— Ваш муж занят в производстве пластиков?
Она кивнула.
— Его фирма — одна из крупнейших: «Р.И. Данди и компания». Правление находится на Сороковой улице, а сама фабрика в Бриджпорте. Этим, собственно, и ограничиваются мои познания. Он никогда не говорит со мной о делах или говорит очень мало. — В голосе Джудит неожиданно зазвучали металлические нотки. Голос у нее был богатого, сочного тембра, она мягко проговаривала согласные и очень четко, нараспев произносила гласные, отчего речь ее звучала напевно и приятно. И потому внезапное изменение тона показалось несколько даже ошеломляющим. — Как я могу выдать секреты, о которых понятия не имею? — напористо спросила она. — У меня никогда не было возможности узнать их. Да и вообще — просто идиотизм какой-то! Представьте, что ваша жена вдруг обвинит вас в том, что… что…
— Никогда не был женат. — Хикс сказал это таким тоном, что стало ясно: он не собирается заполнять имеющуюся вакансию. — Но мне понятно, что вы имеете в виду. А кто такой Джимми Вейл? Он тоже делает пластические материалы?
— Да, он возглавляет компанию «Репаблик продактс корпорейшн».
— Конкурент?
— Еще какой. Когда-то он и мой муж были друзьями, но только не теперь. Теперь муж называет его плутом и жуликом. Я мало об этом знаю, но, вероятно, Вейл какими-то обходными путями раздобыл формулы Данди. По крайней мере, мой муж так думает. Эта история тянется уже не то два, не то три года.
— Вы хорошо знаете Вейла?
— Когда-то знала довольно хорошо, но уже давно не видела его.
— Не были ли вы недавно в его офисе?
— Никогда не была. Даже не знаю, где находится его контора.
— Ваш муж спросил, не выудили ли вы сведения у Брегера. Кто такой Брегер?
Джудит Данди слегка улыбнулась — не то презрительно, не то насмешливо.
— Герман Брегер, — произнесла она, раскатисто выговаривая букву «р» и приглушенно букву «г» своим приятным голосом, что сильно отличалось от гнусавого выговора самого Хикса. — Он ученый. По мнению моего мужа, гений. Не знаю, может быть, и так. Он занимается исследованиями и делает потрясающие открытия. Работает в компании уже несколько лет. Он не захотел работать в Бриджпорте, говорит: там слишком многолюдно. Поэтому муж оборудовал для него лабораторию в Вестчестере, недалеко от местечка под названием Катона. — На ее губах опять мелькнула улыбка. — Он из тех, кого называют чудаками.
— Вы с ним знакомы?
— О да. В личном плане не очень близко, если так можно выразиться, но я часто вижу его. Муж то и дело приглашает его сюда. Он приезжает два раза в месяц, обедает у нас дома, вечера они с мужем проводят за деловыми разговорами. Да, кстати, я сказала, что никогда не имела возможности узнать какие-либо секреты. Вероятно, это слишком категоричное утверждение. Однажды мистер Брегер оставил у нас на ночь свой портфель, не исключено, что он был набит секретами. Наверняка не скажу, потому что не заглядывала в него. Но, очевидно, что-то важное в нем было, так как на следующий день мой сын специально за ним приехал.
— Когда это случилось?
Она пошевелила губами:
— Примерно месяц назад.
— Ваш сын тоже связан с компанией?
— Да, связан. Ему двадцать четыре года. — Судя по тону, ей с трудом верилось, что ее сыну так много лет, и, честно говоря, основания для этого у нее были. — В июне он закончил аспирантуру в Массачусетском технологическом институте и теперь работает вместе с мистером Брегером. — Она нетерпеливо пошевелилась на диване. — Но это не имеет никакого отношения к делу, не так ли? — Она, точно в молитве, сложила руки и улыбнулась ему. — Помогите мне, пожалуйста. Все это так нелепо, я чувствую себя абсолютно беспомощной! Я обратилась к нашему давнишнему другу — он был шафером на нашей свадьбе, — он дважды разговаривал с мужем. Сегодня утром я ездила к нему на работу, к этому другу, — он сказал, что мой муж наотрез отказывается обсуждать этот вопрос и что он бессилен повлиять на него. Поэтому я и подумала, что придется обратиться в сыскное агентство, и тут увидела вас и вспомнила содержание той статьи.
Она протянула руку.
— Вы мне поможете, да? Конечно, хоть вы и презираете деньги, я в состоянии заплатить вам столько, сколько вы запросите… — Она в смущении замолкла.
— Деньги я не презираю. — Хикс откровенно разглядывал ее, в его немигающих глазах загорелся огонек, и выражение дерзости в пристальном кошачьем взгляде усилилось. — Что бы там ни написали в той статье, я не олух. Могу сказать одно — чертовски любопытно будет выяснить, действительно ли вы продали производственные секреты мужа и теперь хотите узнать, какие у него имеются доказательства.
