Я дождался, когда он подойдет к столу и втиснет свою тушу весом в одну седьмую тонны в гигантское кресло, и сказал:
– Они доставили Пита в прокуратуру. По всей вероятности, он так туда и не вернулся…
Раздался дверной звонок. Я поднялся, вышел в холл, включил свет на приступках, ну и сразу же узнал знакомую мускулистую фигуру сквозь стекло, прозрачное лишь с внутренней стороны.
– Кремер, – сообщил я Вульфу.
– Что ему нужно? – проворчал тот.
Это означало впустить его в дом. Когда инспектора Кремера из Южного отдела по расследованию убийств впускать не следует по какой-нибудь веской причине или же без всякой причины, Вульф просто рявкает: «Нет!». Когда же его можно впустить, но сначала требуется помурыжить, опять-таки обоснованно или совершенно необоснованно, Вульф изрекает: «Я занят».
Что касается Кремера, это тоже человек настроений. Когда я открою дверь, он может перешагнуть через порог и зашагать через холл, не соизволив со мной поздороваться. Или же он может бросить мне «Хеллоу» как нормальный мужчина мужчине. Дважды он даже назвал меня «Арчи», но это просто у него сорвалось с языка.
На этот раз Кремер позволил мне забрать у него пальто и шляпу, а когда я вошел в кабинет, он уже сидел в красном кожаном кресле у края письменного стола Вульфа, но не откинулся в свободной позе на спинку. Это кресло было очень глубоким, Кремеру же нравилось сидеть, далеко вытянув перед собой ноги. Я ни разу не видел, чтобы он сидел со скрещенными ногами.
Кремер начал с того, что его дело не отнимет много времени, ему просто нужна небольшая информация, и Вульф снизошел.
– В отношении того человека, который приходил сегодня чистить ботинки, – пояснил Кремер, – Питера Вассоза. Когда он сюда явился?
Вульф покачал головой:
– Вам бы уже следовало запомнить, хотя, несомненно, вы и знаете, что я отвечаю на ваши вопросы только тогда, когда вы докажете мне наличие связи между вашим служебным долгом и моими обязанностями, причем последнее слово принадлежит мне.
– Даже…
Кремер плотно сжал губы и явно сосчитал до пяти.
– Да-а, вы вечно все усложняете, как бы просто это ни было! Я расследую возможное убийство, которое, может быть, совершил Питер Вассоз. Если это так, то сразу же после этого он отправился к вам. Мне известно, что на протяжении трех с лишним лет он приходит сюда три раза в неделю чистить обувь, но сегодня он явился раньше обычного… Я хочу знать, что он вам сказал. Мне не требуется вам напоминать, что вы всего лишь частный детектив, работающий по лицензии, а не адвокат, так что те сведения, которыми вы располагаете, не подпадают под категорию «привилегированной информации». Когда пришел сюда Вассоз и что он говорил?
Брови Вульфа поползли вверх.
– Что за неопределенность? «Может быть» совершенно недостаточно. Человек мог вывалиться из окна без посторонней помощи.
– Этот – нет. Почти наверняка, нет. На его письменном столе была одна штуковина, большой кусок полированного окаменевшего дерева. Она была тщательно вытерта. Вы понимаете, что на ней непременно должны были находиться чьи-то отпечатки пальцев, пусть не очень четкие. А тут ничего. Дерево вытерли самым тщательным образом. А сзади на голове Эшби, у основания черепа, имеется след от удара каким-то гладким круглым предметом. Это не результат соприкосновения с тротуаром, да и при падении вниз Эшби не мог его заполучить. В газетах про это еще не упоминалось, будет сообщено в утреннем выпуске.
Вульф поморщился:
– В таком случае, поговорим о вашем втором «может быть». Допустим, что Эшби действительно кто-то ударил по голове этим тяжелым предметом, а потом выпихнул из окна. По времени этого не мог сделать мистер Вассоз. Некая мисс Кокс видела, как он вошел в кабинет мистера Эшби, а через пару секунд после этого, не найдя в нем никого, он выглянул из окошка и увидел внизу толпу, собравшуюся на тротуаре. Если мисс Кокс может определить время…
– Может. Но Вассоз мог побывать в кабинете еще до этого, проникнув в него через другую дверь из внешнего холла. Эта дверь была на запоре, но если бы Вассоз постучался, Эшби бы его впустил в кабинет. Ну, а тот ударил Эшби по голове этим предметом, убил или оглушил, затем либо отнес, либо дотащил тело до окна и вытолкнул наружу. Вышел из кабинета через эту же дверь, прошел через холл в приемную, где поговорил с мисс Кокс, прошел в кабинет мистера Мерсера, почистил ему ботинки, затем в кабинет мистера Буша, где тоже почистил ботинки, и уже после этого – вторично в кабинет Эшби, но теперь уже через внутренний холл, где снова перемолвился парой слов с мисс Кокс, то ли выглянул из окна кабинета, то ли нет, вышел через другую дверь, спустился вниз на лифте и поспешил к вам… Что он сказал?
