Декок равнодушно пожал плечами.
— Ты меня не впечатлил, — спокойно заявил он. Инспектор поднял глаза на Стаблинского: — Как говаривала моя старая матушка, тот, кто легко клянется, так же легко лжет. — Он указал на стул перед своим столом. — Сядь, Игорь, — резко, с некоторым раздражением сказал Декок. — Ты действуешь мне на нервы.
Стаблинский неохотно уселся на стул. Инспектор немного покопался в ящике стола и нашел там маленькую книжку в коричневом кожаном переплете: это был деловой календарь.
— Догадайся, что еще у нас есть в дополнение к показаниям миссис Брооймен, волосам и крови жертвы на ломе? Мне эта книженция попалась на глаза во время обыска в твоем доме: оказалась во внутреннем кармане твоей спортивной куртки.
Декок открыл книжку и полистал страницы.
— Здесь я нашел, — продолжил он, — имена и адреса. Среди них были и имена и адреса миссис Линсхот и Самуэля Лайона. Полагаю, у тебя найдется разумное объяснение?
Стаблинский снова поерзал на стуле. Декок улыбнулся.
— Ну, — сказал он, — лично я рад, что не вхожу в круг твоих знакомых. Для некоторых из них жизнь закончилась весьма трагично.
Он еще полистал страницы, разыскивая ту, что требовалась ему в данный момент.
— Мы с моим напарником Фледдером проверили весь список. Можно даже сказать, что мы сделали это дважды… — Он хмуро усмехнулся. — Те из этого списка, кто еще жив, все люди состоятельные… пожилые состоятельные люди…
Он взглянул на Стаблинского.
— Что ты задумал, Игорь? — мягко спросил он. — Ты собирался убрать их одного за другим, не торопясь? В чем твоя проблема? Ты что, страдаешь особой ненавистью к богатым старикам?
Но Игорь Стаблинский продолжал настаивать:
— Повторяю, не было никакого плана. Я не убийца.
— Будешь возражать, если я позволю себе с тобой не согласиться?
— Я ничего не имею против стариков.
Декок снова хмуро усмехнулся:
— Если, конечно, у них не полно денег.
Стаблинский с ненавистью взглянул на человека, сидящего напротив него. Его щеки постепенно покраснели, а стальные глаза сузились, приобретая кровожадный блеск.
Декок положил книжку на стол и откинулся на спинку кресла. Его лицо приняло задумчивое выражение.
— Мне показалось странным совпадением, — сказал он медленно и задумчиво, — что к обеим жертвам… миссис Линсхот и старине Сэму… убийца или убийцы подкрались сзади. — Он склонил голову и взглянул на Игоря. Ему удалось встретиться с ним взглядом. — Готов поспорить, что у тебя не хватает мужества взглянуть в глаза даже самой слабой жертве.
За спиной Декока резко зазвонил телефон. Инспектор бросил книжку назад в ящик и повернул кресло наполовину, чтобы снять трубку. В тот момент, когда он поднес ее к уху, раздался резкий крик:
— Декок!
Это был голос Фледдера.
Декок снова повернулся к столу и, сразу же осознав опасность, резко крутанул кресло в сторону, одновременно отталкиваясь от стола. Колесики проделали остальную работу, откатив его из опасной зоны. Одновременно телефонный аппарат грохнулся на пол.
Ломик, все еще в полиэтиленовом пакете, со страшным грохотом обрушился на край стола в нескольких дюймах от того места, где только что находилась голова Декока. Пока Фледдер боролся со Стаблинским, инспектор поднял телефонный аппарат и крикнул в трубку:
— Подождите секунду, пожалуйста.
Он держал трубку, пока несколько офицеров, сидевших за соседними столами, помогли выволочь Стаблинского из большой комнаты, где находились детективы. Затем он продолжил разговор, стараясь скрыть легкую дрожь в голосе.
После того как орущего и визжащего Игоря Стаблинского увели два констебля в форме, Декок положил трубку на рычаг. Лицо его приобрело серый оттенок; он был явно выбит из колеи. Положив ладонь на стол, он провел ею по металлическому бортику, обнаружив большую вмятину. Затем взглянул в обеспокоенное лицо Фледдера.
— Спасибо, сынок, — тихо сказал он.
— Я как раз только что вошел, — улыбнулся молодой инспектор.
— Я допустил оплошность, — признался Декок. — Нельзя было оставлять ломик на виду. И мне не следовало допрашивать его без наручников. — Он слабо улыбнулся: — Извини, что я тебя не подождал.
Он глубоко вдохнул и шумно выдохнул. Сердце уже начало биться нормально. Он взглянул на напарника и снова улыбнулся:
— Наверное, теперь мы наконец-то уберем телефонный аппарат из-за моей спины. Он слишком отвлекает. Поставь его туда, где он стоял раньше — на мой стол: так я буду чувствовать себя нормально.
