— Ты ему не нравишься. Он не любит женщин.
— Ему нравится, что я интересуюсь орхидеями. И, кроме того я написала ему, что у меня для него есть работа, за которую я сама с ним расплачусь. Он не пожелал даже поговорить со мной по телефону.
— Какая работа? — посмотрел на нее я.
Уголок ее рта приподнялся.
— Хочешь знать?
— Иди к черту.
— Скажи, Эскамильо, я для тебя что-нибудь значу?
— Нет.
— Глупости! Мне нравится, как ты подергиваешь носом, когда чуешь работу. Этот случай касается моей приятельницы, или просто доброй знакомой. Ее зовут Энн Эймори. Я беспокоюсь за нее.
— Я вижу, ты беспокоишься о девушке по имени Энн Эймори или о какой-либо другой, за исключением той, которую зовут Лили Роуэн.
Лили погладила меня по руке.
— Вот это больше похоже на тебя. Так или иначе, а мне нужен был предлог, чтобы повидать Ниро Вульфа, потому что Энн попала в беду. Все, что ей на самом деле требовалось, был совет. Она узнала об одном человеке нечто такое, что поставило ее в тупик.
— Что она узнала и о ком?
— Понятия не имею. Мне она не сказала. Ее отец раньше работал у моего отца, и я помогала ей, когда он умер. Она работает в национальной лиге голубеводства и получает тридцать долларов в неделю. — Лили задрожала. — Господи боже, подумать только — тридцать долларов в неделю! Конечно, это не намного хуже, чем тридцать долларов в день. На такие деньги практически нельзя жить. Она пришла и попросила порекомендовать ей адвоката. Она явно была чем-то расстроена. Сказала только, что ей довелось узнать нечто страшное о ком-то, но из нескольких слов, ею оброненных, я поняла, что речь идет о ее женихе. И решила, что ей лучше обратиться к Ниро Вульфу, чем к какому-нибудь адвокату.
— И он не пожелал тебя видеть?
— Да.
— Энн не упоминала ничьих имен?
— Нет.
— Где она живет?
— В южной части города, недалеко от вас. Барнум-стрит, 316.
— А кто ее жених?
— Не знаю. — Лили погладила меня по руке. — Послушай, ты мужественный герой, где мы сегодня поужинаем? У меня?
Я покачал головой.
— Я на службе. Твое отношение к базам в Ирландии — чистой воды провокация. Насколько мне известно, ты шпионишь в пользу Ирландии. Я считаю тебя неотразимой, но мне приходится не забывать о собственной чести. Я предупредил тебя в тот день в палатке, где расположилась методистская церковь, что мой духовный мир…
Она перебила меня, и так это продолжалось еще с час, пока самолет не сел в аэропорту Ла Гардиа. Отделаться от нее там я не сумел. Мы взяли такси и поехали в Манхэттен, но возле «Рица», где у нее была собственная цитадель и перед которым, я знал, она не позволит себе устраивать сцену, я со своим багажом перебрался в другое такси и попросил водителя отвезти меня в дом Вульфа на Тридцать пятой улице.
Несмотря на стычку с Лили, пока мы ехали в южном направлении, а затем повернули на запад, настроение у меня росло. Не понимаю почему, но мне казалось, что я отсутствовал гораздо больше двух месяцев. Я узнавал магазины и здания с таким чувством, будто был их владельцем, не сделавшим ни единой попытки посмотреть на них раньше. Я не послал телеграммы о своем приезде, решив доставить себе удовольствие, застав их врасплох, и, естественно, надеялся увидеть Теодора среди орхидей в оранжерее, Фрица на кухне колдующим над кастрюлями, а самого Ниро Вульфа за письменным столом, хмурясь над атласом или ворча над книгой, которую он читает. Нет, в кабинете его нет. Он спускался из оранжереи ровно в шесть, значит, сейчас он будет наверху вместе с Теодором. Я поздороваюсь с Фрицем в кухне, проскользну в свою комнату и буду ждать, пока не услышу, как Вульф на лифте спускается к себе в кабинет.
Ни разу в жизни я не был так потрясен. Ни разу.
Я вошел, открыв дверь собственным ключом, который так и продолжал висеть у меня на кольце с прочими ключами, бросил свои чемоданы в прихожей, вбежал в кабинет и не поверил собственным глазам. На столе у Вульфа высились пачки невскрытой корреспонденции. Я подошел поближе и увидел, что с его стола не стирали пыль, наверное, лет десять, как, впрочем, и с моего. Я повернулся лицом к двери и почувствовал, что в горле у меня появился комок. Либо Вульф, либо Фриц умерли, единственный вопрос, кто из них. Я бросился на кухню, и то, что я там увидел, убедило меня, что умерли они оба, не сомневался я. Ряды сковородок и кастрюль были запыленными, равно как и банки со специями.
