Хэмер вернулся домой в полном смятении. Напрасно он старался все это выбросить из головы. Лежа в постели, он уже почти засыпал, когда часы в гостиной пробили час. Один удар, затем тишина, но кратковременнейшая… ее нарушили знакомые звуки… Сна тут же как не бывало. Хэмер почувствовал, как быстро колотится его сердце. Он был где-то рядом, тот человек из переулка…
Звуки текли, приятно обволакивая, плавная размеренность чередовалась с радостным будоражащим всплеском – той самой упоительной музыкальной фразой… «Это непостижимо, – пробормотал Хэмер, – непостижимо. Словно выросли крылья…»
Яснее и яснее, выше и выше – каждая волна звуков поднималась выше предыдущей и увлекала его за собой… На этот раз он не сопротивлялся, он позволил себя увлечь… Вверх-вверх… Волны несказанной благодати несли его выше, выше… Ликующие и безудержные, они целиком поглотили его.
Выше и выше… Теперь они преодолели грани человеческих возможностей, но они все равно продолжали наслаивать это блаженство – поднимаясь, все еще поднимаясь… Достигнут ли они конечной цели, полной гармонии, головокружительной высоты?
Еще один подъем…
…Что-то потащило его вниз. Что-то громоздкое, тяжелое и неодолимое. Оно тянуло – безжалостно тянуло его назад, вниз… вниз…
Он лежал в постели, пристально смотря на окно. Затем, мучительно, тяжело дыша, приподнял руку. Это немудреное движение показалось ему невероятно трудным. Тесной вдруг стала мягкая постель, и тягостно было смотреть на тяжелые плотные занавески, преграждавшие путь свету и воздуху. Потолок, казалось, давил на него. Хэмер почувствовал, что задыхается… Он слегка шевельнулся под одеялом, и вес собственного тела показался ему просто чудовищным…
– Я хочу с вами посоветоваться, Сэлдон, как с врачом.
Сэлдон чуть отодвинул свое кресло от стола. Он давно уже ждал, когда Хэмер заговорит о том, ради чего пригласил его вместе отобедать. Он редко виделся с Хэмером в последнее время. И сегодня в глаза ему бросилась некая перемена в поведении друга.
– Так вот, – сказал миллионер, – меня беспокоит мое состояние.
Сэлдон улыбнулся.
– Вы выглядите очень даже неплохо.
– Это не так. – Хэмер помолчал, а затем произнес: – Боюсь, что я схожу с ума.
Сэлдон с внезапным любопытством посмотрел на него и неторопливо налил себе портвейна.
– Почему вы так решили?
– Со мной творится нечто невероятное. Такого просто не может быть. А значит… значит, я действительно схожу с ума.
– Не торопитесь, – сказал Сэлдон, – и расскажите, что именно вас беспокоит.
– Я никогда не верил россказням о каких-то там особых мирах, – начал Хэмер. – Но это ощущение… Ладно, я лучше расскажу все по порядку. Это началось однажды вечером прошлой зимой.
Он кратко поведал о встрече с калекой-музыкантом и о странных переменах в своем мироощущении, последовавших за этой встречей.
– Так все началось. Я не смогу вам объяснить, какое оно – ощущение, которое я имею в виду, – но оно изумительно! С того вечера это продолжается постоянно. Не каждую ночь, но довольно часто. Дивная музыка, ощущение подъема, парения в вышине… и затем невыносимо тяжкое возвращение на землю, и после этого боль, самая настоящая физическая боль при пробуждении. Это как резкий спуск с высокой горы – знаете эти болезненные ощущения в ушах при спуске? Примерно то же самое, но гораздо сильнее, и еще ужасное ощущение собственной тяжести – когда ты скован, подмят собственным телом…
Он прервался, и наступила пауза.
– Прислуга уже думает, что я окончательно спятил. Я не могу находиться в доме – вот, оборудовал себе жилище на крыше, под открытым небом, без мебели и ковров, без занавесок и пологов… Но теперь мне мешают окрестные дома. Мне не хватает простора, открытого пространства, где можно дышать полной грудью… – Он посмотрел на Сэлдона. – Ну, что вы скажете? Вы можете как-то это объяснить?
– Гм… Объяснений множество. Вас загипнотизировали. Или вы сами все это себе внушили. Сдали нервы. А возможно… возможно, все это вам только снится.
Хэмер покачал головой.
– Ни одно из этих объяснений не подходит.
– Имеются, впрочем, и другие, – медленно произнес Сэлдон, – но они не очень… популярны.
– А вы лично признаете их?
– В целом да! Существует много явлений, которые мы не в состоянии понять, их невозможно объяснить обычным способом. Нам предстоит еще многое узнать. И для этого нужно просто держать открытыми глаза и уши.
– Но что делать мне? – спросил Хэмер, немного помолчав. – Что посоветуете?
