Гор Видал - Бокс Э. Смерть — штука тонкая. Фиш Р. Л. Афера Хавьера. Макгиверн У. Экстренный выпуск

— Понятно. — Она холодно взглянула на меня, по крайней мере настолько холодно, насколько это было возможно в условиях, когда голову вам посыпало пеплом, а температура в вагоне достигала 100 градусов по Фаренгейту.

— У вас собственная фирма?

Я кивнул.

— С тех пор, как я ушел из «Глоуб».

— Должно быть, это ужасно интересно, — неопределенным тоном протянула она. — А я сейчас работаю в «Харпере Базар».

Я сказал, что не знал, что она работает.

— Да… время от времени.

— И что вы там делаете?

— О, знаете, все зависит от ситуации.

Да, в самом деле, я это знал. В Нью-Йорке было множество элегантных состоятельных девиц с коллекцией жемчугов от фирмы «Текла» и черных платьев от Шанель, которые между окончанием колледжа и первым замужеством скрашивали досуг, работая в журналах мод. Они были очаровательны, больше всего любили бизнес по части искусства и часто крутились в галереях на 57-й стрит, чтобы посмотреть картины, а еще в районе Второй авеню — в шикарных квартирах, где нью-йоркская богема устраивала вечеринки для Эдит Ситуэлл и обсуждала очередные сплетни о Марлоне Брандо.

Лиз была полноправным членом этого сообщества, но в то же время внимательно следила, чтобы не стать его типичным представителем: она не принадлежала к числу тех модных девиц, которые делали себе на этом карьеру; поддерживала связи с парнями с Уолл-стрит, с бандой из Ньюпорта, с командой с Палм-бич и даже с теми холостяками, завсегдатаями ночных клубов, которые считали, что 57-я стрит расположена где-то между Рокфеллер-плаза и Сен-Реджис.

Мы немного поговорили про общих знакомых. У меня не было времени вращаться в ее мире, но я достаточно хорошо его знал — он состоял из моих школьных друзей, а еще из тех профессиональных зомби, которых вы неизбежно раньше или позже встретите, если вообще выходите в Нью-Йорке в свет.

Когда поезд остановился, чтобы заправиться водой или чем-то еще, если не считать пассажиров, я спросил, что она знает о миссис Виринг.

— Не думаю, что знаю о ней больше всех остальных. Она постоянно на виду, вот и все. Сама она родом откуда-то с Запада, покойный муж оставил приличное наследство, по крайней мере я так думаю. Полагаю, она немного не соответствует общепринятому образу вдовы и представительной престарелой дамы.

Примерно то же я о своей будущей хозяйке уже знал, поэтому мы немного поговорили о других вещах и договорились встретиться в субботу вечером в яхт-клубе «Леди-рок», где намечались танцы. Предполагалось, что я прибуду туда в качестве гостя миссис Виринг, но я сказал, что если она не пойдет, то смогу прорваться. Лиз решила, что это неплохая мысль.

После этого мы занялись чтением наших бульварных газеток, а поезд все мчался мимо бесчисленных утиных стай и картофельных полей — основных даров этого зеленого острова. Незадолго до Саутхемптона мы оба согласились, что кто-то явно толкнул Пич Сенду под ноги чертова слона. Но кто?

«Северные Дюны» оказались огромным обшитым посеревшими досками домом, возвышавшимся на дюнах к северу от яхт-клуба «Леди-рок», который в свою очередь располагался к северу от городка.

Меня встретил парень славянской внешности в шоферской фуражке и комбинезоне, который сразу сообщил, что его послала миссис Виринг.

Я забрался в большой автомобиль, стоявший возле вокзала, помахал Лиз, севшей в такую же колымагу, откинулся на спинку, и мы молча покатили через симпатичный городок с большими вязами, серебристым прудом и домом, в котором некто не написал «Дом, прелестный дом», но мог это произведение обдумывать.

На берегу океана, на безлесных песчаных дюнах, поросших пучками остроконечной травы, темневшими на фоне белого песка, выстроился длинный ряд больших мрачных домов. Лужайка, покрытая сочной золотисто-зеленой травой, переходила в чистенькую аккуратную дорогу, идущую к северу от городка в сторону Монтаук-пойнт. Слева и справа высились большие виллы и коттеджи, владельцы которых приезжали только на лето.

Дом «Северные Дюны» оказался одним из самых больших и мрачных. Со стороны океана вокруг дома шла крытая галерея, а снаружи он казался настоящим дворцом, хотя довольно обветшавшим.

Внутри все оказалось гораздо лучше.

Дворецкий с постной физиономией взял чемодан и провел меня в солнечную комнату: это было просторное помещение на южной стороне дома с прекрасным видом на площадку для гольфа и океан; высокие деревья закрывали вид на городок.