Фледдер все еще выглядел обеспокоенным. Декок улыбнулся, чтобы поддержать его:
— Я понимаю, что телефонный аппарат тут ни при чем. Хотя я точно знал, что мне никогда не следует поворачиваться спиной к Игорю, резкий звонок заставил меня поступить неразумно.
Фледдер сел верхом на стул перед столом Декока:
— Он признался?
Декок отрицательно покачал головой:
— Мне кажется, он скорее предпочтет медленную смерть.
Фледдер нетерпеливо махнул рукой:
— То, что он только что сделал, называется попыткой убийства. Разве это само по себе не признание? Во всяком случае, это доказывает, что Стаблинский способен на убийство… и всегда готов размозжить голову жертве и любому, кто встанет на его пути.
Декок помедлил, прежде чем ответить. Он потер ладонью шею под воротником, будто ему не хватало воздуха, рассеяно заметил, что шея влажная. Подмышки тоже промокли от пота.
— Нам не удастся это использовать в качестве свидетельства в делах миссис Линсхот и Сэма Лайона. Даже средненький адвокатишка сможет объяснить нападение на меня целым рядом причин. Игорь не дурак, а его адвокат более чем компетентен. Скорее всего, эта парочка что-нибудь придумает. Я не удивлюсь, если они еще и жалобу на меня подадут.
— На вас?
— Да.
— На каком основании?
— Применение насилия, например.
Фледдер оторопело смотрел на него.
— Разве вы его били?
Декок рассмеялся:
— Разумеется, нет. Надеюсь, на это у меня ума хватает. Я пальцем до него не дотронулся. — Он пожал плечами. — Но подобные жалобы вообще не нуждаются в правдивых фактах.
Фледдер совсем растерялся.
— Не нуждаются в правдивых фактах? — переспросил он. — Но ложное обвинение преследуется по закону.
Декок широко ухмыльнулся:
— Только не в том случае, когда жалоба направлена против офицера полиции. — Слова прозвучали цинично. — Я ни разу не слышал, чтобы кого-нибудь осудили за ложное обвинение полицейского. Похоже, в Голландии это разрешено.
— Вы разозлили Игоря?
Декок перебирал в уме разговор, глядя в пространство. Он обладал редкой способностью вспомнить после допроса слова, выражения лица и жесты. Затем инспектор отрицательно покачал головой.
— Нет, — задумчиво ответил он. — Временами разговор становился несдержанным. Нельзя сказать, чтобы мы обменивались любезностями, но мне думается, что настоящей злобы я у него не вызвал. Скорее, Стаблинский притворился, что впал в ярость.
— И? — настаивал Фледдер.
— И ты знаешь, что не всегда получается во время допроса оставаться совершенно спокойным. Случаются моменты, когда эмоции грозят тебя захлестнуть — такая уж работа. А Игорь Стаблинский очень умный подозреваемый. Он понимает, что упрямое, глупое отрицание выводит из себя. Как и любой следователь, я начинаю терять терпение, потом выхожу из себя. На этот раз я продолжал допрос, поскольку полагал, что он вот-вот расколется. И тут зазвонил телефон.
Фледдер задумчиво взглянул на него:
— И кто звонил?
Декок поморщился.
— Вот это самое странное, — сказал он. — Звонила женщина, старая женщина. Хотела узнать, не знаю ли я чего-нибудь о ее гусях.
— Гусях?
— Так она сказала.
— Что за женщина? Она назвалась?
— Да, — ответил Декок, — звонила миссис Бюилдайк.
Фледдер явно удивился:
— Бюилдайк? Живет на берегу Амстела?
— Да.
— Ее имя и адрес есть в списке Стаблинского Декок хлопнул себя ладонью по лбу:
— Ну разумеется. Из-за всей этой суеты я не сразу сориентировался. Давай выясним побольше насчет этой милой дамы.
Оба инспектора сидели в «фольксвагене жуке». За рулем — Фледдер. Декок с трудом поместил свою костлявую фигуру на крошечном пассажирском сиденье. Они проехали плотину в центре Амстердама, затем миновали пирс с экскурсионными лодками, на выезде из города переехали через мост. Солнце скрылось за большой темной тучей. Начал нерешительно накрапывать дождик, который быстро превратился в ливень. Замасленное лобовое стекло покрыла сеть маленьких водяных пузырьков. Фледдер включил дворники.
Казалось, движение дворников заворожило Декока. Их медленные плавные наклоны вводили в транс, успокаивали. Он сдвинул потерявшую форму старую шляпу ниже на глаза и сполз на сиденье, в результате чего оказался практически на спине. Колени его упирались в приборную доску.
