— Может быть, вы и найдете кого-нибудь, если подумаете, — сказала мистрисс Норбори, — я принимаю особенное участие в этой даме, потому что, как сейчас говорил мне доктор, она дочь капитана Тревертона, погибшего во время крушения.
Услышав эти слова, мистрисс. Джазеф быстро обернулась к доктору, сделала при этом такое размашистое движение рукою, что стоявшая на столе бронзовая собака, принадлежавшая к чернильному прибору, полетела на пол. Ключница бросилась к ней с криком ужаса.
— Боже мой, что с вами! — вскричала мистрисс Норбори. — Собака цела, ведь она бронзовая, поставьте ее на место. Это, сколько я помню, первая ваша неловкость. Вы можете принять это как комплимент, мистрисс Джазеф. Хорошо. Я сказала, — продолжала мистрисс Норбори, спокойным тоном рассказчицы, — что эта леди — дочь капитана Тревертона, погибшего при крушении, о котором писали в газетах. Я знала ее отца в молодости и потому считаю себя вдвойне обязанной помочь ей в настоящем случае. Так подумайте, пожалуйста, нельзя ли найти здесь няньки для нее?
Доктор, продолжавший свои наблюдения, заметил, что в то время, когда мистрисс Джазеф повернулась к нему, лицо ее было совершенно бледное и, если б она упала на пол вслед за собакой, он нисколько бы не удивился. Но когда госпожа опять начала говорить, она овладела собою, и яркий чахоточный румянец окрасил ее бледные щеки. Глаза ее блуждали по комнате, и пальцы сложенных рук бессознательно шевелились.
— Интересный субъект, — подумал доктор, следя за неврическими движениями ключницы.
— Подумайте, — повторила мистрисс Норбори. — Мне очень хотелось бы помочь этой бедной леди.
— Мне очень жаль, — проговорила ключница, несколько дрожащим, но по-прежнему мягким голосом, — мне очень жаль, что я не могу никого припомнить, но…
Она остановилась. Никакое дитя, введенное первый раз в многочисленное общество, не могло бы выразить такого смущения, какое обнаруживалось во всей фигуре этой странной женщины. Глаза ее были опущены, щеки опять стали бледнеть, а пальцы продолжали работать все скорее и скорее.
— Что — но? — спросила хозяйка.
— Я хотела сказать, мэм, — отвечала мистрисс Джазеф, не поднимая глаз и с трудом произнося слова, — что пока для этой дамы приищут настоящую няньку, я, принимая во внимание ваше участие к ней, готова была бы, если позволите…
— Что? Идти к ней! — вскричала мистрисс Норбори. — Конечно, я уверена в вашей доброте и готовности помочь, и я вовсе не так себялюбива, чтобы не позволить вам сделать это доброе дело, но вопрос в том, можете ли вы взяться за это дело? Ходили ли вы когда-нибудь за детьми?
— Да, мэм, — отвечала мистрисс Джазеф, не поднимая глаз. — Вскоре после замужества… (щеки ее побледнели) я имела случай ходить за ребенком и была несколько лет нянькой после смерти мужа. Я осмеливаюсь предложить свои услуги, сэр, — продолжала она, обратясь к доктору и приняв более сознательный вид, — я осмеливаюсь предложить свои услуги, только с разрешения моей госпожи и на то только время, пока не будет найдена другая женщина, более способная к этой должности.
— Что вы скажете, мистер Орридж? — отнеслась мистрисс Норбори, выслушав свою ключницу.
Доктор колебался, так что мистрисс Норбори должна была повторить свой вопрос.
— Есть одно обстоятельство, почему я не могу сейчас же принять обязательное предложение мистрисс Джазеф, — отвечал доктор.
Мистрисс Джазеф обратила на доктора вопросительный, но все еще пугливый взгляд.
— Я сомневаюсь, — отвечал доктор, — вы извините меня за мою откровенность — как доктор, я должен упомянуть об этом, — я сомневаюсь в ваших силах; достаточно ли мистрисс Джазеф здорова, чтобы быть в состоянии исполнить трудную обязанность, которую она хочет принять на себя?
Замечание это, несмотря на всю вежливость доктора, произвело на мистрисс Джазеф неприятное впечатление. Печальное лицо ее поразило доктора, когда она повернулась назад и, не сказав ни слова, медленно пошла к двери.
— Не уходите еще, — вскричала мистрисс Норбори, — или если вы хотите уйти теперь, то возвратитесь через пять минут. Я уверена, что тогда мы скажем вам что-нибудь более положительное.
Мистрисс Джазеф кротко взглянула на мистрисс Норбори, как бы желая этим взглядом выразить свою благодарность, потом посмотрела на доктора и бесшумно вышла из комнаты.
