Любой другой на месте Вульфа несомненно утратил бы дар речи, Вульф же в очередной раз продемонстрировал, что ошеломить его не так-то просто.
– Вы хотите сказать, – проревел он, – что вам было известно об этом гнусном заговоре? И вы знали о том, что готовится неслыханное покушение на мой вкус и пищеварение?
– Нет, что вы! Но я знаю, что там есть хинин.
– Хинин! – рявкнул Вульф.
Эми кивнула.
– Да. – Она протянула ко мне руку. – Можно взглянуть?
Я передал ей банку. Эми сняла крышку, прикоснулась к паштету кончиком мизинца, облизнула мизинец и принялась ждать результата. Ждать пришлось недолго.
– Бр-рр! – поморщилась Эми и дважды сглотнула. – Жуткая горечь! Да, это точно он. – Она поставила банку на стол. – Как странно…
– Вовсе не странно, – ворчливо сказал Вульф. – Лично я ничего странного в этом не нахожу. Вы говорите – в банке хинин. Вы сказали это, едва успев ее увидеть. Кто подложил его в банку?
– Не знаю. Именно поэтому я и пришла к вам: просить, чтобы вы это выяснили. Видите ли, мой дядя… Вы позволите мне все рассказать?
– Разумеется.
Девушка заерзала, снимая пальто. Я помог ей избавиться от него и отложил пальто в сторону, чтобы Эми могла поудобнее устроиться в кресле. Она поблагодарила меня милой улыбкой, в которой не было и тени хинина, а я уселся за свой стол, достал блокнот и открыл чистую страничку.
– Артур Тингли, – начала она, – это мой дядя. Брат моей мамы. Он владелец компании «Лакомства от Тингли». Он упрям, как дьяв… – Девушка осеклась и зарделась. – Словом, он жуткий упрямец. Он даже подозревает меня в истории с хинином на том лишь основании… Без малейших оснований!
– Вы хотите сказать, – возмущенно спросил Вульф, – что этот негодяй, зная, что его проклятые лакомства напичканы хинином, продолжает торговать ими?
– Нет, – покачала головой Эми. – Он вовсе не негодяй. Дело совсем в другом. Про хинин они узнали всего несколько недель назад. Посыпались жалобы, и со всей страны начали возвращать тысячи банок паштета. Дядя отдал их на анализ и выяснил, что во многих содержится хинин. Впрочем, испорчена лишь малая часть всей продукции – дело у дяди поставлено на широкую ногу. Он пытался провести расследование, и мисс Иейтс – она отвечает за производство – приняла все меры предосторожности, однако в некоторых последних партиях опять нашли хинин.
– Где расположена фабрика?
– Недалеко отсюда. На Западной Двадцать шестой улице, возле реки.
– Вы там работаете?
– Нет, но работала раньше, когда впервые приехала в Нью-Йорк. А потом… уволилась.
– Вам известно, что дало расследование?
– Ничего. Почти ничего. Мой дядя подозревает – он, по-моему, всех подозревает – даже своего сына Филипа, приемного сына. И меня! Ничего нелепее не придумаешь! Но больше всех он подозревает другого человека – вице-президента «П энд Б», «Провиженс энд Беверидж Корпорейшн». Компания «Лакомства от Тингли» известна с незапамятных времен – мой прадедушка основал ее семьдесят лет назад, – «П энд Б» пыталась ее выкупить, но дядя продавать отказался.
Он считает, что конкуренты подкупили кого-то из персонала фабрики и будут теперь шантажировать его, вынуждая продать компанию. Дядя думает, что мистер… что виноват тот самый вице-президент, о котором я говорила.
– Мистер?..
– Мистер Клифф. Леонард Клифф.
Голос ее едва заметно дрогнул, и я оторвал глаза от блокнота, чтобы посмотреть, что случилось.
Вульф спросил:
– Вы знакомы с мистером Клиффом?
– О да, – она снова заерзала в кресле. – То есть я хочу сказать… Словом, я его секретарша.
– Вот как? – Вульф закрыл глаза, потом наполовину приоткрыл их. – Значит, оставив работу у своего дяди, вы переметнулись во вражеский стан?
Эми вспыхнула.
– Нет, конечно! – с негодованием воскликнула она. – Вы говорите точь-в-точь, как мой дядя! Должна же я где-то работать! Я родилась и выросла в Небраске. Три года назад, когда умерла мама, я перебралась в Нью-Йорк и начала работать в конторе у своего дяди. Это продолжалось два года, а потом… работать стало неприятно, и мне даже трудно сказать, уволилась ли я сама или он меня уволил. Я нанялась в «П энд Б» стенографисткой, а шесть недель назад получила повышение, и вот теперь я секретарша мистера Клиффа. Если вам интересно знать, по какой причине мне стало неприятно работать у дяди…
– Неинтересно. Если это только не имеет отношения к хинину.
