- Кого-нибудь конкретного? - поинтересовалась Таппенс. - Или кто под руку подвернется?
- Одну очень даже конкретную персону, - мрачно уточнил молодой человек.
- Все это крайне интересно, - сказала Таппенс. - Не расскажете ли вы нам поподробней?
- Меня зовут Рэйли, - сообщил рыжеволосый. - Джеймс Рэйли. Вы, наверное, слышали. Я написал небольшой томик пацифистских поэм - очень неплохих, можете мне поверить.
- Пацифистских? - переспросила Таппенс.
- Да, а что такое? - взвился юноша.
- Да нет, ничего, - поспешно ответила Таппенс.
- Я всегда за мир, - злобно сообщил мистер Рэйли. - К черту войну. Женщин - туда же! Женщины! Вы видели эту особь, что тут разгуливала? Джильда Гленн, как она себя называет. Джильда Гленн! Господи! Как я боготворил эту женщину! И знаете, что я вам скажу? Если у нее вообще есть сердце, оно отдано мне. Она любила меня когда-то, и я уж постараюсь, чтобы так оно и осталось. Если она решилась продаться этой навозной куче - я про Лэкон-берри - что ж, спаси ее Бог. Я лучше задушу ее собственными руками.
Сообщив это, он неожиданно вскочил и выбежал вон.
Томми поднял брови.
- Весьма своеобразная личность, - пробормотал он, - Ну что, Таппенс, пойдем?
Выйдя из гостиницы, они обнаружили, что в прохладном вечернем воздухе быстро разливается густой туман. Следуя инструкциям Эсткорта, они свернули налево и через несколько минут дошли до поворота, где, согласно указателю, начиналась Морган-авеню.
Туман сгустился. Он был совсем белым, и его мягкие волокна плавно колыхаясь, неспешно струились куда-то вдаль. Слева улицу огораживала высокая кладбищенская стена, справа - ряд маленьких домиков. Вскоре они кончились, и их место заняла высокая живая изгородь.
- Томми, - прошептала Таппенс, - мне что-то не по себе. Этот туман, и тишина... Мы как будто оторваны от всего мира.
- Да, - согласился Томми, - будто совсем одни на белом свете. Это из-за тумана, потому что ничего не видно. Таппенс кивнула.
- Только звуки наших шагов. Ох! Что это, Томми?
- Что такое?
- Мне показалось, я слышу позади нас шаги.
- Таппенс, если ты будешь взвинчивать себя и дальше, тебе скоро явится привидение, - мягко предупредил ее Томми. - Не дергайся ты так. Или боишься, что призрак полицейского подкрадется сзади и хлопнет тебя по плечу?
Таппенс тихонько взвизгнула.
- Ну, не надо, Томми, пожалуйста. Вот, теперь я буду все время об этом думать.
Она принялась вертеть головой, пытаясь разглядеть что-нибудь в окружающей их белой пелене.
- Вот, снова, - зашептала она. - Нет, теперь они впереди. Томми, только не говори, что ты их не слышишь!
- Ну, слышу что-то. Шаги позади нас. Кто-то еще спешит на поезд. Интересно только...
Он смолк на полуслове и остановился как вкопанный. Таппенс тихонько всхлипнула.
Поскольку туман перед ними внезапно распахнулся точно театральный занавес и там, меньше чем в двадцати футах, возникла, словно образовавшись из тумана, фигура огромного полицейского. Только что его не было, и вот он уже там - так, по крайней мере, показалось разгоряченному воображению молодой пары.
Туман откатился еще немного, и, словно на сцене, возникли декорации: синяя полицейская форма, красный почтовый ящик и очертания белого дома по правую сторону дороги.
- Красный, белый, голубой... - продекламировал Томми. - Чертовски живописно. Пойдем, Таппенс, здесь нечего бояться.
Он уже успел понять, что полицейский самый что ни на есть настоящий и, более того, вовсе не такой огромный, каким показался, вырисовавшись в тумане.
Не успели они двинуться, как сзади послышались шаги, и их обогнал запыхавшийся мужчина. Он свернул к белому дому, взбежал по ступенькам крыльца и принялся оглушительно стучать дверным молотком. Его впустили, как раз когда Томми и Таппенс поравнялись с полицейским, пристально наблюдавшим за ним.
- Похоже, джентльмен сильно спешит, - заметил он. Говорил он раздумчиво и неспешно, словно его мыслям, чтобы созреть, требовалось приличное время.
- Такие джентльмены вечно куда-нибудь да спешат, - обронил Томми.
Взгляд полицейского, такой же медлительный и задумчивый, как его голос, обратился на Томми.
- Ваш друг? - спросил он, и в его голосе отчетливо прозвучало подозрение.
- Нет, - ответил Томми. - Это не мой друг, но, так уж случилось, что я его знаю. Это Рэйли.
- А-а! - протянул полисмен. - Ну ладно, я пойду.
