Глава 10
Сентябрьская ночь за городом дарила прохладу, а трескотня кузнечиков и цикад сливалась в приятную и сложную симфонию. Маленькие музыканты старались вовсю, предчувствуя неминуемость ранних заморозков, способных заставить их смолкнуть навсегда.
Окна в конторе лабораторного здания зашторили, чтобы отгородиться от ночи. Поэтому концерт кузнечиков едва достигал слуха троих мужчин, собравшихся там примерно в полночь. Впрочем, судя по озабоченному выражению их лиц, они не обратили бы на него внимания в любом случае. Герман Брегер выглядел взвинченным, раздраженным, Росс Данди — упрямым и агрессивным, а Р.И. Данди едва сдерживался, чтобы не взорваться.
И в конце концов он взорвался. Оттолкнул в сторону проигрыватель, отодвинул стопку дисков и громыхнул по столу кулаком:
— Это же идиотская выходка! Я угрохал двадцать лет жизни, чтобы превратить наше предприятие в самое надежное и преуспевающее в стране, и что в итоге?
Вам это не нравится, не так ли? Господи, мне тоже! Но я повторяю и буду повторять без конца — моя собственная жена предает меня, и один из вас помогает ей в этом! Заткнитесь! И выкладывайте все начистоту!
Я не удивлюсь, если окажется, что вы оба замешаны в этом! Ничуть! Нисколечко не удивлюсь! Клянусь Господом, я разгоню всю администрацию на фабрике.
Прикрою это заведение и все начну сначала!
Он не мог унять нервную дрожь.
— Готов уволиться, — дрогнувшим голосом объявил Брегер. — Это единственное, что я могу сделать с достоинством. Подаю в отставку.
— И я тоже, — подхватил Росс. Его лицо побелело, взгляд остановился на отце. — Пожалуй, мать оказалась права: мне не стоило соглашаться работать у тебя. Мы оба должны были предвидеть такой исход. Но сегодня после обеда я сказал тебе… даже вспылив, ты не должен вести себя как ненормальный.
Данди встал, подошел к окну и остановился там спиной к собеседникам.
— Каждый человек время от времени срывается, — заметил Брегер. — Я же не позволю себе терять над собой контроль. Не срывался уже тридцать лет.
Единственное, что могу сделать, не потеряв уважения к себе, — это подать в отставку.
Наступила продолжительная тишина, нарушаемая лишь уличным оркестром, звуков которого присутствующие по-прежнему не слышали. Наконец Данди обернулся и посмотрел на собеседников.
— Факты — упрямая вещь, — хрипло произнес он.
Бергер покачал головой.
— Но не в науке, — заявил он. — Факт — это феномен, который наблюдается и регистрируется несовершенными инструментами.
Вздор! Подслушивающее устройство, может быть, и несовершенно, но оно не врет, как то делаете вы, или мой сын, или оба вместе. Я прослушал эту пластинку, слышал голос своей жены. И это — факт.
Брегер поджал губы.
— Я не стану раздражаться. Повторю то, что уже сказал. Мне ничего не известно об этой записи. Возможно, ваш сын и лжет об этом, не знаю. Любой мальчуган может на многое пойти ради своей матери. Но попытайтесь трезво взглянуть на вещи, Дик.
Я же не в таком положении, как он. Зачем мне делать такое?
— Точно не знаю, могу лишь догадываться. Однажды я слышал ваш разговор с моей женой.
— Я много раз разговаривал с вашей женой.
— Да, но в этот раз вам не было известно, что я нахожусь поблизости. Услышанное тогда отнюдь не возмутило меня, лишь позабавило. Подобные вещи никогда меня не задевали, потому что и другие мужчины находили мою жену привлекательной и желанной. Какого же дьявола обижаться? Но если вы спросите, какая у вас причина лгать ради нее или вступать с ней в сговор, чтобы заложить меня, то я отвечу, что могу догадаться. Я прямо спрашиваю вас, Герман, что вы затеваете?
Но первым отреагировал не Бергер, а Росс. Он порывисто поднялся и направился к двери:
— Я ухожу.
— Вы оба останетесь здесь, пока мы не разберемся со всем этим.
— Нет, я вас покидаю. И не скажу больше ни слова. — Подбородок Росса дрогнул. Он сжал челюсти и продолжил говорить сквозь зубы: — После обеда я умолчал об этом, а теперь скажу. Ты — мой отец, я отлично знаю тебя и думаю, что ты пытаешься избавиться от матери. Эта твоя пластинка с записью — фальшивка, ты сам все подстроил. Мне не хотелось говорить об этом. — И он вышел, оставив открытой дверь.
Данди бросился было за ним, но Брегер проявил удивительную живость, поймав его за руку и удержав.