Сэлдон наклонился к нему:
– Уезжайте-ка из Лондона и подыщите себе подходящее открытое пространство. И эти ваши грезы… или галлюцинации, возможно, прекратятся.
– Нет-нет, – возразил Хэмер. – Только не это. Я не хочу, чтобы они прекращались.
– А-а… так я и думал. Есть еще одна возможность. Найдите этого калеку. Вы приписываете ему всякие сверхъестественные способности. Поговорите с ним. Развейте чары.
Хэмер вновь покачал головой.
– Но почему?
– Я боюсь, – честно ответил Хэмер.
Сэлдон нетерпеливо повел плечом.
– Ну как можно так слепо во все это верить?! Эта мелодия – этот своего рода… э… э… проводник, с которого все пошло-поехало… на что, кстати, она похожа?
Хэмер принялся напевать – Сэлдон сосредоточенно слушал.
– Очень напоминает увертюру из «Риенци». Действительно возникает ощущение легкости, кажется, вот-вот взлетишь. Но смотрите – я не отрываюсь от земли, и никакого намека на крылья… А кстати, эти ваши полеты, они всегда одинаковы?
– Нет, нет. – Хэмер стремительно наклонился вперед. – Я чувствую себя все увереннее во время парения. И с каждым разом чуть больше вижу. Это трудно объяснить. Понимаете, я как бы приближаюсь к определенной точке – музыка несет меня туда – не плавно, а толчками, на гребне невидимых волн, и каждая волна поднимает выше, чем предыдущая, до некой точки, откуда уже невозможно двигаться выше. Я останавливаюсь там, пока меня насильно не возвращают назад… Это не какое-то конкретное место, а целая страна. Да-да. Не сразу, а спустя некоторое время я начинаю ощущать, что рядом есть и другие существа и они ждут того момента, когда я буду способен воспринимать их. Вспомните котенка. У него есть глаза, но рождается он слепым и должен научиться видеть. Примерно то же происходит и со мной. Глаза и уши там уже не могут мне служить, но появляются – правда, совсем еще слабые – какие-то иные органы восприятия информации – не телесные. Мало-помалу все это нарастает… Возникает ощущение света… затем звука… затем цвета… Все очень туманно и смутно. Это скорее познание вещей, нежели просто их восприятие… Всякий раз я этим своим новым зрением сначала видел свет, свет, который становился все сильнее и ярче, потом – песок, огромную пустыню из красноватого песка, пересеченную длинными полосами воды, очень похоже на каналы…
Сэлдон резко выдохнул.
– Каналы? Как интересно… Продолжайте.
– Это еще что! Самое главное было потом – то, что я не мог видеть, но слышал. Слышал звуки, подобные взмаху крыльев… Сам не знаю почему, но это вызывало ощущение невероятного блаженства! Не-ве-ро-ятного. А затем вам даруют другое наслаждение… Я видел их! Крылья! Ох, Сэлдон, Крылья!
– Но что это такое? Люди? Ангелы? Птицы?
– Я не знаю. Я не могу понять – пока еще не могу. Но этот цвет! Цвет Крыла – в нашей реальности такого нет – это потрясающий цвет.
– Цвет крыла? На что это похоже?
Хэмер нетерпеливо махнул рукой.
– Как мне вам объяснить? Как объяснить слепцу, что такое голубой цвет! Вам его никогда не увидеть – цвет Крыла!
– Ну?
– Вот и все. Потом падение вниз. И с каждым разом все более мучительное. Спрашивается, почему? В тот странный мир я отправляюсь без телесной оболочки. Почему же тогда мое возвращение причиняет такую страшную боль?
Сэлдон сочувственно покивал головой.
– Это что-то ужасное. Невыносимая тяжесть, затем боль – в каждом суставе, в каждом нерве, а в ушах будто вот-вот лопнут перепонки. Я хочу света, воздуха, простора – главное, простора, чтобы не задыхаться. И я хочу полной свободы.
Вот это-то и есть самое страшное. Я, как и прежде, обожаю всякие земные радости, если не больше, чем прежде. И вся эта роскошь и удовольствия тянут меня прочь от Крыльев. В душе моей идет непрерывная борьба. И я сам не знаю, чем это закончится.
Сэлдон сидел безмолвно. История, которую он выслушал, была просто невероятной. Фантастика! Было ли это иллюзией, повторяющейся галлюцинацией? Или же… действительностью – при всей своей невероятности? И если так, почему именно на Хэмера пал выбор? Этот материалист, не признающий никаких духовных начал, был самым неподходящим человеком для подобных испытаний. И ведь именно ему приоткрылся другой мир…
Хэмер с тревогой смотрел на друга.
– Я полагаю, – задумчиво подытожил он, – что вам остается только ждать. И наблюдать за тем, что произойдет дальше.