– Весьма изобретательная схема… И все это время незамеченный никем труп лежал на дорожке возле крупного административного здания… Олл-райт, это не моя забота, хотя я не стану притворяться, будто бы меня это дело совершенно не интересует. Помимо многих приятных бесед, которые я вел с мистером Вассозом, он превосходно чистил обувь и отличается завидной пунктуальностью. Его было бы трудно заменить. По этой причине я буду снисходителен к вашей просьбе. Арчи, полнейший рапорт мистеру Кремеру. Дословно.
Я доложил.
Это было просто по сравнению с некоторыми долгими и сложными диалогами, которые мне приходилось пересказывать Вульфу за многие годы работы у него. Я достал записную книжку и авторучку, чтобы застенографировать свой отчет, дабы впоследствии не вкралось никакого расхождения, если Кремер потребует отпечатать и подписать его. Поскольку я смотрел в свои записи, я не мог видеть физиономии Кремера, но, конечно, его холодные серые глаза были прикованы ко мне, пытаясь подметить «пропуски в тексте» или колебания.
Когда я подошел к финишу, описав уход Пита, я сунул книжку к себе, в стол, Кремер снова повернулся к Вульфу:
– Вы советовали ему сразу же туда возвратиться?
– Да. Память у мистера Гудвина превосходная.
– Знаю, но он неплохо умеет и забывать. Вассоз не вернулся, он прямиком отправился домой, там мы его и нашли. Его отчет о разговоре с вами совпадает с сообщением мистера Гудвина, только он кое-что выпустил или же Гудвин что-то добавил. Вассоз не упоминал о том, что сказал вам, что кого-то видел.
– Он этого и не сказал. Вы все отлично слышали. Там было «если», что если бы он сказал полицейскому, что кого-то видел.
– Да-а. Например, так: если бы он сказал полицейскому, что видел, как кто-то вошел в комнату Эшби через дверь из внутреннего холла, было бы это хорошей идеей или нет? Нечто подобное?
– Фи, как неумно. Вы вправе делать какие-то, угодные вам предположения, но не ждите, чтобы я их расценивал. Я сразу же сказал, что я – лицо заинтересованное, для меня оказалось бы крупной неприятностью потерять мистера Вассоза. Если он убил этого человека, жюри заинтересуется, почему. Я тоже.
– Мы еще не готовы для жюри.
Кремер поднялся.
– Но нам нетрудно догадаться почему. Допуская, что Гудвин сообщил мне все, что сегодня сказал Вассоз, в чем я все же сомневаюсь, я хотел бы еще знать, о чем Вассоз беседовал с вами в остальные дни? Что он рассказывал об Эшби?
– Ничего.
– Никогда не упоминал его имени?
– Никогда. Арчи?
– Совершенно верно. До сегодняшнего дня ни разу.
– Что он когда-либо рассказывал о своей дочери?
– Ничего, – ответил Вульф.
– Вношу поправку, – вмешался я, – То, о чем говорил Пит, предназначалось не для мистера Вульфа, который рассуждал с ним о славе Древней Греции. Но однажды, года два с лишним назад, примерно в июне 1958 года, когда мистер Вульф лежал наверху в постели с гриппом, Пит рассказал мне, что его дочка только что закончила среднюю школу и показал мне ее фотографию. Мы бы с Питом знали друг друга гораздо лучше, если бы не Древняя Греция.
– А после того он ни разу не упоминал о своей дочери?
– Нет, как бы ему это удалось?
– Глупости. Греция? Кому это нужно?
Кремер посмотрел на Вульфа:
– Знаете, что я думаю? Вот что. Если вы и знаете, что Вассоз убил Эшби и по какой причине – из-за своей дочери, и могли бы помочь правосудию привлечь Вассоза за это к ответственности, вы все равно не стали бы это делать.
Он постучал пальцем по письменному столу Вульфа.
– Только потому что вы можете рассчитывать на то, что он и дальше будет приходить чистить вам обувь и потому что вам нравится забивать ему голову разными россказнями о людях, про которых никто не слыхал. Тут вы весь!
Его взгляд перешел на меня:
– И вы тоже!
Он повернулся и выскочил из кабинета.
Ровно через двадцать восемь часов, в половине одиннадцатого вечера во вторник, я пошел отворять входную дверь, услышав звонок, и увидел через наше чудо-стекло перепуганное, но исполненное решимости маленькое личико, окаймленное с двух сторон поднятым кверху воротником коричневого драпового пальто, а сверху кокетливой коричневой же вещицей, сдвинутой на правый глаз. Когда я отворил дверь, она произнесла на одном дыхании:
