Ознакомительная версия.
Райдер взял гранату в руки, осмотрел запал, убедился, что он на месте, и вдруг вскочил и выпрямился, потому что дверь отворилась и до нас донёсся по-военному чёткий голос сержанта Дороти Брюс:
— Генерал Файф!
Когда генерал вошёл, она, закрыв за ним дверь, удалилась в приёмную. К тому времени, разумеется, мы все уже были на ногах. Генерал в свою очередь поприветствовал нас, пожал руку Джону Беллу Шетуку и обратился к Райдеру:
— Откуда у вас, чёрт побери, эта штуковина?
Райдер поднял руку.
— Майор Гудвин только что вернул её, сэр.
— Это одна из тех Х-14?
— Так точно, сэр. Как вам известно, он их отыскал. Я разрешил ему оставить одну из них в качестве сувенира.
— Вот как? Разве я давал на это добро?
— Никак нет, сэр.
Райдер открыл ящик в своём столе, положил туда гранату и снова его закрыл. Генерал Файф придвинул к себе стул, повернул его спинкой вперёд и, оседлав, обхватил спинку руками. По-видимому, он приобрёл эту привычку, увидев фотографию Эйзенхауэра, сидящего таким образом. Ну и пусть, решил я. Он был единственным профессиональным военным среди нас всех. Полковник Райдер до войны был адвокатом и практиковал в Кливленде. Полковник Тинэм, который выглядел сложенным из кубиков, с приклеенными наугад коричневыми усиками, лоббировал интересы какого-то банка в Нью-Йорке. Лейтенант Лоусон только две недели назад приехал из Вашингтона и в своём нынешнем качестве оставался для меня загадкой. Это был Кеннет Лоусон-младший. Лоусон-старший, миллионер и владелец пищевой корпорации, верно служил своей родине в час тяжёлых испытаний, урезав собственное жалованье на сто тысяч долларов в месяц. Ещё я слышал, что Лоусон-младший на второй день появления на службе безуспешно принялся ухаживать за сержантом Брюс.
Единственный пустой стул стоял возле стальных шкафов, и на нём лежал небольшой чемодан из свиной кожи. Стараясь не шуметь и не привлекать чужого внимания, как и подобает майору в данных обстоятельствах, я поставил чемодан на пол и сел на этот стул.
— К какому же выводу вы пришли? — поинтересовался генерал Файф — Где люди? Где пресса? Где фотографы?
Лейтенант Лоусон попытался было усмехнуться, но, поймав взгляд полковника Райдера, придал своему лицу сосредоточенное выражение. Полковник Тинэм кончиком мизинца провёл по своим усикам, что было привычным для него жестом, означавшим полное спокойствие.
— Мы пока не пришли к какому-либо выводу, сэр, — ответил Райдер. — Ничего ещё не обсудили. Вулф только что появился. Что касается остальных вопросов…
— Сейчас речь идёт не об этом, — отрезал Файф и обратился к Джону Беллу Шетуку: — Увадаемый слуга народа, так где же народ? Ни микрофонов, ни кинокамер! Откуда же людям знать, что происходит?
Шетук, не моргнув глазом, постарался ответить ударом на удар.
— Послушайте, — начал он, и в голосе у него чувствовался упрёк, — мы не такие уж разгильдяи, как вам представляется. Мы стараемся выполнять свой долг. Порой мне кажется, что нам следовало бы взять армию под контроль на срок, скажем, в месяц…
— Сохрани господь!
— … а генералы и адмиралы на то же время могли бы взять под контроль Капитолий. Что послужит всем нам хорошим уроком. Уверяю вас, я вполне осознаю строгую секретность этого дела. Я ни словом не обмолвился о нём даже с членами моего комитета. Я счёл необходимым сначала посоветоваться с вами, и именно этим я сейчас и занимаюсь.
Взгляд Файфа по-прежнему оставался суровым.
— Вы получили письмо?
— Да, — кивнул Шетук. — Без подписи, напечатанное на машинке. Вполне возможно, что его написал какой-то сумасшедший, но я счёл разумным показать это письмо вам.
— Разрешите взглянуть.
— Письмо у меня, — вмешался полковник Райдер. Из-под пресс-папье на своём столе он вынул листок бумаги и, встав, хотел передать его своему начальнику. Но Файф, похлопав себя по карманам, заявил:
— Забыл взять очки. Прочитайте его вслух.
Райдер начал:
— «Дорогой сэр, обращаюсь к вам, потому что, насколько мне известно, именно вашему комитету поручено расследовать дела такого рода. Как вы знаете, во время войны армии доверяются секреты различных промышленных процессов. Эта практика, вероятно, оправдана обстоятельствами, но ни в коем случае не должна быть использована во вред обществу. Отдельные секреты, ещё не запатентованные или не охраняемые авторским правом, становятся достоянием тех, кто намеревается участвовать в послевоенном состязании тех же отраслей промышленности. Таким образом многомиллионные ценности изымаются у их полноправных владельцев.
