной-то жизни выглядит какой-то потусторонней, а там, в этой сумасшедшей обстановке… Да, стоило бы сделать фото!