Готов также согласиться с тем, что мне понадобится примерно… — он сделал непродолжительную паузу, — примерно двести долларов.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я вам сказала чистую правду, мистер Хикс.
— О'кей. — Выражение его глаз не изменилось. — Пусть это будет шутка. Как я сказал, мне понадобятся наличные. И ваша фотография, хорошая, красивая, художественная фотография. Может быть, вы мне расскажете еще что-нибудь?
Но ничего больше рассказать она не смогла. Во всяком случае, ничего стоящего или существенного, хотя отвечала на его вопросы еще с полчаса. Когда немного погодя Хикс ушел, то он унес в кармане чек, а под мышкой конверт с большой фотографией Джудит Данди, весьма привлекательной и даже красивой женщины с кокетливо вздернутой головкой и интригующей улыбкой на устах. Он не стал объяснять, зачем ему понадобилась эта фотография. Выйдя на улицу, он направился к своей машине, сел в нее и завел мотор.
На перекрестке Мэдисон-авеню в районе сороковых улиц по телефону-автомату для полиции разговаривал с сержантом полицейского участка новичок постовой:
— …Я находился тут на тротуаре, и вот как раз возле меня останавливается это такси, из машины выходит водитель, говорит мне: «Здравствуйте, офицер» — и протягивает листок бумаги. Я разворачиваю его, а там написано… вот это, читаю вам вслух: «Позвоните, пожалуйста, по номеру Шеридан 9-8200 и передайте Джейку, дежурному, — пусть он пошлет кого-нибудь забрать отсюда мою машину. Сам я отвезти ее не могу: меня преследует полиция». И подпись: «А. Хикс». Это же имя значится и на карточке водителя в такси. Почерк неразборчивый, и, пока я читал записку, он исчез. Пропал из виду. Я начал…
— Как он выглядел?
— Лет примерно тридцати пяти, среднего роста, вроде бы медлительный — во всяком случае, так мне показалось вначале, — большой рот, забавный взгляд — как у китаезы… нет, не как у китаезы…
Сержант хохотнул.
— Он самый. Альфред Хикс, иначе говоря — Альфабет Хикс. Не выбрасывай эту записку. Передашь ее мне.
— Может быть, я смогу отыскать его, если…
— Забудь об этом. Окажи любезность и позвони до номеру, который он указал.
— Вы хотите сказать, — постовой взвизгнул от возмущения, — что это просто дерзкая выходка?
— Чертовски дерзкая. — Сержант опять хихикнул. — Он же сэкономил пятицентовик, верно?
Приятно было бы констатировать, что проблема Джудит Данди разрешена в тот же вечер в среду, но это не соответствовало бы фактическому положению дел. Хотя Хикс и предпринял кое-какие шаги, но единственно ощутимое продвижение вперед свелось всего лишь к расходованию денег Джудит Данди, и началось это с обналичивания ее чека.
Основные расходы распределились следующим образом:
Комплект одежды — 65,00 долл.
Перочинный ножичек — 2,50 долл.
Двухфунтовая коробка шоколада — 2,25 долл.
Денежный перевод для Британского фонда помощи военнослужащим — 100,00 долл.
Фотографии Мирны Лой, Бетти Дэвис, Дины Дурбин и Ширли Темпл — 4,00 долл.
Итого — 173,75 долл.
В тот же вечер в семь часов Хикс ел спагетти в семейном кругу на кухне владельцев итальянского ресторана на Восточной Двадцать девятой улице и вел спор о Муссолини. В девять часов ночи посуду убрали и принялись играть в карты. В полночь Хикс поднялся в свою комнату, за которую он платил шесть долларов в неделю.
Переодевшись в желтую в коричневую полоску пижаму, он уселся на край кровати, открыл коробку шоколада и глубоко вдохнул в себя приятный запах.
— Нет, сначала я его отработаю, а потом съем, — пробормотал он.
Если бы он только знал, чем обернется эта случайная работенка, то вполне мог бы добавить: «Если останусь жив».
В приемной административной службы корпорации «Репаблик продактс», разместившейся высоко над Лексингтон-авеню, сидела за столом секретарша и пыталась подавить зевоту. Проиграв в этой борьбе, она прикрыла рот ладонью. Утро, пять минут десятого, четверг. Жизнь представлялась ужасно нудной. Ноги ныли. Танцы чуть не до часу ночи, неполных шесть часов сна, потом пришлось стоять в подземке… С нее хватит, эти штучки не для ее возраста… Когда она была моложе — все ничего, а теперь ей уже двадцать три, почти двадцать четыре…