Доказательств этому отыскать трудно, ибо нет возможности обнаружить злоумышленников до тех пор, пока украденная ими идея не воплотится в жизнь по окончании войны. Улик я представить не могу, но честное и энергичное расследование, я надеюсь, сумеет их обнаружить. Точкой отсчёта, полагаю, может служить смерть капитана Альберта Кросса из службы военной разведки. Считается, что он позавчера случайно или намеренно выбросился с двенадцатого этажа «Баском-отеля» в Нью-Йорке. Так ли? Какое расследование повлёк за собой факт его смерти со стороны начальства? Что ему стало известно? Начните с этого.
Гражданин».
Тишина. Мёртвая тишина.
Полковник Тинэм откашлялся.
— Отлично составленное письмо, — сказал он, словно учитель, который хвалит ученика за хорошее сочинение.
— Разрешите взглянуть, — подал голос Ниро Вулф.
Райдер вручил ему письмо, и я подошёл, чтобы заглянуть через плечо Вулфа. То же самое сделали Тинэм с Лоусоном. Вулф намеренно держал письмо так, чтобы нам всем было видно. Напечатанное на обычном листке почтовой бумаги с интервалом в одну строку, оно располагалось в середине страницы. Никаких ошибок и помарок. Привычно я отметил две особенности шрифта: буква «с» находилась чуть ниже строки, а «э» — чуть правее, чем следовало. Например, в слове «этого» оно задевало букву «т». Я ещё приглядывался к листку, когда Тинэм и Лоусон уже завершили чтение и вернулись на свои места. Вулф протянул мне письмо с тем, чтобы я отдал его Райдеру.
— Какая-то ерунда, — заметил, садясь, Лоусон. — Мог бы, наверное, кое-что рассказать, но, помимо упрёков в наш адрес, предпочитает отмалчиваться.
— Значит, по-вашему, лейтенант, нам следует не обращать на письмо внимания? — ядовито усмехнулся Файф.
— Сэр?
— Я спрашиваю, ваш приговор окончателен и обжалованию не подлежит? Или нам всё-таки стоит продолжить разговор?
Лоусон покраснел:
— Извините, сэр. Я просто высказал своё мнение…
— Держите его при себе. А пока смотрите и слушайте.
— Так точно, сэр.
— Если мне будет позволено… — начал полковник Тинэм.
— Да?
— Письмо примечательно тем, что написано человеком категоричным и образованным, который к тому же бегло печатает. Либо оно было продиктовано машинистке, хотя это весьма сомнительно. Поля справа удивительно ровные. И отбивка в две строки между абзацами…
Вулф что-то промычал, и Файф обратился к нему:
— Хотите что-либо сказать, сэр?
— Нет, — ответил Вулф. — Хорошо бы иметь стул пошире. Я предлагаю, если дискуссия так и будет развиваться на уровне детского сада, всем расположиться на полу.
— Недурная идея. Может, так и придётся сделать. — Файф повернулся к Шетуку. — Когда вы получили это письмо?
— В субботу утром вместе с остальной почтой, — ответил Шетук. — Разумеется, в обычном конверте, адрес напечатан на машинке, с указанием: «Лично». Штамп свидетельствует, что оно отправлено из почтового отделения в Нью-Йорке, в 19.30 в пятницу. Сначала я решил обратиться с ним в ФБР, но позвонил Хэролду… то есть полковнику Райдеру. Мне всё равно нужно было приехать в Нью-Йорк сегодня, выступить за ужином в Ассоциации промышленников, и мы пришли к выводу, что лучше показать письмо вам.
— Вы не обращались к генералу Карпентеру?
— Нет, — улыбнулся Шетук. — После того, как он месяца два назад давал показания на заседании у нас в комитете, я предпочитаю с ним не встречаться.
— Мы у него в подчинении.
— Я знаю, но он не курирует этот сектор в данный момент… — Шетук вдруг засомневался: — Или курирует?
— Нет, — покачал головой Файф. — Он варит кашу в Вашингтоне. Или поджаривает кого-нибудь. Либо делает и то и другое. Итак, вы обратились к нам, чтобы дать этому письму ход, верно?
— Не знаю, — помолчав, ответил Шетук. Он смотрел генералу в глаза. — Оно пришло ко мне как к председателю комитета Конгресса. Я явился сюда, чтобы обсудить это письмо с вами.
— Знаете… — замялся Файф. И продолжал, тщательно подбирая слова: — Вам, разумеется, известно, что я могу только подтвердить, что вопрос действительно идёт о государственной безопасности, а, значит, не подлежит обсуждению.
Ознакомительная версия.