- А не подскажете, где здесь Уайт-хаус? - остановил его Томми.
Полицейский мотнул головой направо.
- Да вот он. Дом миссис Ханикот. Он немного поразмыслил и, решившись снабдить их еще более ценной информацией, добавил:
- На редкость нервная особа. Вечно ей мерещатся взломщики. Вечно требует, чтобы я лучше караулил. Обычное дело с пожилыми женщинами...
- Пожилыми? - переспросил Томми. - А вы, случайно, не знаете, не остановилась ли здесь некая молодая леди?
- Молодая леди, - повторил полицейский и вроде как бы задумался. - Молодая леди... Нет, не могу сказать, чтобы мне было известно об этом.
- Может, она вовсе и не остановилась здесь, Томми, - вставила Таппенс. - А может, просто еще не пришла. Она ведь вышла совсем незадолго до нас.
- Ах да, - внезапно молвил констебль. - Теперь я припоминаю, что какая-то дама действительно входила в калитку. Я как раз свернул на эту улицу. Должно быть, три или четыре минуты назад.
- На ней была накидка из горностая? - нетерпеливо спросила Таппенс.
- Да что-то вроде кролика действительно висело у нее на шее, - признал полицейский.
Таппенс улыбнулась, и полицейский двинулся в том направлении, откуда они пришли.
Едва Томми с Таппенс свернули в калитку, из дома послышался слабый приглушенный крик, потом дверь распахнулась и на порог вылетел Джеймс Рэйли. Его перекошенное ужасом лицо было совсем белым, а глаза невидяще смотрели вдаль. Он шатался, как пьяный.
Мимо Томми с Таппенс он пробежал, будто вовсе не заметив их, механически повторяя:
- Боже мой! Боже мой! О Боже мой!
Он уцепился за калитку, пытаясь сохранить равновесие, и вдруг, словно подстегнутый накатившей паникой, со всех ног бросился вниз по дороге в направлении прямо противоположном тому, в котором ушел полицейский.
* * *
Томми и Таппенс изумленно переглянулись.
- Похоже, - выдавил Томми, - в доме что-то случилось. Наш друг Рэйли выглядит сильно напуганным.
Таппенс, рассеянно водившая по калитке пальцем, подняла голову.
- И еще он вляпался где-то в непросохшую красную краску.
- Хм, - промычал Томми. - Кажется, нам нужно поспешить. Не нравится мне все это.
На крыльце появилась горничная в белом чепчике. От негодования она даже не сразу смогла заговорить.
- Нет, отче, вы когда-нибудь видели нечто подобное? - взорвалась наконец она, когда Томми одолел ступеньки крыльца. - Этот тип является сюда, требует молодую леди и, не спрашивая разрешения, прорывается к ней наверх. Она - а что ей, бедняжке, остается? - кричит, как дикая кошка, а этот - глядь - уже несется вниз, весь белый, точно повстречал привидение. Ну и что все это, скажите на милость, значит?
- С кем это ты там разговариваешь, Элен? - послышался из глубин дома скрипучий голос.
- Хозяйка, - сообщила Элен без особой на то нужды. Она отступила, и Томми оказался лицом к лицу с седовласой и худощавой пожилой особой, одетой во что-то черное, расшитое бисером. От ее ледяных голубых глаз веяло холодом даже через пенсне.
- Миссис Ханикот? - уточнил Томми. - Я пришел к мисс Гленн.
Миссис Ханикот окинула Томми пронзительным взглядом, потом повернулась к Таппенс и впитала в себя все до единой детали ее внешности.
- Вот как? - сказала она и уже более миролюбиво добавила:
- Вот как. Что ж, пожалуй, вы можете зайти.
Она провела их по коридору в дальнюю комнату, окна которой выходили в сад. Сама по себе комната была весьма больших размеров, но благодаря огромному количеству набитой туда мебели казалась маленькой и тесной. В камине полыхало яркое пламя, сбоку уютно пристроилась софа, обитая ситцем. Обои в тонкую серую полоску венчались у потолка рисованными розовыми гирляндами. Значительную часть обоев прикрывали многочисленные гравюры и картины маслом.
В общем, это была комната, поместить в которую роскошную Джильду Гленн воображение отказывалось наотрез.
- Садитесь, - предложила миссис Ханикот. - Прежде всего, надеюсь вы меня простите, должна сказать, что я весьма невысокого мнения о римской католической Церкви в целом. И уж тем более не ожидала увидеть ее служителя в своем доме. Но если Джильда подалась в католицизм - что ж, этого и следовало ожидать при ее образе жизни. Позволю себе заметить, что могло быть и хуже. Могла вообще остаться безбожницей. Хотя я, знаете, питала бы к вашей Церкви куда большее уважение, если б она позволяла своим служителям жениться. Все эти монастыри... Куча красивых молоденьких девушек, сидящих там взаперти, и кто знает, что из них вырастет? Нет, об этом даже думать не хочется.
