Я как раз сидел у нее в закусочной, когда она увидела пса. Смит тогда впервые вышел в город с псом.
– Собакам вход воспрещен, – отрезала Берта, когда увидела, что Смит подошел с псом к двери.
Он кивнул и устроился на маленькой веранде под навесом. Там было прохладно, и мухи не залетали. Пес улегся у его ног.
– Яичницу с ветчиной, – заказал Смит.
Берта поставила сковороду на огонь и разбила яйца. В этот момент послышался громкий скулеж. Большая Берта и Фред Смит одновременно подняли головы. Пес убегал по улице, поджав хвост, а у дверей закусочной стоял Гарри Фэйн и, смеясь, швырял в него камни.
– Это пес Фреда Смита, – сказала Большая Берта.
Фэйн вошел в закусочную и устроился у стойки:
– Мне плевать, чей это пес. Когда я хочу бросить камень в собаку, я бросаю. Ты что-то хотел возразить, Смит?
Смит, не поднимая глаз, разглядывал стойку.
Берта на мгновение задержала на нем взгляд, а затем отвернулась к плите. Яичница с ветчиной для Фреда была готова. Она подвинула к нему тарелку, и Смит торопливо принялся за еду. Он хотел поскорее уйти отсюда. Берта взглянула на меня и пожала плечами.
Тут вернулся, поскуливая, пес. Он искал Смита, но боялся подойти к дверям закусочной ближе, чем на расстояние полета камня. Берта вытерла руки передником и подошла к двери.
– Иди сюда! – позвала она пса.
Пес остановился и внимательно посмотрел на нее своими желтыми глазами. Она взяла в руку обрезок мяса и стала подзывать его свистом. Тогда он приблизился к ней, причем последнюю часть пути он проделал ползком на брюхе, слегка поскуливая. Она дала ему мясо и молча смотрела, как он ест.
Фэйн слез с табурета и громко топнул ногой по полу. Пес взвизгнул и бросился бежать. Фэйн расхохотался. Большая Берта повернулась к нему и сказала спокойным холодным тоном:
– Когда я хочу познакомиться с собакой, тебе не следует лезть в мои дела. Это хороший пес. Его кто-то сломал и заставил бояться всего и всех.
Фэйн встретился с ней взглядом и заколебался. Он обычно делал в этом городке все, что хотел. Он контролировал продажу алкоголя и танцевальные залы. И конечно же, он был заодно с Крайдером.
– Не надо сразу так сердиться, – наконец пробормотал он.
Большая Берта фыркнула и снова позвала пса.
– Для собаки нехорошо общаться с человеком, который всего боится, – объяснила она Смиту.
– Кто говорит, что я всего боюсь? – спросил Смит, запихнув в рот остатки яичницы в надежде поскорее покончить со всем этим.
– Я говорю, – ответила Большая Берта.
Смит бросил на стойку монету и торопливо вышел из закусочной.
Большая Берта держала тем временем пса за ошейник, не пуская его.
– Ты останешься здесь, со мной, – сказала она псу.
– Этот пес – единственный друг Фреда Смита, – попытался вмешаться я.
– Мне все равно, – заметила она. – Я люблю животных. В этом псе очень многое заложено, и нельзя позволять сломать его, даже ради того, чтобы избавить человека от одиночества. Когда-то это был хороший пес. Но потом он либо потерялся, либо его украл кто-то, кто не умеет обращаться с собаками. Пес перестал себя уважать. Его хозяин, наверное, бил его, когда ему надо было всего лишь поговорить с псом. У пса появился сначала один маленький страх, потом второй, потом они превратились в большой страх, и в конце концов он привык всего бояться.
– Тебе уже не удастся исправить его, – предупредил я, хотя ее слова заинтересовали меня. – Возьми, например, Фэйна – да этот пес будет всегда, всю свою жизнь бояться его.
Фэйн расхохотался. Ему доставляло особое удовольствие знать, что и люди, и собаки боятся его.
– Много вы знаете про это! – презрительно фыркнула Большая Берта. – Конечно, я не смогу заставить пса преодолеть большой страх, только разговаривая с ним. Но я могу отыскать его маленькие страхи и заставить его победить их. А после этого он уже сам справится с большим. Страх и сомнение – всего лишь вредные привычки, от которых можно избавиться, если захотеть.
Большая Берта завела пса за стойку и принялась разговаривать с ним. Она говорила тихо, но властно. Пес негромко поскуливал, как бы пытаясь ответить ей. Они все еще беседовали друг с другом, когда я вышел из закусочной.
На следующей неделе я видел пса дважды. И оба раза он убегал. Я не видел, как Фэйн бросал в него камни, но во второй раз я успел заметить движение его руки, когда камень уже летел в воздухе. Он, смеясь, зашел в закусочную Берты. Я направился следом за ним.
– Фэйн, – сказал я, – оставь в покое пса!