— Дик, позволь ему уйти, — примирительно посоветовал Брегер. — Пусть молодой человек остынет.
Росс и в самом деле остыл — разгоряченное лицо остудила царившая под звездным небом прохлада, а остановившись на мостике над ручьем, он сбросил с себя и внезапно нахлынувшую раздражительность.
Со стороны могло показаться, будто он прислушивается к журчанию ручья, однако Росс ничего не слышал. Он думал об отце и матери. Всю жизнь душой он был ближе к матери, отдавал себе в этом отчет и не видел тут ничего противоестественного. Но теперь его мучило сомнение, сумеет ли он сохранить непредвзятое отношение к каждому из родителей при сложившихся обстоятельствах. Как разобраться во всем этом? Вновь и вновь анализировать факты? Но в течение последних дней он только этим и занимается, а результата никакого. Постепенно мысли Росса устремились в иное русло. Хитер любит этот ручей, подумал он, и снова услышал журчание воды.
Возможно, она лежит сейчас в кровати с открытыми глазами, или сидит на стуле, или ходит взад и вперед по комнате, горюя о своей погибшей сестре.
Росс миновал лес, вышел на лужайку возле дома и убедился, что Хитер занималась совсем не тем, чем он представлял себе. Она сидела на боковой террасе, в десяти шагах от нарисованного на полу силуэта своей погибшей сестры. Меловые линии явственно белели в свете звезд.
Росс свернул с тропинки, поднялся на террасу и подошел к Хитер. Она повернула голову на звук его шагов и, ничего не сказав, отвернулась.
— Мне хотелось бы поговорить с вами, — произнес он.
Девушка не ответила.
Росс пододвинул стул и сел справа от нее. В тусклом свете звезд ее профиль большинству наблюдателей показался бы неузнаваемым, но он явственно различал знакомые черты.
— Кто-нибудь из полицейских еще здесь? — спросил он.
— Думаю, что нет. — Она пошевелилась и опять замерла. — В доме — ни одного из них. Все машины разъехались.
— Полагаю, все они охотятся за Купером. Не знаю, что и сказать об этом. Боюсь ненароком вас обидеть, потому что не знаю, что вы думаете на сей счет. Не хочу задеть ваши чувства. Конечно, если именно он поступил так… в отношении вашей сестры…
— Он этого не делал.
Молодой человек удивленно уставился на нее.
— Но кто же, если не Купер? — воскликнул он и тут же торопливо добавил: — Простите, только я не вижу повода для сомнений. Больше ведь никого не было… Кто еще находился здесь?
— Здесь находились вы, ваш отец и миссис Пауэлл.
Росс продолжал глядеть на нее во все глаза.
— Бога ради! Подобную глупость слышу от вас впервые. Я? Мой отец?
— Я часто говорю глупости. — Хитер подвинулась на стуле. — Вы спросили, кто еще находился здесь, и я вам ответила. Вы были на втором этаже, когда миссис Пауэлл поехала в деревню за покупками. Она отсутствовала около часа. От дороги недалеко — в дом мог зайти кто угодно.
— Но, Святые Небеса… — Росс не скрывал изумления.
— Давайте оставим эту тему, — перебила его Хитер. — Просто не могу думать об этом. Голова идет кругом.
— Простите, что я назвал вас глупой. У меня дурная привычка…
— Да ладно. Я действительно глупая, как вы уже справедливо отмечали и раньше.
— Вы неверно меня поняли. Это было общее замечание, оно касалось всех несведущих людей, которые пытаются рассуждать о науке.
— Не имеет значения. Я давно забыла об этом.
Росс открыл было рот, чтобы возразить, и неожиданно для самого себя закрыл его, так ничего и не сказав. Этот нелогичный поступок ознаменовал для него конец одной эпохи и начало другой. Это была безоговорочная победа физического над умственным.
Физическое состояло из частичек плоти и костей, которые весили сто девятнадцать фунтов и отличались от других частиц не своей химической формулой, а совершенно ненаучным названием «Хитер Глэдд». И разум молодого человека на сей раз отверг логику. Он открыл рот, чтобы высказать безупречное замечание по поводу ее неуместного упоминания о некогда сделанном им обобщении, которое она исказила да еще объявила, что давным-давно забыла об этом. Но так и не проронил ни слова.
Впрочем, Россу и в голову не пришло столь глубоко анализировать это обстоятельство.
— Я всегда не с того боку подхожу к вам, — произнес он после паузы. — Так случилось и в самый первый день. Нет, не тогда, когда я увидел вас впервые — ну, вы знаете… в тот день, когда я пригласил вас в кино.
— Пригласили? Нет, вы приказали мне пойти с вами в кино.