Снова к горлу подступил комок. Я открыл кухонный шкаф и убедился, что, кроме вазы с апельсинами и шести картонок с черносливом, там ничего не было. Я открыл холодильник, и его вид меня прикончил. Четыре головки салата, четыре помидора и миски с яблочным соусом — вот и все. Я бросился к лестнице.
Один пролет наверх — в комнате Вульфа и во второй рядом никого не было, но мебель стояла на своих местах. То же самое в двух комнатах на следующем этаже, одна из которых принадлежала мне. Я побежал выше, в оранжерею. В четырех ее отсеках под стеклом стояли орхидеи, сотни орхидей в цвету, затем в том отсеке, где растения были еще в горшках, я наконец-то обнаружил признаки человеческой жизни. На табурете у стола сидел Теодор Хорстман, делая записи в дневнике цветоводства, который прежде вел я.
— Где Вульф? — спросил я. — Где Фриц? Что у вас тут, черт побери, происходит?
Теодор дописал слово, промакнул невысохшие чернила, повернулся ко мне и проскрипел:
— Здравствуй, Арчи. Они отправились делать упражнения. Тренироваться, говорят они. Тренироваться на воздухе.
— С ними все в порядке? Живы?
— Конечно, живы. Тренируются.
— Что тренируют?
— Друг друга. Или, пожалуй, более точно, тренируют себя. Они собираются на службу в армию, сражаться. Я же остаюсь приглядывать за домом. Мистер Вульф хотел избавиться от цветов, но я уговорил его оставить их под моим надзором. Мистера Вульфа цветы сейчас не интересуют; он поднимается сюда только, чтобы попотеть. Он должен потеть изо всех сил, чтобы сбросить вес, а кроме того, закаляться, поэтому они с Фрицем направляются к реке и занимаются там быстрой ходьбой. На следующей неделе они намерены перейти на бег. Мистер Вульф сейчас на диете и перестал пить пиво. На прошлой неделе он был простужен, но нынче все в порядке. Он не покупает хлеба, сливок, масла, сахара и множества других продуктов, и мне приходится самому покупать их себе.
— Где они тренируются?
— У реки. Мистер Вульф добыл разрешение от городских властей тренироваться на пирсе, потому что на улице над ним потешались мальчишки. Мистер Вульф очень настойчив в своих намерениях. Все остальное время он проводит здесь потея. Он мало разговаривает, но я слышал, как он объяснял Фрицу, что если каждый их двух миллионов американцев убьет десяток немцев…
Мне надоел скрипучий голос Теодора. Выйдя из оранжереи, я снова спустился в кабинет, взял тряпку и стер пыль с собственных стола и стула, сел, поставив на место фигурки собак, которые украшают мой стол, и сердито посмотрел на пачки корреспонденции на столе у Вульфа.
Господи боже, подумал я, ну и возвращение домой! Неужто я не мог предугадать, что произойдет нечто подобное, если я предоставлю его самому себе. Это не только плохо, это может быть безнадежно. Олух! Здоровенный толстяк! А я-то сказал генералу, что знаю, как с ним обращаться. Что мне теперь делать?
В 5:50 я услышал, как отворилась и затворилась парадная дверь, раздались шаги в прихожей, и на пороге появился Ниро Вульф, а за его спиной и Фриц.
— Что ты здесь делаешь? — пророкотал Вульф.
Всю жизнь я буду помнить это зрелище. Я онемел. Он ничуть не стал меньше, он выглядел так, будто из него выпустили воздух. На нем были его собственные, старые, из голубой саржи брюки и грубые армейские башмаки, каких я никогда не видел. Вот свитер был мой, темно-бордовый, который я однажды купил для загородной прогулки, и несмотря на то, что Вульф уменьшился в окружности, свитер был так натянут, что сквозь него проглядывала его желтая рубашка.
— Входите! Входите! — обрел я язык.
— Я сейчас в кабинет не вхожу, — отозвался он, и вместе с Фрицем они повернулись и направились в кухню.
Я посидел, кривя губы, хмурясь и прислушиваясь к звукам, доносившимся до меня, потом встал и пошел к ним. По-видимому, Вульф отказался и от столовой, потому что я застал их в кухне за маленьким столиком, где они с Фрицем ели чернослив, а миска с салатом и помидорами, но без соуса дожидалась своей очереди. Прислонившись к длинному кухонному столу, я, саркастически улыбаясь, смотрел на них.
— Ставите эксперимент? — ласково спросил я.
Ложкой Вульф вытащил изо рта косточку чернослива и бросил в тарелку. Он посмотрел на меня, но старался, чтобы я этого не заметил.
— И давно ты стал майором? — поинтересовался он.
— Три дня назад. — Я не мог оторвать от него взгляда. Не верил собственным глазам. — Меня повысили чином благодаря умению вести себя за столом. Теодор сказал мне, что вы собираетесь вступить в армию. Разрешите спросить: в каком качестве?