Он с угрозой взглянул на меня.
– Тебе-то какое дело? – спросил он.
– Я сказал – оставь! – повторил я.
– Видать, он – твой единокровный братец. – И Фэйн, издеваясь, толкнул меня в левое плечо.
А правой рукой потянулся к кобуре, спрятанной у него слева под мышкой. В этот момент удар моей правой достиг цели. Фэйн отлетел к стене, сбив по дороге табурет, и рухнул на пол. Через мгновение он уже опять стоял на ногах, а в его правой руке блеснула вороненая сталь револьвера. Я не был вооружен. Сейчас люди, как правило, не носят при себе постоянно огнестрельного оружия. У меня был единственный, пусть очень небольшой шанс – я мог швырнуть табурет в его сторону и таким образом блокировать пулю. Я схватил ближайший табурет.
– На сегодня хватит, – спокойно заметила Большая Берта, наваливаясь на стойку грудью.
В руке у нее был обрез двустволки, и оба ствола смотрели прямо в живот Фэйну. Он опустил револьвер.
В этот момент в закусочную вбежал Крайдер. Как и следовало ожидать, он встал на сторону Фэйна. Они оштрафовали меня на пятьдесят долларов и присудили к тридцатидневному тюремному заключению условно – за нарушение порядка, нападение на человека и нанесение телесных повреждений. Они пытались также привлечь Берту к ответственности за вооруженное нападение, но она тут же собрала вещи и заявила, что готова предстать перед жюри присяжных в округе. Крайдер чуть ли не на коленях стал умолять ее забыть про стычку.
Я извинился перед Бертой и сказал, что никогда не мог спокойно смотреть, как люди обижают собак. Она пожала своими полными плечами.
– Это должен решать сам пес, – объяснила она мне так спокойно, как если бы рассказывала о воспитании ребенка, – если собака постоянно ожидает пинка, всегда найдется человек, который пнет ее. Человек должен уважать себя, чтобы его уважали другие. С собаками – то же самое.
Пес лежал на полу у ее ног, и казалось, что он понимает все, что она говорит.
Я сказал про это Большой Берте.
– Конечно, понимает, – согласилась она. – Он – очень умный пес. В этом одна из его проблем: он слишком чувствительный. Но он все равно победит свой страх.
Пес заскулил, как бы пытаясь подтвердить ее слова.
– Ты уже придумала ему имя? – спросил я.
– Рык, – ответила она.
– Чертовски подходящее имя. Лучше бы назвала его Скулеж.
– Ты, наверное, хотел пошутить? – нахмурилась она. – Но вышло совсем не смешно.
Только через три недели я снова увидел пса и Фэйна. Фред Смит шел рядом со мной. Было что-то рабское в его старании приноровиться к собеседнику. Он говорил слишком много и слишком быстро. Я вполуха слушал его длинный и запутанный рассказ о состоянии его нервов и здоровья.
Он увидел пса перед дверью закусочной Берты и свистом подозвал его. Пес затрусил к нему через улицу. Он был рад увидеть Фреда – это было ясно.
Не успел он добежать до середины улицы, как в пыль прямо у его брюха упал камень. Я посмотрел в ту сторону, откуда он плюхнулся. На углу улицы стоял Фэйн и уже поднимал второй камень.
Фред Смит побледнел. Он переводил взгляд с меня на Фэйна, с Фэйна – на пса.
Я помнил, как Берта говорила, что пес должен сам решать свои проблемы, но я знал кое-что о Фэйне и поэтому бросился к нему. Мне было все равно, что мне придется все-таки отсидеть тридцать дней в тюрьме. Нам с Фэйном давно пора было выяснить отношения; а сейчас и у меня под левой подмышкой торчало оружие. Ладно, наш спор будет длиться так долго, как захочет сам Фэйн.
Но на этот раз все решил пес.
В первое мгновение он повел себя так, как будто собирался броситься прочь от Фэйна. Потом остановился и, поколебавшись, зарычал, и рычание воодушевило его. Он кинулся к Фэйну, и Фэйн от неожиданности выронил камень так быстро, словно камень был слишком горячим, чтобы держать его в руке. Когда пес почувствовал, что Фэйн боится, он побежал к нему с удвоенной скоростью.
Правая рука Фэйна потянулась к кобуре. Пес прижался к земле, изготовившись к прыжку, и в его глазах горел желтый огонь ненависти. Фэйн бросил взгляд через плечо, заметил рядом с собой гостеприимно распахнутую дверь салуна и тут же нырнул в нее. Пес прыгнул как раз в тот момент, когда дверь захлопнулась за Фэйном.
Я посмотрел на Фреда Смита. На его лице светилось смешанное чувство гордости и стыда. Гордости – за пса, стыда – за себя.
Я зашел в закусочную и рассказал про все это Большой Берте. Смит вошел вместе со мной.
