— Дерулар внезапно сильно покраснел и упал на пол, — только и сказал он.
Больше там выяснять было нечего. Поэтому я направился в кабинет, на место происшествия, и попросил оставить меня одного. Однако и там я не обнаружил ничего, что подтвердило бы подозрения мадемуазель Меснар. Что мне оставалось делать, мой друг? Только предположить, что она заблуждается. Видимо, она испытывала к покойному романтическое влечение, что мешало ей объективно оценить события. Тем не менее я снова самым тщательным образом осмотрел кабинет. Возможно, в кресло покойного депутата воткнули иглу, укол которой оказался смертельным. При этом безусловно рассчитывали на то, что оставшаяся ранка будет незаметной. Но я не смог обнаружить никаких подтверждений этой версии. В отчаянии я бросился в кресло.
— Enfin![8] Я отказываюсь от расследования! — с досадой воскликнул я, — Нигде ни единой зацепки! Ничего, что настораживало бы!
И тут мне на глаза вдруг попалась большая коробка шоколада, лежавшая на столике. Сердце мое забилось сильнее. Она могла не содержать в себе разгадку смерти мосье Дерулара, но, по крайней мере, в ней было что-то немного странное… Я снял крышку: все конфеты были на месте, — но это только делало еще более необычным то, что бросилось мне в глаза. Видите ли, Гастингс, коробка была розовой, а ее крышка — голубой. Конечно, часто можно видеть на розовой коробке голубую ленту, и наоборот, но коробку одного цвета и крышку другого — такого решительно не могло быть. С a ne se voit jamais![9]
Я еще не знал, каким образом эта деталь сможет мне пригодиться, но все же решил разобраться, в чем тут дело, поскольку коробка эта очень меня заинтриговала.
Я вызвал звонком Франсуа и спросил, любил ли его хозяин шоколадные конфеты. Легкая улыбка появилась на его губах.
— Очень любил, мосье. В доме всегда имелась коробка шоколада. Вы же знаете, он совсем не пил.
— Однако эта коробка не тронута. — Я поднял крышку и показал слуге.
— Извините, мосье, но это новая коробка, поставленная сюда как раз в день его смерти, предыдущая уже заканчивалась.
— То есть другая коробка шоколада кончилась в день его смерти? — решил уточнить я. — Это так?
— Да, мосье, я нашел ее утром пустой и выбросил.
— Мосье Дерулар ел шоколад в течение всего дня?
— Чаще всего после обеда, мосье.
В потемках, окружавших меня, забрезжил свет.
— Франсуа, вы умеете хранить тайну? — спросил я.
— Если это необходимо, мосье.
— Bon![10] В таком случае знайте, что я из полиции. Не могли бы вы отыскать мне ту, предыдущую коробку?
— Несомненно, мосье. Она в мусорном ящике. Он вышел и вернулся через несколько минут с покрытой пылью коробкой. Она была точной копией той, которую я держал в руках, а отличалась только тем, что нижняя часть ее была голубой, а крышка розовой. Я поблагодарил Франсуа — еще раз попросил его хранить молчание и без лишних церемоний покинул дом на проспекте Луизы.
Сразу после этого я зашел к врачу мосье Дерулара. С ним мне пришлось нелегко. Он буквально засыпал меня всякими мудреными терминами, тем не менее у меня возникло подозрение, что он не был безоговорочно уверен в том, что это был удар.
— Было много характерных признаков, — сказал он, когда я попытался выудить у него что-нибудь. Ведь сами понимаете — внезапная вспышка гнева, сильные эмоции после плотного обеда, c'est entendu,[11] от ярости кровь бросается в голову — и все!
— Но у мосье Дерулара не было сильных эмоций.
— Не было? Я был уверен, что у него произошла серьезная ссора с мосье де Сен-Аляром.
— С чего бы это вдруг?
— C'est evident![12] — Доктор пожал плечами. — Мосье де Сен-Аляр католик, да еще один из самых фанатичных! Дружба этих людей была отравлена вечными спорами по поводу отношений между Церковью и государством. Ни одного дня не проходило без стычек. В глазах мосье де Сен-Аляра Дерулар был чуть ли не Антихристом.
Для меня это было неожиданностью и предоставило мне новую пищу для размышлений.
— Еще один вопрос, доктор: можно ли начинить смертельной дозой яда, скажем, шоколадную конфету?
— Полагаю, можно, — подумав, ответил врач. — В этом случае могла бы быть использована чистая синильная кислота, конечно, если исключить возможность испарения и поместить ее в герметичную упаковку. Впрочем, можно использовать и любое другое вещество — крошечную крупинку легко проглотить даже не заметив. Впрочем, шоколад, наполненный морфием или стрихнином… — Он поморщился. — Вы понимаете, мосье Пуаро, достаточно одной конфетки с отравой! Правда, человек, не разбирающийся в этих ядах, вряд ли с этим справится.
