– Я сейчас позову Салли, – сказала она, – давайте сменим тему. Рискую вызвать ваше недовольство, но хотела бы спросить вас о церковном празднике. Конечно, вам кажется, что я пригласила вас под каким-то надуманным предлогом, но мы на самом деле должны назначить дату.
Когда Салли появилась в столовой, разговор был столь скучным и мирным, что даже Кэтрин Бауэрз была довольна. На эту тему каждый мог разглагольствовать сколько заблагорассудится.
Мисс Лидделл наблюдала, как Салли Джапп обходит стол. Можно было подумать, что беседа за ужином впервые возбудила в ней желание как следует разглядеть девушку. Салли была очень тоненькая. Тяжелые золотисто-рыжие пряди волос, выбившиеся из-под наколки, казались слишком тяжелой ношей для нежной головки. Руки еще детские, длинные, с острыми локтями, с красноватой кожей. Пухлые губы скромно поджаты, в зеленых глазах сосредоточенность. Ни с того ни с сего на мисс Лидделл накатила волна умиления. Салли и впрямь прекрасно справляется со своими обязанностями, просто прекрасно! Она подняла глаза, чтобы перехватить взгляд девушки, одарить ее улыбкой одобрения и поддержки. И встретила ответный взгляд. Секунды две они смотрели друг на друга. Потом мисс Лидделл вспыхнула и опустила глаза. Нет, она ошиблась! Да как же Салли осмелилась так смотреть на нее! В смятении и ужасе она пыталась понять, что ее поразило. Еще до того, как она изобразила на своем лице это самое одобрение, она прочитала в глазах девушки не покорную благодарность, олицетворением которой Салли Джапп из приюта св. Марии всегда была, а веселое пренебрежение, намек на какую-то тайну и неприязнь, столь явную и сильную, что это просто пугало. Потом зеленые глаза потупились, и непонятная Салли снова превратилась в послушную, покорную Салли, самую любимую заблудшую овечку, пользующуюся особым благоволением мисс Лидделл. Но тот момент не прошел бесследно. Мисс Лидделл просто дурно сделалось от мысли, озарившей ее. Ведь она дала Салли отличную рекомендацию. Девица вроде бы отвечала всем требованиям. Была, можно сказать, высокой пробы. Даже слишком хороша, чтобы батрачить в Мартингейле. Но назад ходу нет. Поздно решать, мудро она поступила или глупо. Самый печальный исход – позорное возвращение Салли в приют. Впервые мисс Лидделл поняла, что, порекомендовав свою лучшую воспитанницу в Мартингейл, она навлекла на свою голову неприятности. Но ей не дано было предугадать их размеры, равно как и то, что венцом их станет убийство.
Кэтрин Бауэрз, приехавшая в Мартингейл на уик-энд, за столом помалкивала. Она была девушкой честной и искренней, и, когда поняла, что она на стороне мисс Лидделл, ей стало не по себе. Слов нет, Стивен весьма благородно и великодушно заступился за Салли и ее подруг по несчастью, да еще с такой страстью заступился, но Кэтрин он разозлил, вот так она начинала сердиться, когда ее друзья, не имевшие отношения к медицине, разглагольствовали о благородстве ее профессии. Романтика вещь прекрасная, но что толку от нее тем, кто носится с подкладными суднами или имеет дело с правонарушителями. Ее так и подмывало сказать это вслух, но присутствие Деборы, сидевшей напротив, лишало ее дара речи. Ужин, как и все неудачные светские мероприятия, длился бесконечно. «Ну как можно, – думала Кэтрин, – так долго пить кофе, и пора бы уж мужчинам раскуривать трубки». Наконец все кончилось. Мисс Лидделл заспешила в свой приют, заметив, что ей спокойнее, когда мисс Поллак не остается слишком долго одна. Мистер Хинкс, пробормотав что-то о том, что ему надо подготовиться к завтрашней службе, растворился в весеннем воздухе, словно бесплотный дух. Дебора Макси и доктор Эппс безмятежно болтали о музыке, пристроившись у камина в гостиной. Кэтрин предпочла бы говорить о чем-нибудь другом. Лучше телевизор поглядеть, но телевизор в Мартингейле только у Марты в комнате. Если уж говорить, то о медицине. Доктор Эппс, естественно, воскликнул бы: «Конечно вы ведь санитарка, мисс Бауэрз; повезло Стивену – рядом с ним человек, который живет теми же профессиональными интересами, что и он». Потом они втроем станут болтать, к ним подсядет Дебора, но на этот раз ей придется помалкивать – пусть знает, что мужчины устали от хорошеньких бестолковых женщин, хотя они и в роскошных нарядах, и что Стивену на самом деле нужен единомышленник, коллега, способный беседовать с его друзьями толково, со знанием дела. То были заманчивые мечты, и, как большинство мечтаний, они не имели ни малейшего отношения к реальности. Кэтрин сидела, протянув руки к тонким язычкам пламени в камине, и старалась выглядеть непринужденной, пока другие говорили о композиторе с каким-то нелепым именем Питер Уорлок; она о нем ничего не знала, вроде очень давно жил, но не помнила когда. Дебора, естественно, заявила, что не понимает его, но, как всегда, ее невежество выглядело милым. Потом завела с Кэтрин разговор (как поживает миссис Бауэрз, видите ли, ей интересно), до чего же высокомерная особа. Но тут, к счастью, вошла новая горничная сообщить доктору Эппсу, что у женщины с дальней фермы начались схватки. Доктор поднялся с явной неохотой, встряхнулся, словно лохматый пес, и раскланялся.