– Не имеет. Совершенно никакого.
– И тем не менее вас эта история достаточно взбудоражила, чтобы вы пришли ко мне. Почему?
– Потому что мой дядя слишком… – Она умолкла, прикусив губу. – Вы не представляете, какой он. Он пишет письма моему отцу, сочиняя про меня какие-то дикие небылицы, так что мой отец в ответ уже грозится приехать в Нью-Йорк – жуткая глупость! Не подкладывала я никакого хинина в этот дурацкий паштет! Возможно, я и предубеждена, но я точно знаю, что никакие их расследования ни к чему не приведут, но остановит их только вмешательство профессионала. – Эми ослепила Вульфа улыбкой. – Но я, право, в смущении. Дело в том, что я небогата…
– У вас есть кое-что лучше денег, – проворчал Вульф.
– Что?
– Везение. Вам повезло. То, ради чего вы ко мне пришли, я и сам собрался расследовать еще до того, как узнал о вашем существовании. Я уже сказал мистеру Гудвину, что мерзавец, который отравил мой паштет, горько раскается в содеянном. – Он поморщился. – Привкус остался до сих пор. Вы можете отвести мистера Гудвина на фабрику вашего дяди и представить его?
– Я… – Она кинула взгляд на наручные часы и замялась. – Я боюсь, что опоздаю на работу. Я отпросилась всего на час…
– Хорошо. Арчи, проводи мисс Данкен и возвращайся за указаниями.
На место военных действий я прибыл в три часа дня; банка, покоившаяся у меня в кармане, наполовину опустела – по дороге я заехал в лабораторию, где оставил часть горького лакомства на анализ.
Мрачное трехэтажное кирпичное здание на Западной Двадцать шестой улице дышало стариной. В самой его середине был проделан вымощенный булыжником туннель для грузовиков. Рядом с ним три ступеньки вели к широкой двери, на которой красовались растрескавшиеся и выцветшие буквы:
КОМПАНИЯ
«ЛАКОМСТВА ОТ ТИНГЛИ»
КОНТОРА
Оставив свой «родстер» на стоянке, я выбрался на мостовую и восхищенно уставился на роскошный серый лимузин «кросби» с номерными знаками ГД88, стоявший перед входом. «Случись какая-нибудь революция, – подумал я, – его я экспроприирую первым». Я уже водрузил ступню на нижнюю из трех ступенек, когда входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышел мужчина. На первый взгляд, трудно было представить, чтобы кто-нибудь называл его дядей Артуром, – бульдожья челюсть, квадратный подбородок, тонкие губы, неприятный рот, – но, не желая упускать возможную добычу, я преградил ему путь и спросил:
– Мистер Артур Тингли?
– Нет, – резко бросил он и оттер меня плечом, удостоив колючим взглядом холодных глаз такого же серого оттенка, как поджидавший его лимузин.
Я вовремя спохватился, что в кармане у меня лежит кусочек желтого мела, которым я сегодня утром помечал горшочки с орхидеями. Двумя прыжками обогнав невежу, я первым подскочил к машине, открытую дверцу которой уже услужливо придерживал шофер в ливрее, и быстро начертал крупный крест на сверкающей эмали.
– Не вздумайте стереть, – строго предупредил я и, прежде чем любой из них попытался ответить словами или действием, повернулся, проскочил в дверь и был таков.
Признаться, давно мне не приходилось посещать столь убогих и обветшавших заведений. Из тускло освещенного вестибюля вверх вела полуразрушенная лестница. Я осторожно пробрался по скрипучим ступенькам на второй этаж и, услышав гул машин и еще какие-то непонятные звуки, распахнул расшатанную дверь и очутился в приемной. Из-за зарешеченного окошка на меня близоруко выглянул чей-то прадедушка, и я, пытаясь перекрыть громкое гудение, проорал, что хотел бы потолковать по делу с мистером Артуром Тингли. После продолжительного недоуменного молчания мне было сказано, что мистер Тингли занят и неизвестно когда освободится. Я выдрал из блокнота лист бумаги, написал на нем «Хинин – срочно!» – и просунул в окошечко. Похоже, я попал в самую точку. Несколько минут спустя ко мне вышел косоглазый молодой человек и провел меня через лабиринт перегородок и по коридору в какую-то комнату.
За древним и готовым, кажется, рассыпаться в прах прямо у меня на глазах столом восседал незнакомый субъект, который разговаривал по телефону, а напротив на стуле сидела весьма пожилая женщина со статью и мимикой старшего сержанта. Поскольку телефонный разговор никак меня не касался, я стоял и внимательно прислушивался к каждому слову, но уловил только, что некий Филип должен появиться до пяти часов, иначе ему не сдобровать. Тем временем я разглядывал комнату, обставленную, судя по всему, еще подвыпившими индейцами после продажи Манхэттена.