Миссис Виринг поднялась из кресла, в котором сидела возле пустого камина, и поздоровалась со мной.

— Я просто восхищена, мистер Серджент, как быстро вы откликнулись на мою записку.

Хозяйка тепло пожала мне руку; это была крупная уверенная женщина с большой копной голубоватых волос над бледным лицом и глубоко сидящими голубыми глазами, смотревшими на меня без всякого выражения. Ей было около пятидесяти, грудь напоминала мешок с песком, а голос не был похож ни на голос уроженцев Запада, ни на выговор завсегдатаев колониальных ресторанов в Нью-Йорке, а представлял нечто среднее.

— Присаживайтесь и выпейте чего-нибудь. Я могу позвонить… или предпочтете смешать себе сами?… Здесь все для этого есть. Я плесну себе немного «дюбонне»: никогда не пью ничего другого. Как полагаете, перед обедом неплохо пропустить по рюмочке?

Она что-то еще бормотала, а я уже отреагировал, смешав себе виски с содовой, а ей налив немного коньяка со льдом. Затем уселся в мягкое кресло напротив и стал ждать.

Но миссис Виринг не торопилась переходить к делу.

— Элма Эддердейл приедет на следующей неделе. Кажется, в понедельник, вы это знали? Я люблю ее. Она остановится в Си-Спрей… Элма ведь ваша старая приятельница, верно? Да? Конечно, мне хотелось бы с ней повидаться. Я не стала приглашать ее сюда — она предпочитает одиночество, а в этот уик-энд у меня в доме будет полно гостей.

Одним глотком она прикончила коньяк.

— Друзей и знакомых, — добавила она как-то неопределенно, глядя в окно на площадку для гольфа, золотившуюся под полуденным солнцем.

— Я хотел бы… — начал я, стремясь скорее перейти к делу.

— Не выпить ли еще? Да, полагаю, я могу себе это позволить. Мне это полезно, потому что доктор говорит: глоток коньяку перед обедом разогревает кровь.

Я налил ей коньяка в стакан для коктейля в такой дозе, которая, как мне казалось, могла довести ее кровь до кипения. Двумя изящными, чисто женскими глотками она добралась до дна стакана, и я понял, в чем состоит ее проблема. По крайней мере, одна из проблем. В любом случае выпивка пошла на пользу: глаза ее блестели, когда она поставила стакан и сказала:

— Мне нравится смешивать, а вам?

— Что смешивать, миссис Виринг?

У меня было такое чувство, что мы работаем на разной волне.

— Конечно, людей. Что же еще? — Хозяйка ослепительно улыбнулась, сверкнув белоснежными дорогостоящими зубами. — В этот уик-энд я попыталась собрать интересных людей… а не только принадлежащих к светскому обществу… хотя, конечно, все они люди светские. Здесь Брекстон. — Она сделала паузу, переваривая коньяк.

На меня это, безусловно, произвело впечатление… Или, пожалуй, точнее было сказать, что я удивился. Уровень моего интереса к современной живописи находился где-то на отметке между нулем и минус десятью, но, крутясь в модных кругах Нью-Йорка, я нахватался поверхностных знаний и мог без особого напряжения отличить импрессионизм от экспрессионизма.

Брекстон был одним из модных героев 57-й улицы. Сейчас его картины выставлялись во всех музеях. Каждый год журнал «Лайф» устраивал своим читателям прогулку по его студии, получая к немалому огорчению тонну писем, в которых говорилось, что могли бы придумать что-нибудь получше, чем тратить место на парня, чьи картины не лучше пачкотни малышки Сью из четвертого класса. Брекстон весьма профессионально распределял свое время, и меня удивило, что он собирается появиться у миссис Виринг. Но тотчас же стала ясна и причина этого.

— Его жена Милдред — моя племянница, — сообщила хозяйка, изящно слизывая кусочки льда, чтобы не пропало ни капли коньяка. — Какой переполох поднялся в семье, когда десять лет назад она вышла за него замуж! Но откуда нам было знать, что он станет таким знаменитым?

Я позволил предположить, что всегда велика роль случайности.

— В любом случае, ужасно приятно, что они будут здесь. Он совсем не навязчив, хотя должна сказать, что люблю живопись и художников и не жду от них, чтобы они походили на обычных людей. Я хочу сказать, ведь они отличаются, верно? Они вовсе не такие, как мы.

«Дорогуша, говори только за себя», — мысленно сказал я, коротко кивнув в ответ. Мне было интересно, имеют ли Брекстоны что-нибудь общее с делом, по поводу которого меня пригласили на уик-энд. Может, в этом приглашении заключалась какая-то хитрость? Однако я решил промолчать.