Кэтрин сделала последнюю попытку.
– Сложный случай, доктор? – спросила она бодро.
– Да нет, мисс Бауэрз. – Доктор Эппс обвел рассеянным взглядом гостиную в поисках своей сумки. – У нее уже трое. Милая женщина, хрупкая, просто ей легче, когда я подле нее. А почему – одному Господу известно! Она может родить, как говорится, не моргнув глазом. Всего доброго, Элеонора, благодарю за прекрасный ужин. Я собирался подняться к Саймону перед уходом, но, если позволите, загляну завтра. Вам, верно, надо новую порцию снотворного. Я захвачу с собой.
Он раскланялся и, тяжело ступая, направился в сопровождении миссис Макси в холл. Вскоре собравшиеся услышали, как на подъездной аллее взревел мотор его машины. Эппс предпочитал маленькие быстрые машинки, из которых выбирался с превеликим трудом, за рулем он смахивал на хитрого старого медведя, отправившегося на пирушку.
– Давайте пройдемся в конюшни, – предложила Дебора, когда звук мотора замер вдали. – Посмотрим на Боукока и его лошадей. Конечно, если Кэтрин согласна прогуляться.
Кэтрин очень даже не прочь была прогуляться, но не с Деборой. Поразительно, почему Дебора не замечает или делает вид, что не замечает, что им со Стивеном хочется остаться вдвоем. Но уж если Стивен не объяснил ей, то Кэтрин тем более не станет это делать. Скорее бы им пожениться, развязался бы он со своими родственниками. «Вампиры, а не люди», – думала Кэтрин, которой доводилось встречаться с такой породой во время своих «вылазок» в мир современной литературы. Дебора, ни сном ни духом не ведавшая о своих жутких наклонностях, вышла через балконную дверь и пошла по лужайке.
Конюшни раньше принадлежали Макси, а теперь были собственностью Сэмюэля Боукока; они находились в двухстах ярдах от дома, по другую сторону лужайки. Старина Боукок чистил упряжь при свете фонаря, насвистывая сквозь зубы. Коренастый шатен с лицом гнома, раскосыми глазками и большим ртом; он встретил Стивена с нескрываемой радостью. Они пришли посмотреть на трех лошадей, с которых Боукок начал свой небольшой бизнес. «И чего ради Дебора суетится вокруг этих лошадей, – думала Кэтрин, – смешно же это – прижимается к мордам, сюсюкает с ними, точно они люди. Это в ней инстинкт материнский бурлит впустую, – думала она со злостью. – Лучше бы свою энергию в палате, на больных ребятишек тратила. Хотя что с нее проку?» Кэтрин хотелось поскорее вернуться в дом. Конюшня сияла чистотой, но остался терпкий запах лошадей – видно, их сегодня здорово нагоняли, – почему-то он подействовал на Кэтрин возбуждающе. Один раз тонкая смуглая рука Стивена оказалась совсем близко от ее руки на шее лошади. Непреодолимое острое желание дотронуться до нее, ударить ее, даже поцеловать заставило Кэтрин закрыть глаза. А потом, в темноте, всплыли другие сладостные, смущающие воспоминания – та же рука проводит полукруг у нее на груди, она кажется еще смуглее на фоне белизны, медленно и нежно движется эта рука, предвестница наслаждения. Кэтрин, почти шатаясь, вышла в весенние сумерки, за спиной звучали медленная, нерешительная речь Боукока и энергичные голоса Макси, наперебой отвечающие ему. И снова подступил этот смертельный ужас; с тех пор как она влюбилась в Стивена, с ней такое случалось. Он накатывал неожиданно, парализуя волю и здравый смысл. В эти минуты все становилось нереальным, и она почти физически ощущала, что ее надежды рушатся как песочные замки. Причиной своих несчастий и двусмысленного положения она считала Дебору. Дебора – ее враг. Дебора-то была замужем, ей-то улыбнулось счастье. Дебора, хорошенькая, эгоистичная и пустая. Кэтрин прислушивалась в сгущающихся сумерках к голосам, в ней клокотала ненависть, доводя ее до одурения.