— Благодарю вас, доктор.
Я удалился. И не откладывая дела в долгий ящик, опросил всех аптекарей, особенно тех, чьи аптеки находились неподалеку от проспекта Луизы. Да, служить в полиции не так уж плохо. Все необходимые сведения я получил без проволочек. Только в одной аптеке я узнал о примечательном в этом смысле лекарстве, которое доставлялось в интересующий меня дом. Это были глазные капли сульфата атропина для мадам Дерулар. Я на некоторое время возликовал, поскольку знал, что если по ошибке принять атропин внутрь, можно отравиться. Но симптомы отравления атропином очень близки симптомам отравления трупным ядом и не имели ничего общего с тем, что произошло. Кроме того, рецепт был старым. Мадам Дерулар страдала катарактой обоих глаз уже долгие годы. Обескураженный, я направился к двери, когда меня остановил голос аптекаря:
— Минутку, мосье Пуаро. Как я помню, девушка, приносившая рецепт, упоминала, что должна будет зайти также в аптеку за углом. Попробуйте наведаться туда.
Я так и сделал. Еще раз воспользовавшись своим официальным положением, я получил все необходимые мне сведения. За день до смерти мосье Дерулара в аптеке отпустили лекарство по рецепту мистера Вилсона. Его, кстати, и не надо было специально готовить. Это были таблетки тринитрина. Я попросил показать их, и когда увидел — маленькие таблетки были в шоколадной облатке, — сердце мое бешено забилось.
— Это яд? — спросил я.
— Нет, мосье.
— А каково действие этих таблеток?
— Они понижают кровяное давление. Назначаются при некоторых формах сердечной недостаточности, грудной жабе например. Уменьшают артериальное давление. При атеросклерозе…
— Ма foi![13] — перебил я его. — Для меня это просто набор слов. Скажите, они могут вызывать сильное покраснение лица?
— Конечно.
— Предположим, я проглочу десять — двадцать таблеток, что тогда?
— Не советовал бы вам этого делать, — сухо ответил аптекарь.
— Но вы все же утверждаете, что это не яд?
— Многими лекарствами, которые не имеют с ядом ничего общего, можно отравиться, — Так же сухо ответил он.
Я вышел из аптеки окрыленным. Наконец-то дело сдвинулось с места.
Теперь я знал, что у Джона Вилсона было орудие преступления. Ну, а как насчет мотива? Он приехал в Бельгию по делу и попросил мосье Дерулара, которого знал достаточно поверхностно, чтобы тот принял его. Смерть Дерулара никоим образом не могла принести ему выгоды. Более того, запросив сведения из Англии, я обнаружил, что в течение нескольких лет он страдал серьезным заболеванием сердца, известным как грудная жаба, или стенокардия. Таким образом, то, что Вилсон пользовался этими таблетками, было вполне естественным. Тем не менее я был убежден, что кто-то прикасался к этим коробкам; сначала открыл одну и, убедившись, что она полная, закрыл. Затем вынул все оставшиеся шоколадки из другой и начинил их как можно большим количеством тринитрина. Шоколадки были довольно большие, в них могло войти от двадцати до тридцати таблеток. Но кто же мог это сделать?
В доме находилось двое гостей. У Вилсона было орудие. У де Сен-Аляра мотив. Помните, какой он был фанатик, а что может сравниться с религиозным фанатизмом? Не мог ли он воспользоваться тринитрином Джона Вилсона?
Внезапно мне в голову пришла одна идейка. А! Вы улыбаетесь моим маленьким идеям? Но слушайте дальше. Почему у Вилсона кончился его тринитрин? Он наверняка привез нужный запас лекарства из Англии — со стенокардией шутки плохи. Я снова зашел в дом на проспекте Луизы.
Самого Вилсона не было, но мне удалось поговорить с горничной, которая обычно убирала его комнату, — Филицией. Я спросил ее, правда ли, что у мистера Вилсона недавно пропал флакончик из ванной комнаты? Девушка ответила, что это действительно так и что в пропаже обвинили ее, Филицию. Английский джентльмен, вероятно, подумал, что она разбила флакончик и не захотела в этом признаться. А она к нему даже не прикасалась. Наверняка это сделала Жаннет, которая всюду сует свой нос.
Я прервал ее излияния и вышел. Теперь я знал все, что необходимо. Мне оставалось только подтвердить свои догадки доказательствами. Конечно, я чувствовал, что это будет не просто. Сам я был уверен, что флакончик с таблетками тринитрина из шкафчика Вилсона взял мосье де Сен-Аляр. Но для того, чтобы убедить в этом остальных, мне нужны были доказательства. А доказательства отсутствовали.