— Теперь мы одни, мистер Орридж, — произнесла хозяйка, — и могу сказать вам с полным уважением к вашей опытности медицинской и знаниям, что вы, кажется, преувеличили нервные страдания мистрисс Джазеф. Правда, у нее очень печальная наружность; но я знаю ее уже пять лет и по опыту могу сказать, что она гораздо здоровее, нежели вы думаете; я вполне уверена, что она может услужить мистрисс Фрэнклэнд в течение этих двух или трех дней, пока вы найдете кормилицу. Она предобрая женщина и до глупости честна в исполнении своей обязанности.
— Я уверен, что мистрисс Фрэнклэнд будет вам весьма благодарна, — сказал мистер Орридж. — После всего, что вы сказали, я не могу не последовать вашему совету. Но вы извините меня, если я предложу вам один вопрос. Не подвержена ли мистрисс Джазеф каким-нибудь припадкам?
— Никаким.
— Не бывает ли с нею истерика?
— Никогда; по крайней мере с тех пор, как она живет в моем доме, ничего подобного не было.
— Это удивительно, в ее взгляде и жестах есть что-то очень…
— Да, да, это все замечают с первого взгляда, но я полагаю — ее робкий взгляд и порывистые жесты служат признаком только нежного сложения; притом я подозреваю, что в молодости она много страдала. Дама, рекомендовавшая ее мне, дама, вполне заслуживающая доверия, говорила мне, что мистрисс Джазеф очень несчастливо вышла замуж; она сама ни слова не говорила о своей брачной жизни, но я уверена, что муж ее дурно обращался с нею. Впрочем, это не касается до нашего дела. Я могу сказать только то, что она отличная служанка, и я, на вашем месте, рекомендовала бы ее мистрисс Фрэнклэнд как лучшую женщину, какую она могла бы себе желать при настоящем ее положении. Мне больше нечего говорить. Возьмете ли мистрисс Джазеф или потребуете из Лондона чужую, незнакомую — я от того ничего не потеряю.
Мистер Орридж заметил, что в последней сентенции мистрисс Норбори слышалось маленькое раздражение.
— После всего, что я от вас услышал, мне нечего колебаться, и я с благодарностью принимаю ваш совет и услуги вашей ключницы, — отвечал доктор.
Мистрисс Норбори позвонила.
— Мистер Орридж принимает ваше предложение, — сказала она, когда ключница вошла в комнату. — Я убедила его, что вы гораздо здоровее, нежели кажетесь.
Радостная улыбка пробежала по устам ключницы. Она казалась несколькими годами моложе, когда начала, улыбаясь, благодарить за доверие, которое ей делают.
— Когда я могу поступить туда, сэр? — спросила она.
— Чем скорее, тем лучше, — отвечал доктор.
При этих словах лицо мистрисс Джазеф просияло неподдельною радостью.
— Ступайте же, мистер Орридж подождет вас, — отнеслась к ней мистрисс Норбори. — Я знаю, у вас все в порядке, и для сборов не понадобится много времени.
— Я полагаю, вам все-таки нужно будет приготовиться, — вмешался доктор.
— Нет, сэр; мне достаточно будет получаса, — отвечала мистрисс Джазеф.
— Сегодня вечером еще не будет поздно, — сказал доктор, взяв шляпу и кланяясь мистрисс Норбори. — Приходите в Тигрову Голову и спросите меня. Я буду там между семью и восемью часами вечера. Очень вам благодарен, мистрисс Норбори.
— Передайте мои наилучшие желания вашей пациентке, доктор. Прощайте.
— Между семью и восемью в Тигровой Голове, — повторил доктор, когда ключница отворяла ему дверь.
— Между семью и восемью, сэр, — повторила мистрисс Джазеф своим мягким и кротким голосом, звучавшим подобно голосу молоденькой девушки и обличавшим ее радость.
В семь часов вечера мистер Орридж надел шляпу и собрался в Тигрову Голову. Лишь только он отворил дверь, как пред ним явился посланный, объявивший, что его просят к внезапно заболевшему человеку в одну из отдаленнейших частей города. Сделав несколько вопросов посланному, он убедился, что его приглашают к опасно больному и что ему не остается ничего делать, как отложить свой визит к мистрисс Фрэнклэнд. Приехав к больному, он увидел, что необходимо тотчас же сделать операцию, которая задержала его несколько времени, так что было без четверти восемь часов, когда он явился в Тигрову Голову.
Приехав туда, он узнал, что новая нянька ждет его с семи вечера и что трактирщица, не получившая от него никаких приказаний, не смела впустить незнакомую женщину в квартиру мистрисс Фрэнклэнд, а предложила ей ждать его приезда.
